Утро началось как обычно: с растворимого кофе, бутерброда с сыром и пробежки за автобусом. У меня было правило – если я успела дойти до поворота, прежде чем автобус остановился на светофоре, то я бегу за ним до остановки. Если не успела, он может хоть час простоять с открытыми дверями, я буду так же упорно стоять напротив, но не сяду в него.
Из метро я обычно поднималась на крайнем левом эскалаторе. Огибала газетный киоск только сзади. Пока шла до офиса, мысленно перечисляла все ежемесячные закупки в определенном порядке.
Раньше я курила, и надо было успеть докурить сигарету прежде, чем зайду под эстакаду, но после тяжелого воспаления легких курить пришлось бросить. В первый раз после болезни было очень-очень страшно идти от метро к работе без сигареты. Казалось, этот ритуал заклинает демонов, владеющих моим начальником, и, если все сделать правильно, он меня не уволит. Поэтому, чтобы успокоиться, я принялась вспоминать всю рутину, о которой забыла за два месяца в больнице. Список из десятка сортов чая и капсул для кофемашины, сливок, молока, печенья, салфеток, бумаги для принтера, ручек, фильтров для увлажнителей, корма для рыбок, туалетной бумаги, скотча, мыла, и так далее, и так далее, и так далее крутился в моей голове, складываясь в успокаивающую мантру, и с ней на устах я вошла в офис.
День прошел великолепно. Правда, теперь я не могу избавиться от этих мыслей.
Я ненормальная?
Нет, нормальная. Я узнавала. Спросила у психолога, не докачусь ли я до того, что буду считать листики на деревьях и мыть руки раз в пять минут? Но он только улыбнулся.
Выбирать дальнюю кабинку в офисном туалете, класть четное количество ягод на тарелку, дотронуться до ручки двери, выходя на улицу, не наступать на люки и швы плитки – это еще не сумасшествие. Вот когда я три часа простою на переходе, дожидаясь тринадцатой по счету красной машины, тогда можно будет волноваться.
Я не стала ему рассказывать, что пока левый эскалатор был на ремонте, я выходила из метро через другой вестибюль.
– Сергей Андреевич, можно?
Я для приличия побарабанила по косяку двери, ведущей в начальственный кабинет.
– Да, конечно, Евочка, когда я тебе отказывал? – Начальник даже направился к кофеварке. – Тебе капучино? Без сахара?
Сергей Андреевич был бы звездой любого офиса. Он высок, красив и импозантен. У него темные волосы и голубые глаза, идеальные костюмы и дорогие часы, нос с горбинкой и ямочки на щеках, сексуальная небритость и жилистые руки – все, от чего девушки укладывались бы штабелями.
Да вот беда – у нас работают одни мальчики-программисты, кондовые и суровые, из тех, что могут год питаться крошками из клавиатуры, носят лохмы ниже плеч и страшненькие свитера. Причем Сергей Андреевич, кажется, специально таких подбирал – у конкурентов давно и девушки кодят, и юношей выучили слову «барбершоп». Зато редким девушкам – мне, секретарше, бухгалтерии в полном составе и двум посменным красоткам с ресепшена – достается все его внимание. И даже кофе из монарших рук.
Тут бы и сказать, что мой начальник девушками в принципе не интересуется, поэтому все это счастье не про нас, но все намного-намного хуже: Сергей Андреевич уделяет внимание нам всем одинаково. Он не женат, не обручен и никем не занят. С женщинами флиртует, к мужчинам равнодушен.
Человек-загадка.
Зато его всегда можно использовать для поднятия самооценки, если день не задался.
– Евочка, ты сегодня выглядишь просто божественно! А цвет лица такой, как будто только из отпуска. Может, тебе он и не нужен? Давай отменим, а то мы без тебя каждый раз невыносимо скучаем. Только Трудовой и Уголовный кодексы мешают держать тебя тут круглогодично.
– А я по делу.
У меня целая стопка с распечатками, в которых отражен анализ моей эффективности – да, у офис-менеджера тоже есть KPI! – у меня бухгалтерские сводки с экономией расходников, у меня отзывы в рабочем чате о том, как стало комфортно работать с новым сортом чая, а еще – ссылки на вакансии с зарплатой выше, чем у меня, и данные пропускной системы о том, сколько часов я провела последний месяц в офисе.
И главное – у меня под пяткой старый советский пятак, и я сбегала в соседний офис погладить трехцветную кошку.
Я полностью готова к разговору о повышении.
Сработала, конечно, кошка. Или пятак? Сергей Андреевич одним движением руки отмел мои попытки вручить ему всю эту кипу бумаг, выбрался из своего начальственного кресла и уселся на край стола поближе ко мне:
– Евочка, ну как ты можешь подумать, что я не замечаю твоей прекрасной работы? Скажу по секрету, – он доверительно понизил голос, – я не повышал тебе зарплату до сих пор только из-за слухов. И так все говорят, что я благоволю к тебе больше прочих, а если выдать тебе премию или повышение без твоей просьбы, это станет совсем очевидно.
– А вы благоволите? – улыбнулась я. У нас странные отношения – он называет меня на «ты», я его на «вы», но флирту это не мешает. – Есть чему становиться очевидным?
– Эх, Ева! Я же видел твоего бойфренда, зачем ты разбиваешь мне сердце! – Сергей Андреевич окинул меня абсолютно мужским оценивающим взглядом, настолько заряженным, что я даже отмела нашу последнюю версию о его асексуальности. – Как только бросишь своего увальня, сразу приглашу тебя на ужин.
– Зачем мне его бросать? – растерялась я. Это какой-то новый заход, раньше такого не было.
– Потому что ты в последний месяц задерживалась не только из-за реорганизации, – он кивнул на мои распечатки, – неужели ты думаешь, я правда совсем тебя не замечаю? Какие у тебя потухшие глаза по утрам, когда ты приходишь, как они разгораются днем и снова тухнут, когда собираешься домой. Ты оттягиваешь этот момент как можешь, это очень заметно.
Он говорил без насмешки и совсем не флиртующим тоном, напротив, озабоченно, так что я растерялась, не понимая – это он серьезно?
Он серьезно?
Вот это повод задуматься.
Сергей Андреевич кивнул мне:
– Обсудим этот вопрос на будущей неделе, когда все устаканится.
Надеюсь, речь все-таки о повышении, а не об ужине, когда я брошу Олега.
После работы я решила забежать в магазин за вином, чтобы отметить не очень отрицательный ответ начальства. Побросала в корзинку спагетти, соленую рыбу, помидоры, авокадо и тщательно выбрала две бутылки вина – сегодня пусть будет французское. Зашла за творогом и йогуртами и, выбирая их на полке, отдернула руку, чуть не задев десерт «Эрба».
Его брать было нельзя. Ни в коем случае.
Я ела его всего два раза в жизни.
Первый раз – когда только-только устроилась на первую свою настоящую работу в офисе. Я купила два стаканчика, поставила в холодильник, один съела в обед, другой оставила на завтра. Но вернувшийся из командировки в Лас-Вегас большой босс, проигравшись там в пух и прах, решил сократить всех «дармоедов». Офис-менеджер попадал в этот список по определению.
Уходя, я убрала второй стаканчик в сумку вместе с конвертом, в котором лежали мои «отступные». Мутноглазый парнишка-наркоман, который приставил к моему горлу лезвие ножа в подъезде, десерт брать не стал. Только конверт.
Второй раз я взяла «Эрбу», чтобы перекусить, пока ждала жениха – свою попытку номер шесть – у ЗАГСа. Он опаздывал с работы, а я сильно проголодалась. Орехово-шоколадный десерт был очень вкусным.
Меня долго потом тошнило им в ближайшем перелеске после разговора с глубоко беременной блондинкой, которая подошла ко мне, сверяясь с фотографией в телефоне. Ей было совершенно непонятно, почему мой шестой и очень любимый мужчина хочет жениться на мне, а не на ней. Ведь она носит его сына.
Больше я никогда даже не смотрела в сторону этого десерта.
Я не собиралась рисковать даже для того, чтобы проверить – совпадение это или правда злой рок?
В одну-единственную открытую кассу уже выстроилась длинная очередь, и я со вздохом встала в ее конец. Почему днем здесь всегда три скучающих кассирши, а вечером зашивается одна?
Но сейчас у меня было подозрительно хорошее настроение. Стоять в длинной очереди в кассу в «Пятерочке» и чувствовать себя хорошо – это что-то нездоровое. Так не бывает.
Что со мной? Разговор с начальством обрадовал? Вроде не очень. Рабочий день закончился? Но Сергей Андреевич прав – домой я не слишком рвалась. А уж встреча с «Эрбой» и воспоминания, которые она пробудила, и вовсе не годились как повод для радости.
И тут поняла.
Вместо привычного затхлого запаха подгнивших овощей и промокших коробок меня окутывал мой любимый мужской аромат – «Homme» от Dior. Я однажды купила его в дьюти-фри в аэропорту кому-то в подарок, но не смогла отдать, так и оставила себе. Тонкий, необычно мужской, с нотами ириса и древесины, чуть отстраненный – и очень дорогой.
Передо мной в очереди сейчас стоял человек, пахнущий этим парфюмом, и он был мужчиной той породы, что не часто встретишь в эконом-магазинах – темные волосы, уложенные так, что кажется, он просто пригладил их после душа, песочного цвета свитер крупной вязки и такого же оттенка джинсы, треккинговые ботинки стоимостью с весь мой зимний гардероб… Он так неуловимо отличался, что сразу и не скажешь, что именно выдавало разведчика из другого мира ступеней на сто повыше нашего нищебродского района! Только набор продуктов у него в корзинке снизил пафос: бутылка пива, нарезка колбасы и подозрительно вздувшийся салат в пластиковой коробочке.
Если бы я была не я, а кто-нибудь, кто выглядит, как я, но намного-намного смелее, этот кто-нибудь сейчас обязательно бы сказал пришельцу из лучшего мира, что такой салат есть не стоит. Возможно, после этого завязалась бы непринужденная беседа: «А что вы посоветуете из ассортимента в это время суток?» – и, чем черт не шутит, обмен телефонами. Нельзя оставлять человека одного в таком враждебном окружении, он ведь совершенно не приспособлен к существованию в наших краях. Вряд ли в тех местах, где он бывает обычно, водятся несвежие салаты.
Но такой человек может и на фиг послать, если честно. Рявкнуть, что и без сопливых неудачниц разберется. И что лучше бы я думала о доме и о том, что у меня там уже есть не самый худший представитель мужского рода. Этот, конечно, покруче будет – на вид ему лет сорок, но очень удачные, голливудские сорок с сияющей кожей, крепкой, но стройной фигурой и уверенными движениями.
Пока я мучилась, подошла его очередь. Кассирша, которая тоже залипла на роскошного разведчика, только ей больше повезло – она его еще и спереди видела! – вопреки всем внутренним правилам торговли в дешевых магазинах кивнула на салат:
– Испортился.
– Что? – растерянно переспросил мужчина, и я чуть не мурлыкнула от почти физического удовольствия, которое доставил мне его голос. Словно кто-то погладил по руке кусочком меха норки.
– Салат ваш испортился, говорю. Не берите.
– Да? – Он удивленно поднял коробочку и оглядел ее. – А срок годности вроде нормальный.
– Ну так хранили неправильно, – пояснила она. – Возьмите другой.
– Нет, я лучше пиццу закажу, – вдруг ослепительно улыбнулся кассирше мужчина. – Спасибо вам большое за помощь!
Его улыбка моментально подняла температуру в окрестностях градусов на пять. Кассирша, попавшая под направленный луч обаяния, подняла руку, пытаясь поправить прическу, и смущенно опустила ресницы.
Досада спартанским лисенком свернулась в животе и начала усиленно грызть меня изнутри. Ну что мне стоило сказать всего два слова, а? Тогда этот прожектор харизмы был бы сейчас направлен на меня, я бы пунцовела под благодарным взглядом и не решалась поднять глаза, что-то неловко бормоча. А потом вышла бы с ним на улицу…
Да что ж со мной сегодня такое-то!
Салат мужчина оставил на кассе и вышел из магазина, а кассирша так и осталась под гипнозом его феерического обаяния. По лицу ее блуждала мечтательная улыбка, а движения были медленными и плавными, что, конечно же, не ускоряло работу, но я могла ее понять.
Когда, наконец, все мои йогурты и авокадо были сложены в пакетик, а я вышла на улицу, прекрасного незнакомца там уже, разумеется, не было. Наверняка сел в свою дорогущую машину и отправился по лунному лучу обратно в сияющие небеса.