Последнее крещение отца Никодима

Уже стемнело, когда в барак местного полицейского правления ввалился Стацюк, которого еще с утра послали в район с отчетом, о положении в этом округе.

Сидевшие у стола, за игрой в карты и полегоньку потягивавшие самогон полицаи оглянулись и чертыхнулись.

Корень, а он сидел с краю, ругнул вошедшего:

– Ты чего, пень! Не мог поутру с докладами зайти, аль ордена да медали раздать явился?! Не видишь, люди делом заняты!

– Ага, вот сейчас раздам, – беззлобно отозвался Стацюк. – Слышь, Корень, тут такая картина. Мужик тот, ну которого мы вчера у леса взяли, с бородой этот, Фадеев что ли фамилия?

– Да – ка разница, говори, чего тянешь, – психанул Корень.

– Так я и говорю, оказывается этот мужик и вовсе не мужик.

Полицаи разом прыснули от смеха, и больше всех ржал сам Корень.

– Не мужик говоришь, а – ха – ха – ха! А кто же он?! Партизанка Соня с бородой?!

Стацюк улыбнулся и махнул рукой.

– Да ну вас, что вы, в самом деле? Когда о нем немцам доложили, так от них и вышло такое указание, что это поп, и поэтому никаких методов к нему не применять, не трогать, значит. И с ним завтра, какой – то чин немецкий приедет говорить, вот.

– А они откуда, ну немцы эти, про попа нашего знают? – спросил Корень.

– Так они за всех знают. Вспомни, как в город вошли, так мигом всех коммуняк забрали, и все по адресам! А жидов и вовсе за полдня у балки постреляли. Немцы, они все знают, даже по каким статьям мы с тобой нары отирали.

– И то верно, – почесал за затылком Корень. – Ну да ладно, топай, разберемся.

Стацюк ушел. Корень бросил карты и задумался.

– Корень! Слышь, Корень! А может, мы важную птицу поймали? Может нас наградят, коль завтра к нему завтра, важный чин приедет? – потянул его за рукав молодой, которого звали Харч.

– Ага, жди! Догонят и еще наградят! – мрачно огрызнулся Корень. – Дурень ты, Харч! Попы эти, от коммуняк пострадавшие, а мы его по роже!

– Да ну – у! Что ж делать – то, Корень! Может пристрелить его, да с концом, мол, попытка к бегству!?

– Да ты и впрямь дурак! Где ты видел, чтоб попы бегали!? Ладно, пошли, возьми вон ведро с водой.

И, прихватив, висевшее на входе у умывальника полотенце вышел, Харч с ведром пошел за ним.

В коридоре, Корень остановился у одной из дверей и приказал:

– Отворяй!

– Ты чего, Корень? Он же не здесь! Здесь баба эта, ну что мы в заброшенном доме взяли.

– Отворяй, говорю! – рявкнул Корень, и когда Харч, снял засов, добавил. – Выводи!

Тот исчез в проеме, и Корень услышал испуганный женский голос и возню. Наконец Харч снова появился в дверях, волоча за волосы девушку.

– Царапается, сука большевистская! – пожаловался он Корню, и, ухватив ее покрепче, сказал. – Да молчи ты, нужна ты доска стиральная со своей честью путаной!

– Пошли! – приказал Корень, и они прошли через две двери, к нужной камере.

Корень, открыл дверь, взглянул внутрь и показал Харчу, чтобы он отпустил девушку.

– Видишь мужика? – спросил он девушку, показывая на человека, лежавшего на полу камеры, и девушка кивнула головой. – Ты говоришь, что медсестра. Так вот, чтобы к утру, он стоял на ногах, а иначе пожалеешь, что на свет появилась.

Он кинул полотенце на плечо девушке и подтолкнул в камеру, Харч занес за ней ведро, вышел и запер дверь.

2.

Девушка обошла его, пытаясь понять, что с ним. Сначала ей казалось, что он и вовсе не дышит, но потом увидела его вздрагивающие пальцы на руках и поняла, жив. Осторожно перевернула его на спину и увидела окровавленное, бородатое лицо мужчины. Он, глухо застонал, но стал дышать ровно и спокойно. Она внимательно осмотрела его и убедилась, что он не ранен, но сильно избит. Замочив один конец полотенца, стала аккуратно убирать кровь с его лица. Вскоре, влага привела его в чувство, он пытался открыть глаза и привстать.

– Тихо, тихо! – сказала она. – Полежите немного, сейчас вам станет еще легче, потом я осмотрю вас.

– Кто ты? – спросил он.

– Я, Катя, медсестра, – сказала она. – И вы должны меня слушаться, хорошо?

– Да, – сказал он и уронил голову.

Вскоре он пришел в себя, открыл глаза и спросил:

– Почему ты здесь?

– Я Валя, военная медсестра. Мне сказали помочь вам.

– Как же ты оказалась здесь Валя?

– А меня по ранению оставили, на излечение, когда мы в окружение были, а полицаи во время облавы забрали.

– А как узнали, что ты медсестра?

– Военный билет нашли у меня, – вздохнула девушка.

– Это плохо, – сказал мужчина. – Но ничего, отпустят.

– Вы думаете, отпустят? – с надеждой в голосе спросила она.

– Отпустят, отпустят дочь моя, – уверенно сказал он, похлопывая ее по руке. – Ты ведь просто так военная, а на самом деле сестра милосердия. Дело божье, раненным помогать. Отпустят.

– А вы кто дяденька будете, партизан? – спросила Валя.

– Ну что ты, какой я партизан, – махнул рукой мужчина. – Священник я. Это они, полицаи меня, кажется, за партизана приняли.

– Священник, – сказала девушка. – Ну, тогда вас точно отпустят.

– Это почему ты так думаешь, Валюша?

Валя, немного помолчала, пожала плечами и чуть раздумав, сказала:

– А нам в школе говорили, что попы, то есть, извините, священники, ну это, прислужники империализма. Значит, вас отпустят.

Мужчина, едва заметно улыбнулся и покачал головой.

Заскрипела дверь камеры, отворилась, и вошел Харч с котелками в руках.

– Эй ты, девка, – сказал он. – Как он? Вижу, уже воркуете тут. На – ка, подкорми его.

Он поставил котелки на пол и ушел.

Девушка забрала котелки и подошла к священнику.

– А давайте, покушаем! – она опустилась перед ним на колени и подвинула еду. – А как вас зовут?

– В миру, я Фадеев Михаил Иванович, а по сану отец Никодим.

Загрузка...