Мы шли уже больше часа, но я не чувствовала усталости. И светило сегодня не так жгло наши пески, будто куталось в дымку лиловых облаков. Иногда издалека доносился едкий запах паленой шерсти и копченостей. Всезнающий Фрайм сообщил, что бугорщики жарят мясо на дворе «Кормушки».
– Поймали дикую лошадь. Раньше их было много, они носились по степи быстрее ветра. Сианцы почти всех перестреляли со «стрекоз». Лагеря находились под электрозащитой, охрана скучала. Говорят, порой военные даже выпускали людей и охотились на них, как на животных.
– Варвары! Кажется, самая отвратительная раса в вашем мире – это сианцы.
Фрайм немного подумал, потом по его скуластому лицу разлилось что-то вроде умиления.
– Среди них тоже есть добрые существа. Я видел на Гиде женщину с Сианы, которая построила приют для детей, потом лечебницу и разбила сад. Я немного жил в миссии Касалано, там впервые попробовал ягоды. Они росли на грядах среди ажурной зеленой листвы. Я их собирал и мне разрешали немного съесть.
– И там же узнал молоко?
– Это самое вкусное, что бывает на свете.
Фрайм кивнул, лоб его собрался в мелкие сухие складки, взгляд затуманился. Возможно, мысленно «скелет» вернулся в места, где ему было хорошо. Тогда я тоже пустилась в воспоминания, оказалось, что Гида – родина Фрайма очень похожа на Землю. Я загрустила за нас обоих – бесприютных скитальцев, понемногу разговор заглох, позади и сбоку группами и поодиночке стали появляться изгои.
Они выбирались из груды мусора, которую еще не успели рассортировать, спрыгивали с вросших в глину ржавых машин, выползали из своих подземных убежищ – тощие, грязные, оборванные. Люди-черви… Те, кто не способен или просто не хочет работать на местных заводиках, кто вынужден существовать на подачки короля и скудный доход старьевщика.
Фрайм сказал, что среди них было много хубанцев и чантиан, есть также несколько человек с Петри – тех, кто в Большом мире привык жить на всем готовом, поэтому здесь они быстро опустились. А вот кардарианцы лучше кого-то зарежут, чем будут побираться, они слишком гордые. Еще нам попадались такие же «скелеты», как Фрайм – жуткое зрелище собой представляли, но при том являлись самыми безобидными и жалкими изгоями.
– А Рохо сегодня где? Обычно он за тобой таскается.
– Крысожора забрал Гарш следить за кострами.
– А ты почему не пошел с ним?
– Не хочу прислуживать бугорщикам, они надо мной смеются, всячески унижают. Я не обижаюсь на плохие слова, знаю, что уродлив, так ведь они бросают еду на песок нарочно, чтобы я ползал у их ног. Я так пока не хочу, перед ними не хочу пресмыкаться. А Рохо уже все равно. Зато будет сыт.
– Вот же гады! Понятно. А людей с Тарсин ты здесь не встречал?
– До твоего пилота – ни разу.
– С чего же он мой?
– Ты спасаешь его, хочешь возродить жизнь в его тающем теле. Идешь ради него к королю. Он может быть твоим.
– Фрайм, расскажи про яссов. Мне что-то тревожно.
– Вряд ли нужно бояться всерьез. В худшем случае Джелло просто не заметит тебя, как пугливую песочную ящерку. Ты маленькая и жалкая по сравнению с ним. Даже совестно тебя мучить. Джелло никогда не угнетает таких ничтожных существ. Я не слышал.
– Прекрати издеваться, у меня и так руки дрожат. Далеко еще топать?
– Могу посадить в тележку. Только не очень долго смогу вести.
– Я не настолько бессовестна, чтобы эксплуатировать твои дряхлые мощи. А вот фляжку с водой, пожалуйста, подвези, бок уже оттянула.
Наверно, прошло больше часа, а впереди расстилался только бесконечный полигон с островками заброшенных военных ангаров, старых бочек и громоздких контейнеров. Повсюду копошились людишки, хотя кое-кто уже полностью утратил человеческий облик.
Я старалась меньше разглядывать наших спутников, впрочем, им тоже не было до меня никакого дела. Всех гнал вперед один-единственный стимул – голодное брюхо и жажда еще немного протянуть. «И псу живому лучше, нежели мертвому льву»…
Где я это слышала? Затылок словно залит свинцом, трудно дышать, песок хрустит на зубах, сушит гортань. Наверно, скоро я совсем разучусь думать. И вообще, выгляжу сейчас не лучше старожил. Эта мысль заставила резко остановиться.
Чтобы Джелло меня заметил в толпе, я должна хоть как-то выделяться среди падальщиков. Я должна походить на разумное существо, ту самую «забавную зверушку», что на мгновение привлекла взор ясса в «Кормушке».
– Фрайм, погоди, мне надо умыться. Знаешь, у меня такое чувство, будто иду на собеседование, чтобы получить престижную высокооплачиваемую должность. И как нарочно я сегодня такое чучело! Фрайм, у меня не получается нормально расчесать волосы, потому что не могу их нормально помыть, шампуня же нет. Посмотри на мои руки – это же кошмар, а во что я одета…
– Успокойся, не надо кричать.
– Даже ты назвал меня жалкой и ничтожной ящеркой, а король и вовсе не захочет слушать. Зачем я сюда пришла? Дар там совсем один, он умирает, а я тут бесполезно торчу…
– Но мы почти на месте, Ари, нельзя поворачивать назад в двух шагах от цели. И пакет с концентратом тебе пригодится, ведь я вчера съел остатки супа.
– Выхлебал самую гущу, – попрекнула я, чувствуя, как где-то у горла закипают слезы.
– Ари, надо спешить, иначе нам ничего не достанется. Слышишь эти звуки? Раздача уже началась.
– Иди быстрее, не жди меня, я сейчас настроюсь и догоню.
Фрайм шумно фыркнул на манер беговой лошади перед забегом, крепче ухватился за ручку своей тачки и поскакал, смешно выбрасывая вперед голенастые ноги. А я немного посидела на горячем песке, отдыхая и успокаиваясь, потом уловила знакомые спазмы голода и побрела за «скелетом».
Удары гонга не давали сбиться с пути, обширная постройка, откуда они доносились, была отличным ориентиром на пространстве, усеянном телами изгоев, спешащим к дармовой жратве. Меня часто толкали, отпихивая с дороги чьи-то противные руки и бока, мимо меня с хрипом и бормотанием пробегали живые остовы, едва прикрытые цветным тряпьем. Последняя стадия нищеты и безумия. Я еще не видела в таком количестве местную рвань.
«Смотри же, Ари, смотри хорошенько, каков может быть твой финал на Цоте». Я закрыла лицо руками и, ориентируясь на призывный сигнал, медленно брела туда же, куда мчались десятки босых ног, копыт или лап. Уже ничему бы не удивилась в здешнем паноптикуме, но смотреть было противно и страшно.
Впереди показалось проволочное заграждение, похоже, в нем был узкий проход, потому что в одной точке сгрудились изгои. Я заметила высокую, костлявую фигуру Фрайма, действуя своей тележкой как тараном, он смог быстро проникнуть внутрь. Следом постепенно засосало в ворота всю пеструю многоголосую толпу оборванцев.
Я зайду последней, просто не смогу пробиваться локтями среди этой вонючей, клокочущей массы. Я не буду выпрашивать подачку, как здешние побиральцы.
Но моя медлительность оказалась роковой. Пробираясь к знакомой повозке между рядами изгоев, разрывающих пакеты с едой, я заметила, что раздача закончена. У постамента, на котором стоял Шакко, валялись пустые мешки и коробки, часть из них я лично укомплектовывала с Ситом. А теперь их содержимое перемалывали челюсти местных бродяг. Повсюду раздавалось жадное чавканье, довольное сопение и хруст пакетов.
Как же хочется есть… Хоть кусочек пастилы, пахнущей сырой рыбой… А Фрайму повезло – он сидит в тени своей тележки и, закрыв глаза, смакует добычу. Рот у меня наполняется голодной слюной. На какое-то время забываю, зачем я здесь и как робот двигаюсь в сторону «скелета».
– Дай немножечко. Пожалуйста, поделись.
– Надо было шевелиться самой.
«Вот жмот полудохлый!»
– Фра-а-йм… я же потом верну.
Он ничего не ответил, полностью занятый насыщением, а я тоской смотрела, как ритмично дергается острый кадык на его тощей шее. Фрайм прав, я сама виновата, надо было шевелиться, иначе здесь не прожить.
Присаживаюсь рядом, потому что нет сил куда-то идти. И вообще хочется лечь и не двигаться. Никогда. Вот только напьюсь и помру здесь у подножия трона. Забираю у Фрайма фляжку с остатками воды, запрокинув голову, выпиваю до донышка. Как неаккуратно… рук дрожат от слабости, все течет по подбородку. Стаскиваю с головы платок и обтираю облитую грудь. Даже заставляю себя улыбаться. «Все, Ари, это конец…»
А потом словно от незримого толчка в бок я открываю глаза и тут же замечаю его. Никаких мыслей и чувств – тупое безразличие уставшего и очень голодного существа, я просто смотрю на большого мужчину рядом с одноглазым Шакко, а он в упор смотрит на меня. Не знаю, сколько времени это продлилось, я пришла в себя, когда у моих ног шлепнулся пакет с концентратом и прозвучал смутно знакомый свистящий голос ясса:
– Возьми. Это тебе.
Я тут же разорвала пленку и вытащила содержимое пакета: порция «торфопасты», тюбик с соевой кашей, замаскированной под мясное рагу, пара галет и бутылочка с «жидким хлебом», что-то вроде густого кваса. Его я выпила в первую очередь, потом разгрызла зерновую галету и только тогда догадалась вновь поднять взгляд на устроителей раздачи бесплатного корма.
Шакко что-то тихо говорил, наклонившись ко второму, а тот с непроницаемым лицом смотрел, как я ем. У второго оба глаза были на месте, но почему-то он показался мне еще более страшным. Мужчина до пояса оголен. Такой же высоченный, как Шакко, только еще шире в плечах, ноги как столбы, ручищи огромные, бугры мышц перевиты синеватыми венами, желтовато-бурый змеиный узор на коже. А, может, настоящая чешуя…
Я вроде не хочу смотреть, но словно под гипнозом не отвожу взгляда.
Каменное лицо… Безволосый череп… Гладкий высокий лоб, выпуклые надбровные дуги без самих бровей… Лицо-маска сильного, гордого, сурового существа, привыкшего побеждать, ни перед чем не останавливаясь. Может, это и есть король Джелло?
Господи, я же не смогу с ним заговорить, у меня язык не повернется обратиться с просьбой к такому чудовищу. Он отмахнется от меня, как от мошки и велит выкинуть за пределы ограждения. Еще и Фрайм пострадает за то, что привел сюда. Надо немедленно уходить, пока оба целы.
Я завязала остатки трапезы в тряпку-платок и поднялась с земли. Единственное, на что оказалась способна – это сдержанно поклониться и невнятно пролепетать:
– Благодарю вас! Вы делаете очень важное и хорошее дело. Цота вас не забудет.
Напоследок я осмелилась глянуть на Шакко, он меня немного меньше пугал, почему-то казался проще, и слова благодарности я невольно обращала именно к нему. Осталось растормошить приятеля «скелета», насытившись, он собирался вздремнуть у своей телеги.
– Фрайм, пошли, дожуешь по дороге!
Меня била нервная дрожь, двое яссов на постаменте о чем-то тихо переговаривались на своем шипящем языке, до меня долетели обрывки фраз Шакко:
– … из Дейкос… работает в «Кормушке»… забавная и немного похожа… забыл сказать раньше… сама пришла.
Меня захлестнуло чувство опасности. На уровне животных инстинктов, откуда-то из подсознания поднялась волна паники. Но зачем же я им нужна? Унижать, издеваться над кузнечиком из чужой «примитивной» системы? Позор для сильного и благородного ясса. До чего противно чувствовать себя ничтожной в чьем-то высокомерном сознании. На смену страху медленно поползла злость, и я уже заорала, не сдерживаясь:
– Фрайм – вредная ты жадина, хватит дрыхнуть, здесь тебе не любимая помойка! Двигай костями, нам еще долго добираться до дома!
За моей спиной раздалось насмешливое хмыканье. Немного поколебавшись, я обернулась к яссам. Сейчас или никогда! Вот возьму и попрошу лекарство для больного друга. Вот сейчас… осталось слова подобрать и унять противную дрожь в коленях.