Берестнев закрыл в комнате дверь, поправил висящую на гвозде толстенную доску и отошёл на несколько шагов.
Итак?
Он вынул из чехольчика армейский метательный нож.
Кто-то сказал, что нож – это остриё души.
Повертел кулаком, разминая кисть.
Красиво сказал и, пожалуй, точно.
Перехватив нож за лезвие, Берестнев плавным движением метнул его. Вжжих! Остриё глубоко вошло в доску, заставив её вздрогнуть.
Он отошёл назад.
Японцы придумали хороший способ бороться с плохим настроением: перед входом в здание фирмы ставят резиновую копию начальника. Поступили с тобой не по-людски – бац-бац по резиновому дядьке, и вроде как полегчало.
Не известно, существует ли такое на самом деле или это чья-то придумка, но идея покидать нож в манекен директора кафе показалась ему заманчивой.
Кровожадно? Зато уголовно не наказуемо. В целях психотерапии, так сказать.
Берестнев снова метнул нож. На этот раз тот вонзился ближе к правому краю доски.
Сосредоточься, а то в следующий раз попадёшь в дверь.
Он вытащил нож и вернулся на исходную позицию. Приготовился бросить в третий раз, но на столе вдруг запиликал мобильный телефон.
«Дедов» – высветилась надпись.
Берестнев нажал «принять» и приложил телефон к уху:
– Привет, Андрей.
– Привет, привет, – послышался голос. – Что такой кислый? Случилось чего?
– С работы ушёл.
– А, ну и фиг с ней! Было бы о чём переживать… Неужели ты не найдёшь, куда пристроиться? Хочешь, я тебя в полицию переманю?
– Я уже успокоился.
– Ну и молодец. Я вот чего тебе звоню, Саня. У меня тут штуковина одна интересная появилась. Пострелять хочешь?
– Спрашиваешь! Конечно, хочу. А что за штуковина?
– Хорошая, тебе понравится.
Берестнев сел на табуретку, покачивая ножом в руке:
– Ну и?
– Ну и давай подъезжай. Куда меня весной возил, помнишь?
– К бабуле в деревню?
– Самое оно. Поедешь по дороге, а я тебя встречу. Часиков в пятнадцать. Успеешь?
– Ну, это как пробки…
– С тебя мангал и мясо.
– Чего?!
Но Дедов уже отключился.
– Вот хитрец! – Берестнев улыбнулся. – Ладно, с тебя – игрушки, с меня – печенюшки.
Андрей Дедов – старинный друг. Служит в ОМОНе и просто помешан на огнестрельном оружии. То пистолет редкий добудет («из которого Пушкина убили»), то бандитский обрез с четырьмя стволами, то ещё какую-то диковину. В прошлый раз принёс немецкий автомат времён Второй мировой. Новенький «Шмайсер», в смазке, обёрнутый промасленной бумагой – будто только что с завода. И даже с патронами. Где он его взял – никому не известно, но в выходные они вволю постреляли из него на служебном полигоне.
Что он достал на этот раз? Бронебойник?
Пройдя по комнате, Берестнев остановился спиной к доске и закрыл глаза.
Сосредоточился. Постарался представить висящую на двери доску.
Вот она – в шести-семи шагах от него, на уровне груди. Светлый прямоугольник. Берестнев отчётливо представил волокна, из которых доска состоит, трещинки и отметины от предыдущих попаданий. Вдохнул.
Резко повернулся, выбросил руку вперёд и разжал пальцы.
Нож пронёсся в воздухе и, пробив доску насквозь, крепко воткнулся в дверь.