4

Воскресенье

На следующий день Нина и Рябов с утра, как положено, отправились на кладбище, и по дороге к ним всё присоединялись и присоединялись люди, да и возле могилы уже кто-то был.

Сегодня Рябов уже не ощущал себя чужаком, спокойно глядел на присутствующих, узнавая, а точнее, вспоминая многих из них и кивая приветственно, да и к нему тоже подходили, здоровались, произносили свои имена, представляли жен или мужей, если те были не местными, и непременно приглашали «на стакан чая».

Потом все прошли в дом Доброхотовых и там присели к столу, но, как и принято, ненадолго. Потом вышли во двор и там уже продолжили разговаривать, а точнее, вспоминать истории, связанные с Денисом Матвеевичем.

Рябов с облегчением заметил, что настроение Нины меняется, лицо ее уже не такое напряженное, а губы ее, еще вчера плотно сжатые и часто подрагивавшие, сегодня стали мягче и, кажется, даже были готовы улыбнуться.

Когда все ушли, Нина села к столу и сказала:

– Скажи, что ты о вчерашнем думаешь?

– Ты о том мужике? – уточнил Рябов.

Нина кивнула.

– Ничего не думаю, тебя хотел спросить, – признался Рябов.

– Да о чем меня-то спрашивать? – удивилась Нина. – Никогда я его не видела, но все равно, он был и… – Она помолчала, а потом предложила: – Надо поговорить, а то время идет… Кстати, когда ты уезжаешь?

Рябов удивился:

– Я тебе мешаю? Чем?

– Да не в том дело, – повела Нина плечом. Она встала из-за стола, вышла из кухни и вернулась через минуту с пачкой сигарет в руке. – Пойдем покурим…

На улице, сделав несколько затяжек, заговорила тоном спокойным, рассудительным:

– Тебе, Витя, надо многое понять… и понять спокойно и правильно… И главное – понять, что папа состарился.

Рябов шевельнул рукой, и Нина, поняв это по-своему, попросила:

– Ты меня не перебивай, не надо! Ты давно с ним рядом не был, не видел, а у меня он перед глазами стоит, и еще долго стоять будет! И когда я сказала «состарился», я имела в виду не состояние его здоровья или, например, его внешний вид, а сам процесс перехода его в другое состояние. Он вдруг стал меняться, и это было совершенно неожиданно. Мне иногда казалось, что он сам для себя разработал по пунктам какой-то «порядок старения».

Нина замолчала надолго, и, когда заговорила после паузы, видно было, что заставляет себя:

– После того как ты уехал, папа пробовал поставить на твое место кого-то из ребят, которые работали еще при тебе, занимался с ними, пытался их как-то развивать, продвигать, а они видели только то, что было перед ними. Заглянуть за границы очевидного им не было дано, понимаешь. – Она скользнула взглядом по двору. – Вот ты этим даром обладаешь, но…

Она осеклась, а Рябов не удержался и продолжил:

– …Смылся с ним, завидев новые горизонты.

Нина глянула искоса и сказала решительно:

– Ладно, давай об архиве. Папа его собирал долго, как выяснилось. Видимо, начал еще при тебе, в то время, когда вы работали вместе…

– Не помню о таком, – мотнул головой Рябов.

– Ну, значит, тебе проще будет понять, как папа умел конспирировать, – невесело усмехнулась Нина. – Бумаги были в университете. Видимо, у папы была с кем-то договоренность, потому что ему выделили помещение и несколько ставок младших научных сотрудников, что по нашим временам, согласись, явление нечастое. Все шло как шло, а потом… Было так… Лето, сессия, выпускные, защита дипломов, в общем, аврал. А папа приболел, решил денек отсидеться дома.

– Он на факультет-то позвонил?

– В корень зришь, – вздохнула Нина. – Папа же привык, что без него все как без рук. Позвонил и давай командовать: сделайте то, сделайте это. Не знаю, что там было на самом деле, но в папином пересказе декан просто нахамил ему и бросил трубку. Может, и помирились бы, но на следующий день папа вовсе разболелся, горло саднит, из носа течет так, что он платок из рук не выпускает, говорить не может. Вызвали участкового врача, папу – на больничный. Приходит он после больничного, открывает свой кабинет, а там все переставлено, все вверх дном, и люди входят-выходят, как к себе…

– Представляю! – поморщился Рябов.

– Ну, раз представляешь… Два дня слова единого не произнес! Я испугалась, конечно, вызвала скорую, а у него пульс шестьдесят три, давление сто тридцать на девяносто! Как у пожилого космонавта! Но после того в университет он больше и шагу не сделал.

– Вообще? – уточнил Рябов.

– Абсолютно! В августе, перед началом учебного года, звонит декан, спрашивает, как там наш Денис Матвеевич? Я отвечаю, что сейчас его тут нет. Тот обрадовался – лучше я с вами поговорю, все объясню. И рассказывает: так, дескать, неловко получилось, что сотрудников на пару дней пришлось пересадить в кабинет Дениса Матвеевича, а уж вы, Нина Денисовна, объясните, пожалуйста, отцу! А папа тогда уже уехал в этот дом, дескать, хочу провести лето на лоне природы. Я приехала, рассказываю ему о звонке декана, а он смеется: мол, забыла, что я давно уже пенсионер? Говорю, папа, ну, так все сложилось: твоя болезнь, сессия, ремонт! Ну, пойми, не сердись. Да какое там! Меня ругать начал, дескать, защитница выискалась! – Нина ожесточенно поводила взглядом по сторонам в поисках пепельницы, потом резко поднялась, прошла на кухню и вернулась с жестяной баночкой, куда аккуратно положила окурок.

Рябову показалось, что она успокоилась, и Нина это подтвердила тем, как спокойно достала новую сигарету и, закурив, сказала:

– Вот такая история с архивом…

Ее спокойствие пугало Рябова. Нина затянулась несколько раз, по-мужски выпуская дым через нос.

– Вот с тех пор папа и жил тут, никуда не выезжая.

Она глубоко вздохнула, повернулась к Рябову и сказала будто выдохнула:

– Он реально жил тут, никуда не выезжая! Выехал только две недели назад! Выехал, чтобы вернуться в гробу.

Несколько минут сидели молча, потом Рябов нарочито спокойным тоном спросил:

– Ну, а ты-то сама почему не могла забрать этот чертов архив?

– Да он со мной об этом архиве и не разговаривал! – раздосадованно ответила Нина.

– Хорошо, – старался быть спокойным Рябов. – Давай съездим в универ и все решим.

Нина посмотрела на него, пожала плечами:

– О, как ты предсказуем, Рябов! Я еще вчера вечером позвонила и договорилась о встрече, так что…

– Ну, ты же просто Кассандра! – Рябов сложил ладони и восхищенно уставился на Нину. – Ты все предвидела!

– На твоем месте я бы не забывала, чем у них в тот раз все закончилось! – усмехнулась Нина. – И, видя удивленный взгляд Рябова, сказала: – Кассандре никто не поверил, и, невзирая на ее предостережения, все случилось так, как она предсказывала…

– Скромнее надо быть, Кассандра, скромнее, – усмехнулся Рябов. – Пойдем-ка, ты мне набросай фамилии тех, кто у Дениса работал в этой лаборатории.

Нина шла, всячески демонстрируя свое недовольство, а потом и вовсе сказала, что ничего не помнит и вообще устала, и отправилась к себе.

Ближе к вечеру, когда Рябов снова разбирал бумаги в кабинете профессора Доброхотова, от куда-то издалека стали раздаваться резкие звуки, которые неприятно усиливались. Он вышел из кабинета и, подойдя к лестнице, увидел, что все пространство первого этажа заполняется людьми в черной униформе. Он не увидел Нину, поэтому начал спускаться на первый этаж, спросив громко в пустоту:

– Что здесь происходит?

Человек лет сорока, в мундире, быстро подошел и встал, перегораживая лестницу, и, глядя на Рябова, сказал:

– Прокурор Реченского района Кулябкин! Кто вы? Предъявите документы!

Рябов демонстративно подтянул спортивные штаны, найденные на вешалке в кабинете Доброхотова.

– Рябов Виктор Николаевич. Что здесь происходит, и по какому праву?..

– Вы, собственно, кто? – перебил, изогнув бровь, Кулябкин.

– А я, собственно, гость Нины Денисовны Доброхотовой, хозяйки этого дома, и весьма интересуюсь происходящим на предмет соблюдения законов Российской Федерации.

– Не вижу в вас лица, перед которым должен отчитываться, – усмехнулся Кулябкин. – Кстати, вы тут на каком основании находитесь?

– Это с чего я вдруг должен давать пояснения? – искренне удивился Рябов.

– В чем дело? Кто вам позволил вломиться в мой дом? – раздался голос Нины.

Кулябкин оставил Рябова и двинулся в ее сторону.

– Вы – Доброхотова Нина Денисовна? – ровным, без интонаций голосом спросил он.

– Да. – Нина явно не понимала ничего.

Кулябкин отработанным движением развернул папку, достал лист бумаги, протянул его Нине и отчеканил:

– Вы арестованы по подозрению в убийстве Доброхотова Дениса Матвеевича. Собирайтесь, поедете с нами!

– Вы с ума сошли? – спросила Нина, и по тону ее было ясно, что она не верит в серьезность всего происходящего.

Кулябкин указал взглядом на лист бумаги, протянутый Нине:

– Ознакомьтесь.

Нина взглядом пробежала по бумаге и протянула ее Рябову.

Кулябкин резким движением уцепился за листок:

– Посторонним не положено…

– Я представляю интересы Нины Денисовны, – отвел в сторону руку с бумагой Рябов. – А вы мне в этом препятствуете…

– Больно уж вы невоздержанны… гражданин, – махнул рукой Кулябкин. – Хотите ночь провести у нас в гостях? – Он отвернулся и протянул Нине еще один лист бумаги: – Ознакомьтесь с постановлением об обыске…

– Какой обыск?! – воскликнула Нина. – Что тут происходит?!

Кулябкин повернулся к тому, что в камуфляже:

– Организуй понятых!

– Да у вас тут беспредел, гражданин Кулябкин, – усмехнулся Рябов. – Как говорится, закон – тайга, а прокурор…

– Я же вас предупреждал… – скорбно констатировал Кулябкин. – Собирайтесь…

Рябов, будто в растерянности, развел руками:

– Как же мы дом оставим без присмотра. Люди тут незнакомые… шастают. Пропадет что – с кого спросить…

Прокурорский снова кивнул:

– Собирайтесь, с нами поедете.

Подошел тот, что в камуфляже, почти прижался к Рябову:

– Ты, мужик, закон тут не нарушай, а то…

И было в его голосе что-то неприятное.

Рябов оглядел себя и обратился к Кулябкину:

– Мне надо переодеться, сами видите.

Вдруг из-за спины Рябова послышался возмущенный голос:

– Кулябкин, что ты тут делаешь?!

Услышав голос, Кулябкин повернулся удивленно:

– Тамара Федоровна… здравствуйте. Вы тут… как…

В этот момент Рябов узнал ее, хотя и вчера, и сегодня несколько раз хотел подойти к ней, но никак не мог вспомнить фамилию и собирался просить Нину сводить его в гости завтра. Это же Томка Гладилина! Пышка и хохотушка, участница всех затей, которые только бывали в деревне! Ах, как изменилась, а характер все тот же, неуемный!

– Ты меня еще допроси! – неожиданно зло ответила женщина и повторила: – Что ты тут делаешь?

Кулябкин пришел в себя:

– При всем уважении, Тамара Федоровна, давайте каждый будет делать свое дело.

Тамара явно собралась начать дискуссию, и Рябов, у которого были свои неотложные дела, спокойно отправился в кабинет, слыша, как она продолжает напирать:

– Я тебе вопрос задала!

Рябов вернулся минут через десять и сразу заметил, что Нины в доме уже нет, а Тамара возмущенно проинформировала:

– Витя, ты посмотри, что этот… творит!

Рябов хотел уточнить, что именно творит «этот», но Тамару было не удержать.

– Нинку он арестовал, видишь ли! – сообщила она, совершенно не обращая внимания на то, что Кулябкин стоял в двух шагах. – И сейчас тут собирается…

– Тамара Федоровна! – повысил голос Кулябкин. – Попросил бы…

– Попроси, попроси, – передразнила Тамара. – Он, видишь ли, подозревает Нинку, что она отца убила! – Голос Тамары сочился сарказмом.

– Да, это я уже знаю, – успокоил ее Рябов.

– Так! – повысил голос Кулябкин. – Вы собрались? Сами пойдете или вывести вас?

– Вы собираетесь производить какие-то действия в этом доме? – усмехнувшись, спросил Рябов.

– Следственные мероприятия вас не касаются. – Из голоса и взгляда Кулябкина, булькая, изливалась радость. – Тем более что вас сейчас сопроводят…

Рябов перебил с усмешкой:

– Меня это еще как касается, и вам скоро это объяснят.

Кулябкин смерил его презрительным взглядом и отошел к людям, копавшимся в вещах, и начал что-то говорить, но в этот момент заверещала его мобила, и Рябову показалось, что она верещит особенно противно.

– Кулябкин слушает, – отрапортовал тот.

И уже через несколько секунд лицо его начало сереть с желтизной, и плечи стали опускаться, и начал он горбиться, и слова сказать не мог, вслушиваясь в речь собеседника, и видно было, что отвечает он высокому начальству.

Потом поток, журчавший в мобиле районного прокурора, иссяк, но он еще постоял несколько секунд, прижимая телефон к уху. Несколько раз он, видимо, отвечал на вопросы звонившего, каждый раз пытаясь что-то добавить, но замолкал.

– Сразу к вам? – уточнил Кулябкин потухшим голосом. – Да, понял. Конечно… Но я… У меня все в полном порядке! Ну, не могу же я ни с того ни с сего…

И снова замолчал.

Тем временем в дом вошел человек в камуфляже с явным намерением что-то сказать, но Кулябкин отчаянно махал рукой, сперва тыча пальцем в потолок, а потом закатывая глаза, чтобы показать, какое высокое начальство его распекает в данный момент. Наконец он закончил разговор, суетливо сунул телефон в карман, достал платок и стал обтираться.

– Слышь… это… короче, меня отзывают… – нашел возможность сказать важное человек в камуфляже.

Кулябкин кивнул и сказал куда-то в пустоту:

– В отношении вас, господин Рябов, произошла досадная ошибка. Приношу извинения от лица службы и от себя лично. Вы имеете законное право подать жалобу на мои действия. До свидания…

– А Нина? – все так же раздраженно спросила Тамара.

– Это все в установленном порядке, – отмахнулся Кулябкин и вышел из дома.

После долгой паузы Тамара спросила:

– Это что было?

Рябов буркнул:

– Досадная ошибка, он же сказал.

Тамара рассеянно кивнула:

– Девка только отца похоронила, а они!..

– Ты же видишь, что они на службе, Гладилина, – попытался успокоить ее Рябов.

– Я уж сколько лет не Гладилина, а Сильченко, – поправила Тамара.

– А всегда было видно, что ты к Грише тяготела, – согласился Рябов.

– Скажешь тоже… Это он меня все замуж звал, – сказала Тамара, но голос ее был все таким же напряженным. Помолчав, двинулась к выходу, но потом резко остановилась, развернулась: – Ты, Витя, видать, шибко серьезно поднялся, если такое можешь делать, но я тебе по старой дружбе скажу, а ты без обид… Москва далеко, и у нас тут не все ей подчиняются. – Снова помолчала и продолжила: – Это все, видать, наши домашние непонятки, так что ты… не лезь… – Сделала несколько шагов в сторону Рябова. – Тут на твои знакомства не посмотрят, пришлют отморозка, и всё…

– В каком смысле? – наконец-то заговорил Рябов.

Но в это время заверещал мобильный. Рябов глянул на экран, увидел надпись «Соня» и отругал себя. Телефон, который ему пришлось включить несколько минут назад, решая актуальные вопросы, был отключен еще в Москве, в тот самый момент, как он поехал в аэропорт, отправляясь на отдых и не желая, чтобы его беспокоили. А разговоры с Софией, дочерью Ворги, сейчас ему были совсем не нужны! Рябов выключил телефон и повернулся к Тамаре. Она смотрела на него все так же напряженно. Казалось, она хочет, чтобы он сейчас же изложил ей все свои планы, но в то же время чувствует, что ей и не понять, каковы реальные возможности человека, который сейчас стоит перед ней. Человека такого знакомого и такого в данный момент совершенно непонятного.

– В общем, так, – продолжила она, – мы с тобой сейчас обойдем дом, проверим, все ли надежно заперто, а потом пойдем к нам. Сменим обстановку, поужинаем, а там посмотрим. – И, видя, что Рябову этот план не нравится, сказала: – Не волнуйся, возле дома будет караул стоять.

«Какой караул?» – хотел изумиться Рябов, но Тамара опередила:

– По дороге расскажу!

– Да нет, Тома, – перебил Рябов. – Никуда я не пойду, спать хочу – спасу нет, так что…

– Ну и черт с тобой, – неожиданно легко согласилась Тамара. И, выходя из дома, проинформировала тоном, не предполагающим возражений: – За домом присматривать будут, так что ты не волнуйся – это свои…

Загрузка...