Мое реальное знакомство с Денисом Артемьевичем Владимировым произошло, как уже сказано, летом-1973.
О том гласит запись в моем дневнике №2, охватывающем период с 3 декабря 1971 года по 29 июня 1975:
3 августа 1973 г.
Встретились с Денисом Артемьевичем. Он принес трансформатор. Долго смотрели, как горел Горный институт.
(Поясняю: как положено всякому порядочному мальчику из интеллигентной семьи, я вел дневники с 1967 по 1993; во всех житейских бурях сохранились 5 общих тетрадей, к которым я в последнее время обращаюсь регулярно, выискивая крупинки для мемуаров.
Начинал я их, естественно, под маминым давлением, первые 3 тома грешат лапидарностью, поскольку фиксируют лишь основные события (что сейчас представляет особую ценность – например, запись от 28.06.74 о концерте Георга Отса, на котором мой любимый певец был подшофе и держался за рояль, чтобы не упасть…)
Позднейшие дневники отошли от хронологии и содержат в основном мысли тех лет, которые сейчас тоже кажутся интересными.)
Первая встреча с Владимировым состоялась на набережной Невы около Горного института и в общем прошла мимо меня.
(Отмечу также, что из разряда «дядей» Владимиров естественным образом перешел в категорию И.О.; мама всю жизнь боролась с моей привычкой к детскому панибратству.
Что не помешало мне и возрасте без малого 40 упорно величать «дядей Лёней» своего старшего друга Леонида Леонидовича Артемьева, мужа маминой уфимской подруги Ирины Борисовны Лермонтовой, внучатой племянницы поэта.)
Мне едва исполнилось 14, меня больше интересовала сама Нева, где еще несколько дней назад – 29 июля, в день ВМФ – стояли расцвеченные флагами военные корабли, среди которых возвышался воспетый Николаем Тихоновым крейсер «Киров».
Я не просто встал на очередную ступень своего взросления, кипя на вулкане гормонов.
Я вырвался из уфимского болота, где круг общения был ограничен никчемными одноклассниками (ни к одному из которых за всю жизнь я не испытал капельки интереса) да стариками: моим дедом и соседями по подъезду, дядей Борей Климовым и дядей Анваром Мансуровым – и попал в общество взрослых мужчин. Умных, колоритных, острых, и – самое главное! – находящихся на вершине зрелости.
Живя на квартире Брускиных, мы много времени проводили с Максимовыми и Симбирцевым.
Постоянно ездили к маминым университетским друзьям, ныне известным Петербургским профессорам – замечательнейшим, умнейшим и интереснейшим людям, о существовании самого типа которых я не имел понятия, произрастая в Уфе.
Среди них были Борис Михайлович Макаров и его жена Нина Васильевна, Игорь Карлович Даугавет, его жена Валентина Александровна и сестра Ольга Карловна (тоже математики), Виктор Лейбович Файншмидт и его жена, имени и отчества которой я, увы, не запомнил.
Несмотря на пертурбации, у меня сохранился кустик белого коралла, привезенный от Файншмидтов – подаренный мне тезкой, которого в те годы продолжали звать матмеховским ником «Файн».
Ездили к другому интересному человеку, довоенному другу моей бабушки Ивану Петровичу Корнилову – скрипачу из оркестра театра им. С.М.Кирова, владевшего инструментом работы Амати.
Да и сам великий город, обрушивавший со всех сторон то Пушкина, то МонтФерранда, то Музей Ракетных войск и Артиллерии, оказался (и остался до сих пор) одним из величайших впечатлений.
Денис Артемьевич был сильно занят: он работал в предметной комиссии, а те дни пришлись на самый разгар приемных экзаменов, которые в 1973 году были строже, нежели нынешняя натурализация в США – поэтому встреча произошла на ходу: он то ли шел на работу, то ли возвращался домой.
Взрослые разговаривали о каких-то чисто педагогических делах (моя бедная мама, фанатически увлеченная, всю жизнь могла бесконечно говорить о студентах, аудиторных часах, учебных программах…), а я был поглощен интересным зрелищем – пожаром Горного института.
Здание горело глубоко внутри, языки пламени вырывались из окон слабо, но черная куполообразная кровля была раскалена до такой степени, что над ней стояли столбы пара, в который превращалась вода, изливаемая из десятка пожарных шлангов.
Я смотрел и надеялся, что вот-вот произойдет нечто радикальное: рухнет крыша или появится серьезный огонь. А мама и ее старый друг обсуждали, какая судьба ждет абитуриентов, чьи работы сгорят дотла (вступительные экзамены в ВУЗах СССР шли одновременно и начинались в один день, привычного ныне поступления сразу в 10 «академий» разных городов не было).
Но тем не менее та первая встреча полностью проявила Дениса Артемьевича Владимирова как человека: он принес трансформатор для железной дороги.
(Непонимающим поясню.
Стандартный «базовый» набор любого типоразмера содержал простейший пульт управления на плоских батарейках «КБС-Л». Помимо неудобства (система работала по принципу «вкл-выкл» с 2 ступенями скорости) он требовал непрерывной замены элементов, в те времена дефицитных, как и всё.
Разумные немцы все предусмотрели; в ассортименте фирмы «PIKO» имелся универсальный источник питания – сетевой трансформатор с бесступенчатой регулировкой выходного напряжения и отдельными клеммами на 16V для автоматических стрелок, семафоров и прочего оборудования.
Трансформаторы пользовались большим спросом: увлечение моделями железных дорог в Ленинграде носило повальный характер, при поступлении в детский универмаг «ДЛТ» источники питания разбирали за несколько минут, зайти и купить его просто так было почти невозможно.)
Загруженный делами выше головы, Денис Артемьевич все-таки нашел время «уловить» драгоценное изделие, и назначить встречу с нами.
Тем самым он показал свое отношение и к памяти матмеха и к моей маме и ко мне – еще неизвестному ее сыну.
Кому-то такой факт может показаться мелочью, мне рисует человеческую сущность героя.