И они остались живыми, как узбек, которого встретили в школе. Живыми, но какими? Спали, ели, двигались как роботы, опять ели и спали. Ни одно движение не освещалось улыбкой или радостью. Угрюмое выражение застывало на лице, когда они засыпали, и не исчезало утром, когда просыпались.
Айша вышла на балкон, присела рядом с мужем:
– Как чувствуешь себя?
– Сегодня получше.
Он стеснялся внезапно возникшей болезни: почти каждый час бегал в туалет. Боялся, что сквозь тонкие стены жильцы услышат звуки, которые исторгал его кишечник. Спазмы были такие, что боялся шевелиться и сидел неподвижно на унитазе, обхватив живот руками.
Однажды Шахин заметил в жидкой струе кала кровяные разводы. Потом он испугался по-настоящему: в унитазе всё было окрашено в красный цвет. Поддерживая штаны руками, пошёл в комнату и рассказал жене.
– Жди меня в туалете, – быстро проговорила Айша и побежала по коридору.
– Помогите! Муж умирает, – закричала она, ворвавшись к дежурной.
– Сейчас дам лекарство, и протянула руку к аптечке, чтоб достать таблетку. В лагере от всех болезней было одно лекарство – дафалган[4]. Айша помотала головой, потом потянула дежурную за рукав и заплакала, как ребёнок. Вцепилась в рукав и не отпускала до тех пор, пока не дошли до туалета. Шахин сидел на полу, скорчившись от боли.
Доктор приехал очень быстро, осмотрел его и велел срочно ехать в госпиталь. Та же дежурная повезла их в госпиталь. В отделении скорой помощи больного уже ждали. Айша, прижав руки к груди, смотрела вслед каталке, на которой санитары увозили мужа. Через час их пригласили к врачу, где находился и Абдували.
– Диарея на нервной почве, спазмы сжимают кишечник, – объяснил врач, показывая снимок.
– А кровь? – нервно спросила Айша.
– Кровь – из открытой язвы желудка.
Больному прописали лекарства и отдых. Айша стала строго следить за режимом питания мужа и приёмом таблеток, пыталась успокаивать его, чтоб «обеспечить покой». Не разговаривала о прошлом и нарочито громко восхищалась всем, что видела: парком с лебедями, ровными дорогами, чистыми улицами с подстриженными кустарниками. Говорила и вспоминала про себя дом в Кувасае, веранду, залитую ярким солнцем, и родниковую воду, холодную и вкусную.
По вечерам Айша звала мужа и детей в парк. Они медленно гуляли вдоль озера и смотрели на лебедей, безмятежно плавающих в озере. Муж с сыном шли впереди, а мать с дочерью сзади, беседовали о разных мелочах и не торопились в лагерь.
Возвращались к ужину, и она начинала буквально кормить мужа с ложечки, не обращая внимания на его бурчание:
– Пресное, остывшее, невкусное.
– Солёное вредно для язвенников, как и горячее. Залечим язву и вернёмся к прежней пище, – успокаивала его, держа ложку в длинных подрагивающих пальцах. Он через силу глотал и вяло улыбался:
– Солёное, вкусное, горячее.
Дети после ужина расходились по своим комнатам, а родители смотрели телевизор и пытались успеть прочитать титры на немецком языке. В десять вечера в дверь заглядывала дежурная и показывала на часы: пора идти спать.
Дни, похожие друг на друга, тянулись медленно и безрадостно, как будто застыли в отчаянии. И вдруг неожиданно их вызвали к начальнице лагеря. С встревоженными лицами они быстро вошли в кабинет.
– Позитив! – она почти выкрикнула это слово торжественным голосом.
Шахин и Айша вздрогнули и съёжились от страха.
– Семья Курбановых, то есть вы, получила положительный ответ на своё первое интервью, вам разрешено пребывание в Германии, также можете начать работу или обучение, – перечисляла она так, как будто всё сама выиграла в лотерею. Встала из-за стола, пожала каждому руку и вручила им официальное письмо из Управления по делам беженцев.
«Позитив» оказался магическим словом.
– О Аллах, – заплакала Айша в комнате, – неужели мы вырвемся отсюда?
– Уже вырвались, – рассмеялась дочь. – Завтра пойдём квартиру искать.
Шахин стиснул зубы, чтоб унять дрожь. Молчал, сидел неестественно прямо и смотрел перед собой. Думал о том, что в одном слове «позитив» сомкнулись начало и конец. Конец страданиям и начало новой жизни, которая будет счастливой. Какой именно, никто из них не знал. Не могли представить ничего, кроме того, что теперь у них будет своя квартира с туалетом и кухней, без чужих голосов и запахов.
Обычно сдержанный Абиль развеселился:
– Придумал. Мы гуляем по городу и смотрим не под ноги, а вверх. Иногда хозяева сами сдают квартиры и вывешивают объявления прямо на окнах. Знаю одну такую квартиру, я даже телефон записал на всякий случай. В центре города видел.
Он смеялся и пугал всех, что они останутся жить в лагере, если сейчас же не поедут искать жильё.
Наверное, у каждого человека бывают дни, когда вдруг исполняются самые необыкновенные желания. И таким днём для них стал сегодняшний. Объявление висело на окне четвёртого этажа, написанное от руки печатными буквами, с номером телефона. Задрав головы, они смотрели вверх, как заколдованные. Замерли на месте: повезёт им до конца сегодня или нет. Даже смешливая Айгуль не шутила, как обычно, сжала кулачки и повторяла номер телефона.
– Мам, позвони ты. У папы не получится сказать длинную фразу, – разрядил обстановку Абиль. – Нас интересует цена и предоплата. Он стал набирать номер телефона, поглядывая вверх, чтобы не запутаться. Длинные гудки – и потом женский голос. Айша взяла трубку у сына и, стараясь не показывать волнения, начала неторопливо говорить.
Хозяйка назначила им встречу через три дня. Три ночи Шахин не спал, волновался и думал, что делать, если хозяйка квартиры передумает.
– Спи, всё будет хорошо, – Айша нежно погладила его по голове, как маленького ребёнка. – И потом, это ведь не единственная квартира в городе.
Еле дождавшись положенного времени, они поехали на встречу. Хозяйка обошла с ними чисто убранные комнаты, открывала и захлопывала дверцы шкафов, показала кастрюли и сковородки. Квартира была полностью готовой к переезду, по стоимости она оказалась недорогой, потому что находилась в центре города, шумном и оживлённом. В тихом пригороде цена была бы намного выше. Три спальни, зал, небольшая кухня, туалет и ванная показались им непомерной роскошью. Айгуль объявила:
– Моя комната. Не уйду отсюда. Ни за что!
Переглянувшись между собой, Айша с Шахином решили:
– Берём.
Въехали в понравившуюся квартиру через две недели. Договор подписали на один год. На табличке почтового ящика вывели свою фамилию «Курбановы».
Вечером заехал к ним сам хозяин, молодой парень лет двадцати. Один глаз у него убегал в сторону, казалось, что он смотрит вбок. Прочитав письмо, которое Абиль взял из почтового ящика, небрежно сказал:
– Выбрось. Она уже умерла, бывшая хозяйка. Я купил квартиру на аукционе, наследников не было. Всё осталось после неё.
– И постель? – ужаснулась Айша.
– Так вы на ней спите.
После его ухода Шахин успокаивал жену:
– Бояться надо живых, а она уже тебе ничего плохого не сделает. Да и возни не будет с покупкой мебели и посуды.
– И то правда, времени нет, – согласилась Айша. – Ты, как всегда, прав.
Шахин устроился на работу в большом магазине грузчиком и смеялся сам над собой:
– Всё возвращается на круги своя. Но, – он воздел кверху указательный палец, – я ничего на себе не таскаю. Это делает мини-погрузчик. Я езжу на нём между рядов с товарами внутри магазина.
Айша записалась на обучение в социальный ресторан.
Счастье. Это было настоящее счастье – жить в своей квартире без посторонних глаз и контроля, разговаривать о чём угодно и выходить из дома без разрешения. Им казалось, что долгое время они жили под тяжёлым прессом и сейчас его сдвинули, наконец вздохнули полной грудью.
Социальный ресторан находился недалеко от их квартиры. Айша ходила на занятия пешком. Муж смотрел на неё с сочувствием. Она не жаловалась на усталость, но вечером без сил полулежала на диване, опустив ноги в тазик с тёплой водой. Потом успокаивала сама себя: надо вытерпеть год, чтоб получить разрешение на открытие собственного ресторана.
– Представляете, будем готовить в нашем ресторане манты, плов, шашлык, лепёшки в тандыре. Мы станем первыми, кто откроет узбекский ресторан.
– А кто есть будет всё это? Кажется, немцы не любят жирную еду, – сомневалась Айгуль.
– Научим. Главное – разрешение получить.
Тяжело, ох и тяжело приходилось Айше на учёбе. За каждым словом лезла в словарь, потому что немецкий язык давался с трудом. Замотав длинные волосы на затылке, чтобы не лезли в глаза, она сидела до полуночи над «рабочим материалом» – названиями продуктов. В тетрадь столбиком выписывала названия сыров и колбас. Иногда засыпала с ручкой в руке. А толку-то от такой учёбы: пока писала – понимала, вставала с места – забывала. Вот и сегодня на уроке быстро записала слово «сыр» и стала внимательно слушать преподавателя. После лекции, когда началась практическая часть, опять ничего не помнила.
Иногда случались дни, которые состояли из одной практики. Ученики выбирали по желанию лист с рецептами: овощные супы, тушёное мясо или рыба, десерт на третье; в холодильном отсеке получали подготовленные заранее продукты и шли на кухню, в которой стояли огромные котлы и сковородки с автоматическими мойками. Разговаривать было некогда. Все усердно чистили, мыли, нарезали продукты. Айша боялась огромных по размеру котлов и сковородок, которые невозможно было сдвинуть с места. Преподаватели успевали следить за всеми и оказывались рядом, когда ученики путались в действиях. Кухня фырчала, шипела, пыхтела и требовала к себе ежеминутного внимания: вовремя помешать лук, мясо, налить воды, снять пену. Будущие повара старались не допускать ошибок, не получать минусов, которые увеличивали сроки обучения.
Всё. Еда приготовлена. Группа дружно сервировала стол и запоминала правила обслуживания клиентов, раскладывая бесчисленное количество ножей и вилок, расставляя высокие и низкие бокалы. Потом начиналась игра: часть поваров в качестве гостей церемонно садилась за стол и принималась за еду, которую недавно приготовили сами, стараясь не путаться в столовых приборах; другая часть группы выполняла роль официантов и обслуживала «клиентов», подносила заказанные блюда с левой стороны и с неё же убирала грязные тарелки, которые надо было помещать на вытянутой левой руке. Не менее важной была уборка кухни в конце рабочего дня. Каждый должен был помнить ещё одно правило: убирай за собой сам рабочее место. Под занавес преподаватели оглашали баллы, полученные за день, и объясняли ошибки, допущенные учениками.
Два дня в неделю в ресторан приходили пенсионеры, чистенькие и ухоженные, в красивой одежде. Набирали много всего из меню, ели долго и пили так же долго. Айша удивлялась, что в них вмещается столько еды. Потом разгоряченные вином, поправляли седые букли, трещали без умолку и хохотали на весь ресторан. Веселились: поели вкусно и заплатили половинку от полной цены. Ресторан поэтому и назывался социальным, не облагался налогом. Выгодным был для обеих сторон: и хозяевам, и клиентам.
Кроме того, обязательными были вечерние приёмы, которые устраивали для себя работники различных городских организаций во главе с бургомистром. Готовились два дня. Работали в обычном порядке: заглядывали в лист с рецептами и делали так, как было написано. Потом начиналось пиршество для студентов. Они рассаживалась за столом, а преподаватели обслуживали учеников сами, подчёркивая важность предстоящего мероприятия. Ученики наедались так, что больше даже смотреть не хотелось в сторону тарелок с изысканными блюдами. На второй день готовили то же, что и вчера, только для важных гостей. На этих приёмах всё проходило по-другому: гости ели мало, хоть меню было гораздо изысканнее, чем для пенсионеров. Деликатесов оставалось после приёма много, и студентам разрешали забирать еду домой. Айша однажды тоже принесла домой пакеты с едой. Разложила по тарелкам и с гордостью похвалилась:
– Разрешили взять с собой.
– Никогда не приноси домой объедки, – закричал на жену Шахин и со злостью стукнул кулаком по столу так, что тарелки подпрыгнули.
Абиль молча вышел из кухни. Айша вздохнула: сыну не помешал бы лишний кусочек, вытянулся, стал худой и прозрачный. Большие карие глаза, высокие скулы и ярко очерченный рот повторили материнские черты лица. Только глаза были отцовскими, и взгляд, умный и цепкий, подмечал всё вокруг. Дочь переняла отцовскую внешность: полные губы, мясистый нос, широкий лоб и улыбку, открытую и обезоруживающую. Полная, невысокого роста, она надевала длинные юбки, чтобы скрыть кривоватые короткие ноги. К внешности был приложен твёрдый характер, никогда не давала себя в обиду. Удивившись отцовской выходке, дочь пожала плечами, села за стол и стала с аппетитом ужинать.
– Какие разные дети по характеру и внешности, – удивилась Айша в очередной раз, наблюдая за ними.
Шли дни. Социальный ресторан готовился к новогодним праздникам. Студентов пригласили на фуршет 2 января. Айша оделась нарядно, это был первый праздник, который отмечали всей группой. Им разрешили прийти с супругами. Ей удалось уговорить мужа пойти вместе. Студентов пригласили к столу, а преподаватели начали обслуживать их, как самых дорогих гостей. Директор ресторана в нарядном платье ходила по залу с подносом, уставленным фужерами с вином. Обычно строгое лицо выражало радость, она улыбалась и поздравляла каждого:
– Айша, самого лучшего Нового года.
Айша поперхнулась от неожиданности, услышав, что директор обратилась к ней по имени, ласково и непринуждённо. Муж пробормотал ворчливым тоном:
– Что-то всё здесь наоборот.
И улыбнулся, представив, как он обслуживал бы своих подчиненных, когда был директором компании. А здесь так было принято: руководитель организации выказывал уважение к человеку, работающему с ним в одном коллективе.
К концу обучения Айша повеселела: понимала то, о чём говорили на уроках, не оглядывалась за подсказкой на других, повторяя бессмысленно их действия. У неё появилась подруга, турчанка, жила здесь давно. Она охотно рассказывала о себе и своей семье. Оказывается, много лет назад её отец уехал на заработки в Германию, был шахтёром, получил немецкое гражданство, взял в жёны девушку из Турции и пустил корни в новой стране. Он оказался предприимчивым человеком. Заработанные деньги не отвозил домой, как остальные земляки. Откладывал каждую монетку и вскоре приобрёл маленькую квартирку, начал сдавать её в аренду знакомым. Вскоре прикупил ещё несколько квартир, их тоже сдавал в аренду. В Турцию он вернулся, чтобы осуществить мечту детства. Он вырос в районе бедняков. Недалеко от их трущоб находился частный пляж: аккуратный, с золотым песочком, на шезлонгах отдыхали хозяева. Однажды охранник выволок мальчика с пляжа и побил, чтобы больше не лазил по чужой территории. Мальчик заплакал за оградой и крикнул обидчику:
– Когда у меня будет свой пляж, я тебя тоже не пущу туда.
– Я и не пойду туда, потому что у голодранца не будет своего пляжа.
Мальчик вырос, уехал в Германию на заработки и вернулся домой. Купил рядом с тем пляжем, откуда его выгнали, участок земли, построил небольшой отель. «Голодранец» хотел пригласить в гости своего обидчика не для мести, а из благодарности за пинок, который выкинул мальчика в другую жизнь. Своим детям он построил большой многоэтажный дом, раздал каждому по квартире, и сам жил с рядом во время приездов на родину.
– Когда отец женился, они с мамой поселились в этом районе. Мы все живём рядом и в Германии, и в Турции, куда ездим отдыхать летом или осенью. Мама много лет плакала после замужества, хотела назад в Турцию. И однажды, когда она получила документы, отец отвёз её туда на месяц. Веришь, она через две недели попросилась назад, – смеялась подруга.