– А ещё… – неслось мне вслед.
– Алефтина Витольдовна, я обязательно к вам зайду. Позже, – пообещал я, свесившись через перила. – Вы всё мне подробно расскажете.
– На чай? – недоверчиво поинтересовалась старушка.
– Почему же на чай?
– Нет уж! Приходите на чай! – воодушевилась она. – Знаете, у меня племянница есть… Золото, а не девушка!
– Она что-то знает о Льве Клыкове? – обречённо спросил я.
– Разузнает! – поклялась домовая и наконец скрылась за дверью.
– Без приворотных никак? – Я тоскливо взглянул на спутницу.
– Но зато у вас есть выбор, чьё выпить раньше, – успокоила меня девушка. – Тут, как говорится, кто успел, тот и съел.
И ободряюще похлопала меня по руке, всё ещё лежащей на перилах.
– А кто в тридцать шестой квартире живёт? – Я бросил взгляд на последнюю квартиру на площадке, обойдённую вниманием.
– Герман Францевич. Жрец Анубиса.
– В каком смысле «жрец»?
– А, ну книгу он такую написал: «Жрец Анубиса». Египтолог он. В командировке. Длительной.
– В Египте?
– Где же ещё?
– А жена у него есть?
– Какая жена?! Он – ж… египтолог же! – горячо возразила рыжая.
– А что? Топ-модели нынче – чистые мумии!
Ксения польщенно выпятила вперёд свои немумифицированные верхние округлости приятных форм.
Я ещё раз припомнил: точно не пил чая с приворотным или мне это только причудилось? Теперь я уже ни в чём не был уверен.
– Может, пообедаете, товарищ майор? – засуетилась Ксения, когда мы поднялись на третий этаж. – У меня и борщик свежий. Вчера сварила! Безо всяких добавок, папой клянусь! Для себя готовила.
На слово «борщ» желудок отреагировал положительно. Мозг констатировал, что времени подлить какую-нибудь гадость в еду у моей спутницы не было. А если она всё время будет со мной – то и не будет.
– Я подумаю, – пообещал я. – Что нас ждёт на четвёртом этаже?
– Встреча с прекрасным. Как вы относитесь к поэзии, Степан Борисович?
– К поэзии, в смысле: «Буря матом небо кроет…»? Тьфу ты, там вроде как-то по-другому было?
– Уже неважно. Звоните. – Напарница сделала приглашающий жест в сторону двери с номером «41».
Я позвонил.
– А кто здесь живёт? – уточнил я запоздало.
– Поэтесса, – тоном «кто же ещё?» ответила Ксения.
– Ну, это не страшно.
– Как сказать. Как сказать…
В этот момент дверь распахнулась. Причём уже после звонка, а не до, что, несомненно, говорило в пользу поэтессы!
Не знаю, зачем жильцу из тридцать шестой потребовалось ехать в Египет. Здесь обитала прекрасная мумия. В смысле, образцовая. Высокая, тощая, с торчащими из сарафана острыми, как катана ниндзя, плечами, бледными, с зеленцой, волосами и выдающимся носом, задранным вверх.
– Вы за автографом, дорогие мои? Приходите на творческий вечер! – с ходу приголубила нас поэтесса и попыталась закрыть дверь.
– Нет, я из полиции, – показал я удостоверение, раз девушке не хватило моей формы с погонами. – Хочу задать пару вопросов.
– И всё равно приходите на мой творческий вечер! – оживилась блондинка. – Завтра, в семь вечера, в нашем коворкинге на первом этаже! Думаю, мы сможем организовать для вас свободное место. Мы за сотрудничество с властями! – Она мелко кивала головой, будто клевала носом.
– Если буду свободен, – ответил я, чтобы не расстраивать блондинку. Так-то я по стихам не очень, прямо скажем. – Скажите, пожалуйста…
Девица остановила меня жестом.
– Минутку. Вдохновение… – Она приложила два пальца ко лбу и прикрыла глаза. – Сегодня меня посетил полицейский, И я испугалась внезапно недетски. Сурово взглянул на меня он, а я Присела, не в силах понять… – Тут её подвывающий голос стих, и глаза беспомощно распахнулись. – Не в силах понять…
Она смотрела на меня, будто в поисках рифмы. Но, боюсь, самый очевидный вариант ей не понравился бы.
– Вам нечего бояться, если вы не делали ничего противо…
– …Ничего! – воскликнула блондинка торжествующе. – Бессильно взглянула я на него, Не в силах понять ничего, ничего…
Она развела руки в стороны, будто ждала бурных, продолжительных аплодисментов.
– Чтобы вы что-то поняли, предлагаю дослушать вопрос до конца. Как вас зовут?
– Мирослава Лесная. Поэтесса. – Тут зеленоватая блондинка повернула лицо в профиль, видимо, считая, что в таком ракурсе выглядит лучше. – Правда, прямо как Ахматова?
Я неопределённо пожал плечами:
– Когда вы в последний раз…
Девица вновь заткнула меня поднятой ладонью и приложила пальцы к переносице, будто у неё внезапно заболела голова.
Может, и заболела.
Кто их, этих творческих натур, поймёт?
– Меня заподозрил он в страшных грехах. А я ведь не «ох», а я ведь не «ах»! Он будет сейчас приговор объявлять, – трагически продолжила она. – А мне и сказать-то нечего…
И тут она снова зависла.
А мне очень захотелось закончить в рифму.
– Я не выдвигаю никаких обвинений! Ответьте…
– В ответ! – засияла она. – Он спросит: скажите, сколько вам лет? Загадочно я промолчу лишь в ответ.
Она вновь выжидающе взглянула на нас с Ксенией. Ксюша держала лицо. Но удавалось ей это с трудом.
– Когда вы в последний раз видели… – Я не желал сдаваться.
– Вы – моя Муза! – В глазах блондинки забрезжило нечто напоминающее влюблённость. – Товарищ майор, вы не пачкайте карму, Не стойте у входа, подобно жандарму. Скажите, прошу, что нас ждёт, наконец, Неужто пришёл мне, подруги…
Да. Именно он. Только не ей, а мне.
– «Финал»! Да, конечно же, «финал»! – не желая замечать выражение моего лица и вообще ничего вокруг, возопила девица. – …Во мне он судьбу свою точно узнал, И ждёт нас, я верю, счастливый финал! Вы непременно должны прийти на мой творческий вечер! Я скажу, что эти стихи посвящены вам!
Если честно, я бы лучше выпил приворотное.
– Когда вы в последний раз видели Льва Клыкова из квартиры тридцать восемь? – наконец успел выпалить я.
– У Ядвиги спросите. Я… У меня вдохновение!.. Муза!.. – Она отправила мне воздушный поцелуй. – Являйся ко мне почаще!
И захлопнула дверь.