Памяти моего отца
У каждого свой путь ко Христу. И сколько путей, столько представлений о вере, Боге и Церкви.
Кому-то повезло. Он с детства помнит бабушкины руки в муке, пасхальный кулич и крашеные яйца, праздничное многолюдство в храме и трепетные свечи перед иконами. Эти добрые и простые образы, бережно сохраненные в сердце, встают у человека перед глазами, когда он молится, читает Евангелие или беседует о вере и жизни.
Но так повезло не всем. У тех, кого в храм привела не бабушка, а насущная необходимость познания Бога и себя, иные представления о вере, иные образы Церкви, приобретенные иным духовным опытом. Внимая молитвам и песнопениям литургии, каждый, пришедший ко Христу собственным, непростым, путем, видит «умными очами» что-то свое.
Мое пришествие к Богу началось весной 1995 года, когда, по совету мамы, я прочитал романы «В лесах» и «На горах» Павла Ивановича Мельникова (Андрея Печерского). Уже не помню, почему именно эти книги были посоветованы мне.
Теперь я понимаю, Мельников – третьесортный писатель, а его романы – отнюдь не вершина русской литературы. Но тогда общее впечатление от них было огромно, хотя я многого и не понял. Меня восхитила величественная панорама природы, картины народной жизни, изумительная галерея русских типов, представших моему взору. Но более всего поразила загадочная, неизвестная старая вера, старообрядчество, древлее православие.
В то же время я открыл для себя творчество писателя Юрия Павловича Казакова и был очарован его рассказами и Русским Севером. И поныне его карта звучит для меня песней: Ладога, Онега, Пинега, Кокшеньга, Лопшеньга, Маленьга. Что-то необыкновенное, настоящее, кондовое слышится в этих загадочных финских и лопарских именах. И мне они приятнее и звучнее южной экзотики, всяких там полногласных Ниуэ и Вануату.
Романы Мельникова и рассказы Казакова соединились в воображении и нарисовали образы, которыми православие запечатлелось в моем сердце. Они сродни картинам Васнецова и Нестерова или рисункам Билибина: тихий светлый край – Святая Русь, пустынность, нетронутые безлюдные леса и «топи блат», темные ночи зимой, тишина над землей. Светозарным Русским Севером раскрылась мне вера Христова.
Смутно воображались непроходимые чащи, скиты, один суровее, потаеннее другого, деревни, моленные с древними, почерневшими иконами в тусклых серебряных окладах, мерцание жарко и желто горящих свечей, четкая кириллица старопечатных книг и тишина над лесами, изредка нарушаемая звоном одинокого колокола. Какие-то бородачи в кафтанах, древнейшие монахи, богомольные женщины в сарафанах и платках тихо проходили передо мной, запах росного ладана, прекрасное унисонное пение волновали душу.
Это шло откуда-то издалека, из давних времен. И я почувствовал, как на меня нахлынули воспоминания. Я что-то пытался вспомнить, но что? Неведомая старая вера манила, звала. И в этом неясном, смутном зове мне слышался тихий голос Спасителя: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим, ибо иго Мое благо и бремя Мое легко»[1].
И я пошел на голос, сам того не подозревая, повинуясь призыву Святого Духа и слову Библии: «Дух дышит, где хочет, и голос Его слышишь, но не знаешь, откуда приходит и куда уходит. Так бывает со всяким человеком, рожденным от Духа»[2].
Следуя призыву свыше, я стал искать истинную веру. Прежде я не только не интересовался христианством, но и отрицательно относился к нему. Не привлекала меня и русская история. Но после прочтения романов Мельникова все переменилось. Я заинтересовался верой Христовой, древлим православием. Стал выяснять, кто же эти гонимые староверы, что такое раскол.
Сначала мне не удалось подобно узнать об этом. В отцовской «Настольной книге атеиста» я прочел, что современное старообрядчество находится на грани вымирания: «Ряды его сторонников уменьшаются в последние десятилетия довольно быстрыми темпами. Причина тому – воздействие на верующих советской действительности. Откровенный консерватизм старообрядческой веры делает ее мало популярной даже среди верующих».
От подобного чтения у меня сложилось неверное мнение, что старообрядчество – вера нескольких тысяч стариков и старух, живущих в сибирской глуши, что Церковь слишком слаба, что у нее нет будущего.
Но меня не оставляло желание подробнее узнать о старой вере. Вполне я смог удовлетворить свой интерес в 1996 году, когда работал в библиотеке Московского историко-архивного института. Тогда я познакомился со множеством дореволюционных книг по старообрядчеству. И хотя они хулили древлее православие, меня они уверили в обратном – в его святости и спасительности.
Вскоре я смог узнать истину о современном состоянии Церкви, которое оказалось несоответствующим моим мрачным предположениям, побывал на Рогожском кладбище, стал захаживать в книжную лавку при Никольском храме у Тверской заставы.
С апреля 1997 года, с Лазаревой субботы, я начал посещать богослужения в Никольском храме. Так я пришел в Русскую Православную Старообрядческую Церковь – в Церковь, которая, по моему убеждению, наиболее твердо и неизменно хранит истинную веру. Наконец, 20 февраля 1998 года я принял крещение в Покровском храме города Ржева.
В том же году в десятом выпуске информационного сборника «Духовные ответы» появились мои первые публикации. Ответ на вопрос читателя: «Можно ли быть уверенными, что нынешняя служба в старообрядческих храмах полностью подобна молитве наших далеких предков по вере?» и рассказ о моем обращении в христианство «Своя тропинка к храму».
В 1998 году я писал: «Реформатор Никон и его последователи тяжко погрешили против Святой Церкви Христовой, ее предания, и против русского народа, подвергнув его совесть жесточайшему испытанию. Объявив древние обряды “ересью”, “упрямством” и прокляв их, новообрядцы отделили себя от заповеданного святыми отцами православия и от самой Церкви, а вероломно проклятым ими древним святым, равно как и современным христианам-старообрядцам, уготовили неувядаемую и бессмертную славу у Господа.
Нам, поистине православным христианам, необходимо знать и всегда помнить, что подобно тому, как дораскольная Русская Церковь была заповедником благочестия и святости христианских традиций Византийской Церкви, так и современная Старообрядческая Церковь является хранительницей и проповедницей духовных традиций Святой Руси».
Прошло двадцать пять лет, и я с непоколебимой уверенностью повторяю эти слова. «Исус Христос вчера и днесь Тот же и вовеки»[3].
Всякий автор подобен родителю. Отец и мать переживают, выпуская во взрослую самостоятельную жизнь дорогое детище. Автор же, написав и издав книгу, переживает: как она будет принята читателями? Суждена ли ей долгая жизнь? Или детище окажется мертворожденным?
Выпуская в свет второе издание старообрядческого катехизиса, я надеюсь, что его ожидает счастливая судьба. Такая же, что была у первого издания, вышедшего в 2018 году тиражом 2000 экз. Оно нашло своего читателя. Труды автора оказались ненапрасными. И сейчас я могу повторить вслед за пушкинским Сальери: «Я в сердцах людей нашел созвучия своим созданьям».
Автор даже может сказать: «Я наслаждался мирно своим трудом, успехом, славой». Но успех моих книг – не моя заслуга. Это заслуга издателей, поверивших в меня. Заслуга читателей, выбравших меня. Заслуга родителей, воспитавших меня в любви к книге и науке.
Я вырос в почтении к истории и литературе, в убеждении, что книга – всему голова. С юности я знал слова академика Дмитрия Сергеевича Лихачева: «Без книг не может быть национальной традиции не только в области литературы, науки, образованности, но, по существу, и в области искусств. Архитектура, живопись молчат там, где нет книжной культуры. Сюжеты кажутся необъясненными, если нет той умственной культуры, которую единственно сохраняют книги».
Из занимательного чтения, из романа Генри Райдера Хаггарда «Дочь Монтесумы», из детского увлечения индейцами родился мой интерес к истории. Интерес к лингвистике пробудило «Слово о словах», «Ты и твое имя» Льва Васильевича Успенского. Интерес к религии – «Настольная книга атеиста».
Любовь к России и всему русскому прививали книги «Тайна старого Радуля» Сергея Михайловича Голицына, «Искусство Древней Руси» Льва Дмитриевича Любимова, «Чудо-кони, чудо-птицы» Геннадия Михайловича Блинова.
Все это я находил в обширной родительской библиотеке. Вообще, я многим обязан родителям. Многим обязан отцу, неутомимому собирателю и внимательному читателю книг. С их помощью, с его помощью я стал тем, кем являюсь сейчас.
Памяти дорогого отца Александра Владимировича Урушева (1950–2021) я посвящаю эту книгу.
Д. У.