В передней сильно зазвенел колокольчик.
– Барин, должно быть! – сказала Аксюша и опрометью бросилась отворять дверь.
В самом деле приехал папа. Он был не один. С ним вместе вошла в комнату высокая худощавая дама в нарядном черном платье со шлейфом. Она откинула с лица вуаль, сняла шляпку, перчатки и, повернувшись лицом к папе, спросила:
– А где же дети?
– И сам не знаю, – улыбаясь, ответил папа. – В детской, должно быть. Пойдемте теперь в вашу комнату, отдохните с дороги, а потом я вам покажу мое маленькое стадо.
Гостья ничего не ответила, а папа взял ее под руку и повел через коридор в комнату.
В детской между тем поднялась суматоха. Прибежала снизу, вся запыхавшись, Аксюша и взволнованным голосом объявила, что «тетенька изволили приехать».
Матрена вскочила с кресла и как безумная заметалась спросонок. Она схватила банку помады и начала немилосердно мазать стриженые волосы Коле, стащила рубашонку с Жени, стала напяливать через голову другую, закричала на девочек, чтоб они скорей переодевались.
– Зачем это? – возразила Лида. – Совсем не нужно. – Ну рассказывайте еще! – сердито прикрикнула на нее Матрена. – Надевайте поскорей чистые блузки да фартуки новые возьмите, – там в шкафу висят.
Но Лида отказалась наотрез и принялась уговаривать Любочку:
– Люба! Ведь без тети мы бы не стали переодеваться, ведь так бы остались? Значит, и при тете не нужно. Ведь это значит тетю обманывать. Я не хочу, я не стану переодеваться. Я не хочу тетю обманывать!
Все это было бы, пожалуй, верно, если бы Лидино платье не нуждалось в перемене независимо от тетиного приезда. Короткая ситцевая юбочка была сильно помята, оборка в нескольких местах оторвалась, а белый фартук смахивал на пыльную тряпку.
– Погубить меня, видно, хочешь, – начала, переходя от сердитого к жалобному тону, Матрена. – Хочешь показать тетеньке, что вот, мол, не смотрит няня за нами, в грязи, мол, нас водит.
Лида принялась с жаром уверять, что совсем она этого не хочет показать, что она…
Но тут Любочка увидала через стеклянную дверь папу и громко всем объявила об этом. Лида замолчала на полуслове. Матрена отошла в сторону.
Дверь отворилась. В комнату вошел папа, а за ним приехавшая высокая гостья – тетя Катерина Петровна.
– Вот это мой мальчуган – первый номер, а это – номер второй, – говорил папа, представляя Колю и Жени. – А это – девчурки. – И он подвел к тете Лиду и Любу.
Катерина Петровна нагнулась и поцеловала в лоб трех старших детей, Жени же она подняла с полу и расцеловала в обе пухлые щечки.
Тетя была худощавая, нарядная, с тонкой талией, такая высокая, чуть ли не с папу ростом. Большие глаза смотрели серьезно из-под темных бровей, а маленький рот, показалось Лиде, как будто совсем не умел улыбаться.
– Которая же старшая? Я так давно не видела, забыла совсем. Да неужели же Любочка переросла Лиду? – спросила тихим, необыкновенно ровным голосом тетя.
Голос ее не понравился Лиде.
– Переросла, давно переросла, – отвечал папа. – А Лида у нас вовсе не растет, так и остается малышкой, маленькой обезьянкой.
Папа выдвинул Лиду вперед и поставил посередине комнаты, как раз напротив тети.
Лиде вдруг сделалось ужасно неловко. Она вспомнила свой разговор с мамой и покраснела до ушей. Тетя так пристально смотрела на нее серьезными темными глазами, точно хотела по лицу отгадать, о чем она думала. Лиде захотелось убежать куда-нибудь, спрятаться, а папа как раз взял ее за руку и притянул еще ближе.
– Как вы находите, на кого она похожа? – спросил он тетю.
– Не знаю, право, – отвечала тетя, еще пристальнее поглядев на девочку. – На мать не похожа, на вас тоже нет.
– На вас, на тетю похожа. Вы вглядитесь только – портрет.
Катерина Петровна смерила глазами маленькую худенькую фигурку, стоявшую перед ней, покачала головой и ничего не ответила, но Лида вспыхнула пуще прежнего. Ей показалось, что тетя недовольна таким сравнением. Она взглянула на свое замазанное, измятое платье, на свои красные, немытые руки и на тетин длинный шлейф и ее отличные перчатки, и ей стало досадно, зачем она не принарядилась, как приказывала Матрена. Она уже забыла о своей похвальной правдивости и думала только, что, будь она понаряднее, тетя, может быть, и не смерила бы ее таким недовольным взглядом.
Лида вырвала свою руку из папиной и убежала в угол, к окну.
Тетя недолго просидела на этот раз в детской, к удовольствию Матрены и Лиды. Она скоро поднялась со своего кресла, обошла комнату, беглым взглядом окинула в ней все предметы, мимоходом провела пальцем по пыльному зеркалу, потрепала по щечке Жени и вышла.
Долго в этот вечер не могла Матрена угомонить своих питомцев. Все ее возгласы: «Тише, дети! Да замолчите ли вы? Спать пора!» – не привели ни к чему. Разговорам не было конца. Едва лишь утомленная приказаниями и упрашиваниями опускала она на подушку голову, как с трех подушек в трех кроватках подымались три головы и начинались новые споры и беседы.
– И ты можешь говорить, что она тебе нравится! – говорила Лида, сдерживая по возможности голос и с гримасой боли прижимая левой рукой правую, которую только что ушибла о железную спинку кровати, размахивая руками во время разговора.
– Да чем же она дурна? – старательным шепотом спрашивала Любочка, с любопытством подняв голову над подушкой. – У нее какое платье отличное!
– Так разве я тебе про платье говорю? Ты послушай только, какой у нее голос.
– Ну какой?
– Такой ровный-ровный, ужасно гадкий! А еще, мне кажется, она злая.
– Почему?
– Так. Она никогда не смеется, не улыбнется даже. Заметила ты, Люба?
– Да, это правда. Только, ты помнишь, мама нам говорила, что она была больна очень. Может быть, у нее и теперь что-нибудь болит, оттого она и не смеется.
– Ну, могла бы улыбнуться хоть разик.
– А какие у нее часы славные – чудо! Золотые, большие, будто у мужчины.
Коля был очень рад, когда мама купила ему подтяжки, как у папы, как у мужчины. Он вообще любил все мужское.
– Все-таки я рада, что она приехала, – сказала Любочка. – Теперь все пойдет хорошо.
– Все пойдет очень гадко, я уж знаю! – чуть не крикнула Лида и даже приподнялась на постели. – По мне, уже или мама с няней пусть будут старшие, или уж никто. С Матреной можно отлично ладить – спит себе целый день, – можно устраивать все, что захочешь. А ей, то есть тете, я, наверное, ни в чем не понравлюсь. Она меня опять не полюбит, как в прошлый свой приезд. Я это уж сегодня заметила.
– Почему?
– Да так, уж я знаю. Так она посмотрела…
Долго еще продолжались разговоры в том же духе, долго еще рассуждали и разбирали по ниточкам новую тетю. Заметили ее строгие глаза, гладкие волосы, чудесный воротничок и черное с камешком кольцо на левой руке.
Для большего удобства Лида перелезла на постель к Любе. Няня никогда не позволяла этого – но ведь няня не позволяла и болтать бог знает до каких пор ночью.
Матрена уже давно спала. И только в половине двенадцатого все наконец смолкло и успокоилось в детской.