Понедельник (утро)
Этот день для Рябова начался очень рано. Собственно говоря, вообще трудно было бы сказать, когда закончился для него день вчерашний, такой бурный и переполненный событиями, а когда начался сегодняшний, новый! После того как Тамара ушла, так и не добившись согласия на «охрану», он попытался хотя бы лечь в постель, но смог там провести не более получаса, ворочаясь с боку на бок, но так и не заснув. Одна за другой всплывали картины «маски-шоу», которое, начавшись так бурно, завершилось ничем, и Рябов, осознав, что сна ни в одном глазу, отправился в кабинет Доброхотова и там с удовольствием закурил сигару.
Курение, конечно, вредит здоровью, как, впрочем, и многое другое из того, что делает человек, но помогает думать.
Во всяком случае, Рябов хотел в это верить, потому что думать было необходимо и думать было над чем!
Во-первых, просто так обыски не устраивают.
Во-вторых, нежелание допустить присутствие при этом хозяйки дома означало, что найти и изъять хотели что-то такое, что никак не может быть признано доказательством ее вины.
В-третьих, если у Кулябкина была бы точная информация и он искал бы что-то конкретное, то никакой звонок начальства его бы не остановил. Понятно, что Кулябкин этот действовал не сам по себе, а с чьей-то команды или подсказки. И в этом случае он любому звонившему каким-то образом это объяснил бы.
В-четвертых, поведение мужика в камуфляже подсказывало, что он привез сюда своих бойцов без какого-то официального обоснования и быстро понял, что может «попасть под раздачу».
Ух, сколько тонкостей! И это не все, ой, не все! Итак, Кулябкин был сюда направлен с простой целью – найти и увезти что-то! Что-то такое, между прочим, доказать наличие чего Нине потом было бы очень сложно, а то и вовсе невозможно!
Что?
Как там сказал герой Никулина из «Бриллиантовой руки»? «Золото – брильянты»? Наркотики? Валюту?
Да какая разница, сам себя перебил Рябов, другое важно!
Конечно, он успел позвонить людям влиятельным, людям, которые могли запросто решать важные вопросы, но на такой эффект, какой это произвело вчера, он даже не рассчитывал! Почему Кулябкин так безропотно по одному звонку все прекратил? Ну, позвонил какой-то начальник, и что? Основания для визита вполне законные – арест по подозрению в убийстве. Ордер предъявлен, арест произведен, и в чем проблема?
Обыск хотели начать после того, как уведут Нину. Почему? Чем могло помешать ее присутствие? Ответа пока нет.
Ну ладно, что дальше?
Звонок откуда-то сверху, с большой высоты? Возможно, по здешним меркам и с огромной, но в чем проблема-то? Не хотел Кулябкин давать пояснения начальству при нем, Рябове? Ну, отошел бы в сторонку, велика проблема! А он просто «взял под козырек» и все свернул! Значит, обыск этот он объяснить не смог бы! Значит, хотел искать и найти что-то вполне обычное и законное, что-то такое, что само по себе никак не может быть поводом к обвинениям…
…Кажется, Рябов на какое-то время все-таки задремал, потому что, когда он снова открыл глаза, в комнате уже было светло, почти как днем. Он обвел неспешным взглядом кабинет и подумал о том, как много событий произошло в крохотной деревушке за какие-то два дня…
Словосочетание «два дня» почему-то заставило напрячься, и он спросил себя: где он совсем недавно слышал именно про «два дня»? Уж какой такой важный разговор у него состоялся, что эти «два дня» вдруг так обеспокоили? Он буквально рванул на себя ящик стола, достал пакет, вытащил письмо Доброхотова и нашел то, что искал! Денис Матвеевич написал: «Будет лучше, если ты уедешь через пару дней после похорон. И приличия будут соблюдены, и тягостных ощущений не возникнет. Но уезжай не навсегда! Дом будет ждать тебя хотя бы изредка. Он тебя помнит».
Через пару дней! И если бы Рябов уехал, предположим, сразу после того, как побывал на кладбище, то, скорее всего, так и не узнал бы ни о чем? Совершенно верно! Он снова перечитал завещание, передававшее ему половину этого дома: а что, если Доброхотов сделал это, чтобы у Рябова были законные права препятствовать чему-то, происходящему в доме.
Но откуда он мог знать о таком повороте дел? Ну хорошо, не знать, а предполагать, что это меняет? Да нет, сам себе сказал Рябов, что ты ерунду городишь, как так можно было рассчитать и как можно было так ошибиться! Доброхотов жил на вулкане и понимал, что может произойти? Погоди, продолжал наставлять себя Рябов, не выдумывай ничего такого, что может увести далеко в сторону!
Поскольку именно то, что случилось, уже случилось, надо было во всем этом разбираться. На глаза ему попался листок с фамилиями, написанный, судя по почерку, Ниной. Видимо, все-таки составила и просто положила на стол.
Некоторые фамилии показались ему знакомыми, он попробовал вспомнить этих людей и, кажется, кого-то вспомнил, но неожиданно громко скрипнула дверь на первом этаже, и раздался голос Тамары Сильченко:
– Одевайся давай, московский гость, да пошли завтракать!
Едва вышли со двора, Тамара сказала:
– Ты ведь про Денис Матвеича ничегошеньки не знаешь, а знать надо, особенно сейчас. Без него тут ничего не было бы…
– В каком смысле? – спросил Рябов.
– Да в самом простом, – коротко ответила Тамара. – Тут за последние годы столько перемен, столько нового, что народ все еще в себя приходит!
– А что случилось?
– Ничего не случилось, – усмехнулась Тамара. – Просто взялся за нас профессор Доброхотов.
– Это как?
– А очень просто, – продолжила Тамара, и слышна была в ее голосе гордость. – Он, как только здесь постоянно стал жить, так стал нас подначивать, чтобы мы натуральными продуктами занялись: мол, все, кто себя побогаче считает, только натуральное едят. Ну, народ у нас, сам понимаешь, ленивый, к новому не шибко тянется, но Матвеич – настырный, уговорил. Начали с молочки, потом овощи, а сейчас ассортимент на три листа растянут, и все разбирают!
– Молодцы! – похвалил Рябов.
– Молодцы-то молодцы, – продолжила Тамара, – да тут вот какая штука… Когда все начиналось, никто не верил, работали, можно сказать, просто от нечего делать, о заработках не очень заботились, а значит, и прибылей – шиш. В общем, финансировал все Денис, а все эти дебет – кредит потом пошли. Потом, правда, стали и сами соображать, но свои деньги вкладывать не хотели… мало ли что… – Она помолчала, потом резко остановилась: – В общем, Витя, у меня вот о чем голова болит: боюсь, что вся эта катавасия с Нинкой-то как раз из-за нашего хозяйства. В него ведь несколько человек вложилось, но основная доля у Дениса, а сейчас у кого? А на хозяйство многие, поди, уже и глаз положили…
Рябов постарался скрыть недоверие:
– Да сколько уж с него, с вашего хозяйства, получить можно?
Тамара предсказуемо обиделась, но продолжила слегка иронично:
– У нас, конечно, не Москва ваша, но миллионов двадцать – двадцать пять мы за год прибыли имеем. – Она посмотрела на Рябова, пытаясь понять, как он воспринял эту новость, и добавила: – Мы с Денисом о развитии много говорили, много сделали, и со следующего года опять начнем, хотя без него, конечно, трудно будет. – Тамара глянула куда-то в сторону, будто оценивая возможности, потом махнула рукой: – Завтрак уже, поди, готов, не успеем!
– Куда не успеем? – удивился Рябов.
– Хотела, чтобы ты домики наши новые посмотрел.
– Что за домики?
– Ну, знаешь, как в американских фильмах показывают? Домик одноэтажный, с мезонином, или как там это называют, и вокруг него лужайки, газончики разные там…
– И что? – Рябова немного удивила та теплота, с которой Тамара говорила об этих «домиках».
– А то, что домики эти Денис построил под приезжих!
– Приезжие-то вам зачем?
– А затем, что, например, лечить да учить в нашей Кричалиной, считай, некому! Никто сюда ехать не хотел из «новых»-то! – почти сердито ответила Тамара.
– И что сделали?..
– А у Дениса голова, где надо, вот он и придумал привезти сюда тех, кому в городе-то уже вроде и места нет, людей, которые там… ну, по возрасту… сам, поди, знаешь, – вздохнула Тамара. – А тут они так прижились, что наши на них только что не молятся!
– В общем, ты мне хочешь сказать, что фирма, которую создал Денис, процветает, и Нину арестовали, чтобы фирму вашу отжать?
– Ну а что? – мигом рассердилась Тамара. – Особенно если какой-нибудь местный начальничек хочет детенышу своему будущее обеспечить или, например, молодухе своей на шубки-машинки!
Рябов пожал плечами, и Тамаре это не понравилось.
– Ой, Витя! Это у вас – разные там… передовые технологии… А тут все так тебе завернут, как при хане Кучуме было.
За столом в доме Сильченко, кроме семьи Тамары и Гриши, их ждал парень лет тридцати, лицо которого показалось Рябову знакомым, но вспомнить никак не мог, тем более что застольный разговор перескакивал с одного воспоминания на другое, отметая любую логику!
К концу завтрака стали приходить люди, которым Тамара давала указания на день, и делала это так привычно, что Рябов удивлялся: вроде никакими веб-семинарами не интересуется, а дело знает!
Поднимаясь из-за стола, Тамара спросила:
– Ты здесь будешь?..
– Пока здесь, а часа через полтора-два в город надо! – ответил Рябов.
– Ты вот что, – сказала Тамара. – Мы тут за домом присмотрим, а ты возьми ключи от их квартиры городской, да там осмотрись… Ну а потом, мало ли как повернется, может, задержишься. А чтобы без разных там… неожиданностей вроде вчерашней, так с тобой наш безопасник поедет.
Она посмотрела на того самого парня, и он с готовностью кивнул.
Рябова осенило в тот момент, когда через пару часов он выходил к ожидавшей машине, за рулем которой и сидел тот самый парень.
Еще раз вглядевшись в его лицо, Рябов воскликнул:
– Геня!
Парень, услышав такое детское обращение, просиял и поправил:
– Щеня! – Потом радостно уточнил: – Геней-то меня из-за тебя называть стали!
Рябов неожиданно смутился и, стараясь скрыть это, положил руку собеседнику на плечо:
– Да ладно тебе!
Хотя все именно так и было…
Лет двадцать назад Гену Щенникова привезли на все лето в Кричалину родители, и был Гена к деревенской жизни совершенно не приспособлен, что и вызывало у местной ребятни постоянное желание подшутить над «городским», да и дед с бабушкой, к которым Гена был привезен, добавили жару. Очень им не нравился муж единственной дочери, а заодно и его фамилия, потому в разговорах именовали зятя не Щенниковым, а Щеней, и уж тем более не по имени. Чтобы знал!
Народ в деревне общительный, и прозвание это сразу перенесено было и на Генку, что его очень огорчало и злило. Правда, драться во всей деревенской пацанвой у Гены не хватало сил, и неизвестно, как бы все продолжилось и чем бы закончилось, если бы Рябов, пользовавшийся в Кричалиной всесторонним авторитетом, не пресек эти игры, сказав раз и навсегда:
– Не Щеня он, а Геня!
Оглядел всех и спросил:
– Кто не понял? – После паузы обрадовался: – Вот и хорошо! Умные вы, ребята!
И то, что Гена Щенников помнит это до сих пор, приятно удивило Рябова.
– Но изменился ты, конечно, здорово! Потому и не сразу узнал! – сказал он, как бы поясняя и извиняясь.
– Да за столько-то лет, конечно! – с пониманием согласился Геня. – Да и вообще, тут столько изменилось, что…
И присвистнул.
Присвистнул и сразу же уточнил:
– Едем? Или ждем кого?
– Едем! Кого нам ждать? – ответил Рябов. – Или тебе еще кого подхватить надо?
Геня посерьезнел и, помолчав немного, сказал:
– Мне тут ни ждать, ни подхватывать никого не надо! Я тут за безопасность отвечаю.
– Ишь ты! – воскликнул Рябов и сразу же спохватился: – Уж извини, никак не ожидал. И давно?
– А с самого начала! Все мной поставлено, и, кроме меня, никто этим не командовал.
– Значит, тебя вся эта катавасия больше всех беспокоит? – спросил Рябов.
– Если честно, то не так, чтобы… – почти безразличным тоном ответил Геня. – Во всех этих делах я наезда на нас не вижу.
– А Тамара видит, – как бы возразил Рябов.
Геня посмотрел на него, потом на дорогу, снова на Рябова и сказал:
– Томку – между нами – другое пугает.
– И что же?
Геня снова посмотрел на него – на дорогу, потом слегка сбавил тон:
– Ну, это мне так кажется, а я, может, и ошибаюсь…
– Ты уж, если начал, не крути вола за хвост, – попросил Рябов. – Рассказывай…
Геня молчал, и Рябов сказал с пониманием:
– Нет, конечно, если я не вашего полета птица…
– Да не в том дело, – перебил Геня. – Я ведь только вижу и догадываюсь, а может, и ошибаюсь… Но так мне кажется, что Томка боится, как бы Нинка все не продала. Ей ведь все отцовы дела побоку…
– В каком смысле? – не понял Рябов.
– Ну, «в каком-каком»… – передразнил Геня. – Она же этим никогда не занималась, дела не знает, и не похоже было, что узнать захочет. Ей сейчас проще все продать, потому что у нас главный собственник – дядя Денис, а все остальные… так… сбоку припека… Ну, кроме Томки, Григория и меня…
– А вы что же?
– Тут такое дело, – охотно рассказывал Геня, – когда дела пошли хорошо, когда все у нас расхватывали и еще просили, решил дядя Денис всех сделать собственниками. Знаю потому, что он все это с нами обсуждал: со мной и Томкой. И говорил, что на свои деньги человек будет охотнее работать.
– И что?
– А ничего. Он предложил, а никто не захотел, и только мы с Томкой и взяли по десять процентов акций.
– И больше никто?
– Больше никто. – Геня шумно выдохнул: – Тупой народ-то, хочет, чтобы под него все текло и вытекало, а самому двигаться будто и нужды нет!
– И если Нина продаст, то твои, например, десять процентов ничего не будут значить, – догадался Рябов.
– Ни копейки! – согласился Геня. – Нам за них и гроша не предложат… – Он замолчал, но было его молчание каким-то напряженным и беспокойным. Терпел он недолго. – Тут ведь важно, что Нинка цены настоящей не знает и знать не может, а…
– А ты знаешь… – продолжил Рябов.
– Да как сказать. – Геня не скрывал своих сомнений, но продолжил: – В бухгалтерских делах я не силен, но могу тебе сказать, что дядя Денис в год получал миллионов пятнадцать – двадцать… Хотя, конечно, он – хозяин, тут все справедливо…
– Пятнадцать – двадцать? – удивился Рябов. – Ты же знаешь, что я в его доме живу, но, честно говоря, никаких следов роскоши не видел, так что…
– Могу тебе сказать, что и в городской их квартире, где последние годы Нинка живет, тоже роскоши не видал, но возможно, средства на счетах, – сказал Геня. – Точно знаю, что есть счет, который Нинке достанется, но она пока о нем не знает…
– Она не знает, а ты знаешь? – насторожился Рябов.
– Не забывай, что на мне вся безопасность, – усмехнулся Геня.
Видно было, что он принимает решение.
– В общем, куда и что еще – не наше с тобой дело, но миллиона четыре, а иногда и пять он передавал фирме, вполне солидной с виду, но довольно… как бы сказать… интересной…
– За что переводил? Крышевали?
– Говорю же: безопасность – мое дело, и помощь мне не нужна! – отрезал Геня. – Нет, не крышевали, и, вообще, не знаю, за что он платил. Они обналичивали, а наличку отдавали мне.
– Обналичивали под процент?
– Ну конечно! – удивленно подтвердил Геня. – А как еще? Но мне причитающееся выдавали с точностью до сотенной бумажки…
– И ты их – Денису?
– И я их – Денису, – согласился Геня.
– А он – кому? – продолжил диалог Рябов.
Геня помолчал:
– Только догадываться могу… Но пока не скажу… Уточню… – посмотрел по сторонам и спросил: – Тебе куда надо-то?