Глава 4 Николетта

– Думал, этим вечером предстоит понервничать. – Одну руку Брант кладет мне на талию, а другой подает бокал шампанского.

Неуверенно улыбаясь, я собираюсь ответить, но его увлекают в сторону мужчина в костюме-тройке и женщина, с головы до пят увешанная бриллиантами и в платье от Живанши.

Каждый на этом вечере покупатель, продавец или истинный ценитель художественной фотографии, но, похоже, по-настоящему здесь любит моего мужа только один человек, и это – я.

– Николетта? Бог мой, сколько лет. – Старая знакомая по «Беркшир гэллери» подходит ко мне, берет за руку и целует воздух возле моей левой щеки.

Не сразу вспоминаю ее имя, поскольку знала ее в прошлой жизни и очень недолго. Я едва начала там работать, когда на встречу к директору пришел красавчик-фотограф. А ушел он, унося номер моего сотового телефона и обещание встретиться за бокалом вина в ближайшую пятницу.

М… ее имя начинается на М.

Мэрайя… Мэри… Марин.

Точно.

– Марин, – восклицаю я, воспроизводя ту искусственную улыбку, которой пользуюсь весь вечер. – Как приятно тебя видеть. Рада, что смогла прийти.

Ее наманикюренная ладонь ложится на осыпанное веснушками декольте.

– Брант Гидеон в музее «Беллхаус»? Ты шутишь? Я бы не пропустила такое ни за что на свете. Это грандиозно. Помню его с тех пор, когда он начинал. Самый востребованный и голодный художник из тех, на кого я когда-либо положила глаз… а потом появляешься ты и просто крадешь его у меня.

Марин шлепает меня по руке.

– Ты же знаешь, я шучу, – говорит она, наклоняя голову и переставая улыбаться. – Вы двое возмутительно подходите друг другу, и я донельзя счастлива за тебя. Кстати, слышала, вы уезжали из города. Где провели эти дни?

Отпиваю шампанского и позволяю пузырькам пощекотать мне горло, а потом отвечаю:

– На севере штата.

Она оценивающе смотрит на меня, щурится.

– Ага. Не ожидала.

Приподнимая бровь, интересуюсь:

– В самом деле?

Марин пожимает плечами:

– Просто я представляла себе место… несколько более экзотичное. Учитывая его профессию.

– Мы путешествуем, но ему нравится уединение, – поясняю я. – Когда он не снимает.

– А тебе?

Выдерживаю паузу. С учетом того, что с двадцати двух лет я с ней не виделась, ее вопрос отдает вторжением в личную жизнь.

– Прости, – говорит она, махнув рукой. – Я просто… Мне вспомнилось, как ты всегда говорила, когда мы работали вместе, что хотела бы жить в апартаментах с видом на Центральный парк. По-моему, ты твердила, что родилась и выросла в этом городе и намерена здесь умереть.

Да. Я так говорила. Совсем забыла.

Усмехнувшись, поднимаю бокал.

– Говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, верно?

Марин хихикает, хотя мне высказывание не кажется смешным. Потом я замечаю, что она бросает взгляд в сторону моего мужа.

– Как бы там ни было, но мне нужно сделать обход, – говорит она, шлепая меня по запястью. – Я здесь только ради общения. И чтобы строить глазки твоему мужу.

Подмигнув, Марин удаляется, а мне вспоминается ее странное чувство юмора – никогда не могла определить, серьезно она говорит или шутит.

Стараюсь выбросить ее из головы. Вряд ли Марин представляет угрозу. В конце концов, она – не его тип.

Марин всегда вела себя шумно. И в любом разговоре сыпала именами. Брант же никогда не заботился о статусе, не карабкался по социальной лестнице. Когда мы только познакомились, именно это мне в нем и понравилось. Ему на самом деле было плевать, кто мои родители, и это ставило его на ступень выше всех мужчин, с которыми я встречалась.

Стоя в зале, полном чужих, но известных людей, представляющих собою сливки артистического общества Манхэттена, обращаю внимание, что все взгляды направлены на моего мужа, покинувшего свою раковину интроверта. Он облачен харизмой провидца – художника, раздвигающего границы обыденной жизни. Люди собираются вокруг него, ловят каждое слово, словно он делится с ними завораживающими тайнами, о которых они и не слыхали.

Он дарит им теплые улыбки, то и дело пожимает руки и ведет группу слушателей по кругу, рассуждая о приступе вдохновения, посетившего его во время работы над серией «Затерянные в природе» – этот проект стал страстью мужа, и он корпел над ним с момента нашего отъезда из города.

Это работа всей его жизни, и от ее новаторства захватывает дух.

Даже не думала, что процесс растянется на десять лет.

Обводя взглядом зал, замечаю свой фотопортрет. Босоногая, я стою в ручье, поднимающееся солнце целует меня в макушку, а я собираю рукой свое прозрачное платье. Женщина в облегающем черном костюме неспешно подходит к портрету – одна, с бокалом красного вина в руке; с левого запястья свисает бриллиантовый браслет.

Она изучает мою фотографию.

Я изучаю ее.

Еще ненадолго задержавшись перед портретом, женщина перемещается к следующей работе – жутковатому снимку предрассветной поляны в лесу. Постояв возле него, шагает дальше, к другим снимкам. Но через несколько минут возвращается к моему фото.

Я замираю. Не смогу оторвать от нее взгляд, даже если попробую.

Это та самая?

С этой женщиной встречался мой муж? Это она родила от него ребенка?

И она разглядывает меня как любовница, сравнивающая себя с женой любовника?

Ее волосы цвета оникса образуют блестящий занавес, частично скрывая лицо; их кончики ровно подрезаны. Выглядит она потрясающе – серьезная, интеллигентная представительница высшего класса Нью-Йорка, в каждом движении сквозит изящество и грация.

Не знаю, сколько времени уже наблюдаю за ней, рассматривающей мой фотопортрет. И тут сердце мое бухает о пол, и в жилах леденеет кровь – к ней направляется мой муж.

Встретившись с ним взглядом, женщина улыбается; Брант наклоняется, целует ее между ртом и щекой, а не в воздух мимо щеки. Начиная разговор, касается ее обнаженной руки, и с каждым словом глаза его смотрят все шире и выразительней. Словно кроме нее никого больше не существует.

Он увлечен и ослеплен.

И я узнаю взгляд, каким она смотрит на него. Точно так же смотрела я, когда была юной бабочкой и трепетала, понимая, что сейчас угожу в его сеть.

Мимо них протискивается пара гостей, вынуждая Бранта шагнуть ближе к собеседнице, чтобы дать пройти.

Однако на место он не возвращается.

Брант просто стоит и чувствует себя в ее личном пространстве так комфортно, словно очень хорошо ее знает. Словно он там свой.

Пузырькам шампанского в моем желудке становится неуютно, и я оглядываюсь в поисках дамской комнаты на случай, если стошнит.

Брант очарователен, в этом ему не откажешь. Он сердечен и привлекателен. Ни на одной выставке, открытии галереи или автограф-сессии из тех, что мы посещали, он не вел себя так, как с этой женщиной.

Наблюдаю и замечаю, что с каждой секундой ямочки на его щеках становятся все глубже, а в его глазах цвета морской волны искорки вспыхивают так ярко, что я вижу их даже отсюда.

– Ты в порядке? – Мне на плечо ложится теплая ладонь. Оглядываюсь – это Марин. – Выглядишь так, будто тебя сейчас стошнит.

Заставляю себя улыбнуться и качаю головой.

– Это шампанское. Кажется, оно мне не пошло.

Брови ее ползут вверх, она хмыкает в нос.

– Милая, это «Кристалл». «Кристалл» пойдет кому угодно. Ты точно в порядке?

Брант с женщиной все еще погружены в свой маленький разговор, хотя с таким же успехом они могут сейчас блуждать и в своем собственном маленьком мирке.

Моя кровь, еще несколько секунд назад ледяная, теперь вскипает и бурлит под покровом кожи. Не будь я настоящая леди, у меня хватило бы ума привлечь его внимание и спросить, какого черта происходит.

Но здесь я этого не сделаю. Не стану на глазах у людей, которые способны обеспечить карьеру моего мужа или разрушить будущее, ради которого он работал всю свою жизнь, устраивать сцену.

Марин отслеживает мой взгляд и быстро формулирует проблему, которую я отказываюсь озвучить.

– Та женщина с темными волосами? – Марин кивает в их направлении. – Она фотограф. Ее стиль очень похож на стиль Бранта. Думаю, она всего лишь его большая поклонница. Постоянно ходит в «Беркшир», пытается уговорить нас стать ее посредниками.

– Как ее зовут? – Возможно, это мой единственный шанс узнать ее имя.

– Клара Бриз, – говорит Марин.

Выжигаю это имя у себя в мозгу и повторяю про себя снова и снова – на случай, если оно понадобится в будущем.

– Она только что глазела на мой портрет, – говорю я, сама не понимая, зачем признаюсь в этом Марин и значит ли это хоть что-нибудь. Высказанная вслух, проблема похожа на глупость, из-за которой не стоит заводиться.

Марин усмехается.

– Возможно, думает, что ты красивая.

В глубине души отмечаю ее объяснение как слишком простое и оптимистичное, чтобы унять мое беспокойство.

– Она встречается с женщинами, – добавляет Марин. – И только с женщинами. В любом случае, это беда. – Она снова сливается с толпой.

Смотрю ей вслед и вижу, что ко мне пробирается муж.

– Ты как, в порядке? – спрашивает он, оказываясь рядом. Я задыхаюсь от знакомого запаха, врывающегося в легкие, того самого чувственного, с ароматом дерева, одеколона, что доставлял мне удовольствие, потому что напоминал о доме.

Улыбаясь, я быстро киваю, потому что теперь мне гораздо лучше, чем пять минут назад.

– Само собой. А ты?

– Конечно.

Муж внимательно меня изучает.

– Если чувствуешь себя неважно, только скажи, – говорит он. – Мы сразу уедем.

– Не говори ерунды. Это твой вечер. И я в полном порядке, – не вполне искренне уверяю я.

Лицо у Бранта сияет, хотя лишь только вполовину той мощности, что он включал для Клары. По крайней мере, теперь я знаю, что он – не ее тип.

– Согласен, вечер прекрасный, и мы ждали его очень долго, – говорит он, – но я не перестаю удивляться тому, что самый изысканный объект стоит прямо передо мной.

Он наклонятся, и его губы касаются моих, а пальцы легко скользят по щеке.

– Ты не просто моя муза, – добавляет он. – Ты мое все. Без тебя ничего этого не было бы.

Год назад я бы поверила ему, как верила всегда.

Не знаю, смогу ли верить ему снова после того, как нашла в прошлом месяце в его комоде фотографию маленькой светловолосой девочки с глазами Бранта – цвета морской волны. Снимок был спрятан в кожаной обложке органайзера.

Брант снова целует меня, кончиками пальцев проводит по моей руке и пожимает ладонь.

– Только что прибыл Моффатт, и его карманы выглядят тяжеловато. Наверное, стоит поздороваться…

Он улыбается мне, ожидая понимающей усмешки. Принужденно улыбаюсь, и сердце мое сжимается.

Кивая, он предлагает мне согнутую в локте руку.

– Идем со мной. Я вас познакомлю.

Бóльшую часть взрослой жизни я провела, следуя за этим мужчиной по базарам Марокко, скалам Греции, древним руинам майя и райским уголкам Амазонки. Я покидала Манхэттен – единственный дом, который знала, – потому что он просил. А потом в его родной дыре, в глуши Стиллуотер-Хиллз в штате Нью-Йорк, создала наш собственный островок семейного уюта. Я не обращала внимания на грызущую тоску по дому, никогда не оставлявшую меня. Каждый вечер готовила его любимые блюда и научилась разделять его предпочтения в джазе. Когда я чувствовала, что ему требуется разрядка, то занималась с ним любовью, даже если была не в настроении. Когда засиживался по ночам, носила ему кофе, а если слишком долго горбился за компьютером, с головой уйдя в редактирование, разминала плечи.

Чего я так и не сумела ему дать, так это полноценной семьи.

Меня убивает мысль, что это могла сделать другая женщина.

Держа его под руку и скрывая собственные тревоги, чувствую себя мошенницей, а он представляет меня магнату по торговле недвижимостью Роберту Моффатту и его потрясающе красивой молодой супруге, светской львице Темпль Ротшильд-Моффатт. Третий триместр беременности нисколько не мешает ей демонстрировать платье от Версаче и туфельки на шпильках высотой в шесть дюймов.

Брант с Робертом негромко беседуют; Темпль извиняется передо мной и отходит, и я снова осматриваю зал, останавливая взгляд на каждом смазливом личике.

Тонкая, как сигарета, блондинка в накидке из искусственного меха.

Педантичная брюнетка с ярко-красными губами и в очках с прозрачной оправой.

Светская львица с сиреневыми волосами, украдкой бросающая взоры на моего супруга.

Любая из них может оказаться ею.

А может, и нет.

Наверняка мне известно только одно: все мои мысли направлены на поиски ответа, кто же она.

Ладонь Бранта соскальзывает на мою талию. Он привлекает меня к себе. Зал кружится, дыхание становится прерывистым, лоб пощипывает от пота.

– Извините, – говорю я, вмешиваясь в их разговор и показывая, что мне нужно выйти. Раньше у меня не случалось истерик, но сейчас я уверена, что вплотную приблизилась к первой.

Середина декабря, и тротуары припорошены мелкой снежной крупой. Немногочисленные местные магазины по вечерам закрываются, но в их окнах горят предпраздничные огни, а на стеклянных дверях висят венки из падуба. Раньше эти вещи согревали мне душу, стоило их только увидеть.

Теперь я ничего не чувствую.

Хватая ртом воздух, закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на ощущении проникающей в легкие прохладной свежести, а потом начинаю обратный отсчет от десяти и говорю себе, что когда дойду до одного, то буду в полном порядке… по крайней мере, хоть ненадолго.

Десять…

Девять…

Восемь…

Семь…

– Николетта.

Открыв глаза, вижу мужа, стоящего у двери в музей. Руки в карманах дорогого костюма. И оскорбительно небрежная поза.

– Поговори со мной, – произносит он, потом двигается ко мне, слегка склонив голову. Он смотрит на меня, как на непостижимую тайну, с которой никак не может разобраться. – Ты весь вечер сама не своя.

Открываю рот, чтобы ответить, и не знаю, что сказать.

Я все пытаюсь определиться, куда мне отсюда направиться, когда и как вызвать его на разговор, и в чувствах полная сумятица оттого, что я вообразила худший из сценариев из-за одной-единственной фотографии.

Обеими руками он обнимает меня, и от тепла его тела и крепкого объятия мне равно и тепло, и душно.

– Если не возражаешь, – говорю я глухо, уткнувшись в жилетку его безупречного костюма, – я поймаю такси и вернусь в отель. Кажется, я заболеваю.

Отстранившись, Брант смотрит мне в глаза. Он снова не верит, но мне сейчас все равно. Мечтаю лишь о том, чтобы сбросить это платье, выдернуть заколки из волос и смыть макияж, пока он не поплыл от слез.

Со всем остальным я разберусь потом, а не сейчас, после трех бокалов шампанского, когда в голове путаница. И все из-за того, что какая-то красивая женщина слишком долго смотрела на мой фотопортрет, а потом мой муж очаровывал ее своей фирменной улыбкой с ямочками на щеках и искрящимися глазами.

Через мое плечо Брант смотрит на приближающиеся автомобильные огни и, подняв руку, останавливает такси.

– Отдохни, – говорит он, подбирая шлейф платья и помогая мне сесть в машину. Захлопнув дверь, он знаком просит опустить стекло. – Если что-то понадобится, я на телефоне.

Ценю его заботу, но не могу заглушить тихий голос где-то на задворках сознания, который твердит, что это странно с его стороны – отослать меня прочь, даже не задумавшись.

Я вынимаю ладонь из его руки, машу на прощание и замечаю, как блестят его глаза, отражая свет полной луны. Когда-то, заглядывая в них, я чувствовала себя как дома.

А теперь вижу только эту маленькую девочку.

Загрузка...