Эркюль Пуаро завтракал в своей небольшой, но милой и уютной квартирке в Уайт-холл-мэншнз. Он уже успел насладиться утренней бриошью[1] и чашкой горячего шоколада – и попросил своего слугу Джорджа принести ему еще одну, что для него, как для человека, редко отступающего от привычной рутины за завтраком, было весьма нетипично. А пока, ожидая свой шоколад, Пуаро разобрал утреннюю почту, лежавшую перед ним на столе.
Будучи человеком чрезвычайно скрупулезным, сыщик сложил уже просмотренные письма в три аккуратные стопки. Все конверты были открыты с особой тщательностью, с помощью ножа для разрезания бумаги в виде шпаги, подаренного ему на день рождения много лет назад его другом Гастингсом. Вторая стопка состояла из никак не заинтересовавших его эпистол – в основном рекламного содержания, – годных только на то, чтобы Джордж от них избавился. Третья стопка состояла из писем, на которые придется как-то реагировать или, на худой конец, послать подтверждение в получении.
С ними он разберется после завтрака, и уж никак не раньше десяти часов утра. Пуаро считал не совсем профессиональным начинать в обычной ситуации свою ежедневную деятельность раньше десяти. Вот когда он ведет расследование – тогда, естественно, совсем другое дело. Сыщик хорошо помнил, как однажды они с Гастингсом встали задолго до рассвета, чтобы… Но нет, сейчас Пуаро не был в настроении вспоминать о прошлом. О счастливом прошлом. Их с Гастингсом последнее совместное расследование, касавшееся деятельности международного преступного сообщества под названием «Большая четверка» благополучно завершилось, и Гастингс вернулся в Аргентину, к жене и ранчо. И хотя его старый друг время от времени посещал Лондон по делам этого самого ранчо, Пуаро считал, что их новое совместное расследование маловероятно. Неужели именно поэтому маленький бельгиец чувствовал себя не в своей тарелке этим восхитительным утром мая 1934 года?
Якобы отойдя от дел, он уже неоднократно прерывал свою добровольную отставку, когда ему предлагали какой-то особенно интересный случай. Сыщик был рад вновь почувствовать себя в деле, с Гастингсом, служившим неким камертоном для проверки его мыслей и теорий, под рукой. Но за последние несколько месяцев не произошло ничего, что заинтересовало бы Пуаро с профессиональной точки зрения. Значит ли это, что достойные преступления и преступники, обладающие воображением, исчезли? Неужели все это теперь ограничивается жалкими ограблениями или убийствами, полными жестокости и насилия, расследование которых он, Пуаро, считает недостойным себя?
Ход этих мыслей был нарушен Джорджем, бесшумно появившимся возле его локтя; в руках слуга держал давно ожидаемую чашку горячего шоколада. Ожидаемую не только потому, что Пуаро нравился сладкий, со множеством оттенков, вкус напитка, но и потому, что эта чашка позволит ему еще на несколько минут забыть о том, что впереди его ожидает прекрасное солнечное утро, самым ярким событием которого станет моцион в парке, а потом прогулка по Мейфэру[2] до его любимого ресторана в Сохо[3], где он в одиночестве съест свой ланч, начав… предположим, с чуточки паштета, за которым последует морской язык bonne femme[4], а уж потом…
Пуаро вдруг понял, что Джордж, поставив чашку, пытается что-то сказать ему. Безупречный и невозмутимый, с чисто английской деревянной физиономией, служивший у него вот уже какое-то время, он представлял собой, по мнению Пуаро, идеал камердинера. Абсолютно лишенный любопытства и никогда не высказывающий собственного мнения, Джордж был настоящим кладезем во всем, что касалось английской аристократии, и при этом столь же фанатично аккуратным, как сам великий сыщик. Пуаро уже неоднократно говорил ему: «Вы восхитительно гладите брюки, Джордж, но воображение – у вас есть с ним проблемы…»
Хотя воображения самого Эркюля Пуаро с лихвой хватило бы на двоих. А вот способность отлично отгладить брюки была, с его точки зрения, вещью чрезвычайно редко встречающейся. Так что детектив считал, что с камердинером ему здорово повезло.
– …и мне пришлось взять на себя смелость, сэр, обещать, что вы перезвоните сегодня же утром, – закончил между тем последний.
– Прошу прощения, мой дорогой Джордж, – ответил Пуаро, – но я немного отвлекся. Вы сказали, что мне кто-то звонил?
– Да, сэр. Вчера вечером, сэр, когда вы были в театре с миссис Оливер[5]. Я отошел ко сну до вашего возвращения, сэр, и подумал, что не стоит оставлять вам записку в столь поздний час.
– И кто же мне звонил?
– Джентльмен, назвавшийся сэром Клодом Эймори, сэр. Он оставил свой номер телефона – кажется, это где-то в Суррее. Сказал, что звонит по деликатному вопросу, так что, когда вы будете перезванивать, не надо называть ваше имя кому бы то ни было – просто потребуйте пригласить к телефону самого сэра Клода.
– Благодарю вас, Джордж. Оставьте номер на моем письменном столе, – поблагодарил слугу сыщик. – Я перезвоню, как только просмотрю утренний номер «Таймс». Сейчас еще немного рано звонить по телефону, даже если речь идет о деликатном деле.
Поклонившись, Джордж удалился, а Пуаро не спеша допил свой шоколад и уединился на балконе с утренним выпуском газеты.
Спустя несколько минут газета была отложена в сторону. Как и всегда, международные новости оказались удручающими. Этот жуткий Гитлер превратил германские суды в филиалы нацистской партии, фашисты захватили власть в Болгарии и, что хуже всего, в родной для Пуаро Бельгии[6]. Также сообщалось о том, что сорок два шахтера, вероятно, погибли при взрыве на шахте недалеко от Монса[7]. Происходившее в Англии было немногим лучше. Несмотря на сопротивление судей, этим летом женщины на Уимблдоне смогут играть в шортах. В колонке некрологов тоже не было ничего хорошего – казалось, что люди одного с Пуаро возраста, и даже моложе, все как один сговорились умереть именно в этом году.
Отложив в сторону газету, детектив откинулся в удобном шезлонге, положив ноги на стул. «Сэр Клод Эймори», – повторил он про себя. Что-то знакомое, не так ли? Где-то он уже слышал это имя. Ну да, сэр Клод был хорошо известен, но вот только где? Он что, политик? Барристер?[8] Государственный служащий на покое? Сэр Клод Эймори. Эймори…
Балкон купался в лучах утреннего солнца, и сыщик решил понежиться несколько минут в тепле. Скоро станет слишком жарко – а ведь Пуаро никак нельзя отнести к солнцепоклонникам.
– Когда жара загонит меня внутрь, – пробормотал он, – я соберусь с силами и посмотрю в «Кто есть кто»[9]. Если этот сэр Клод представляет из себя хоть что-то, то его обязательно включат в этот восхитительный справочник. А если нет…
Маленький детектив выразительно пожал плечами. Будучи закоренелым снобом, он уже был на стороне сэра Клода благодаря титулу последнего. А если к тому же его имя можно будет обнаружить в справочнике «Кто есть кто», том самом, где можно было обнаружить данные самого Пуаро, то, вполне вероятно, сэр Клод вполне достоин того, чтобы он обратил на него свое внимание и уделил ему свое время…
Приступ любопытства вместе с прохладным ветерком заставили Пуаро вернуться в комнату. Пройдя в библиотеку, он подошел к полке со справочниками и взял с нее толстый красный том, название которого «Кто есть кто» было вытиснено золотом на корешке книги. Перелистывая страницы, добрался до статьи, которую искал, и прочитал вслух:
– «Эймори, сэр Клод (Герберт); рыцарство пожаловано в 1927 г.; дата рождения 24 ноября 1878 г.; женился в 1907 г. на Хелен Грэм (умерла в 1929 г.). Образование – частная школа в Уэймуте, Королевский колледж в Лондоне. 1905 г. – сотрудник физической лаборатории научно-исследовательского центра компании «Дженерал электрик». 1916 г. – Королевский авиационный центр в Фарнборо (радиологическая лаборатория). 1921 г. – Исследовательский центр Министерства авиации в Суонедже. 1924 г. – открыл новый принцип ускорения частиц, создал линейный ускоритель бегущей волны. Награжден медалью Монро Американского физического общества, публикуется в ведущих научных журналах. Адрес: Эбботс-Клив возле Маркет-Клив, Суррей. Телефон: Маркет-Клив, 304. Клуб: «Атенеум». Ну что ж, – промурлыкал Пуаро, – это известный ученый».
Он вспомнил разговор, который был у него несколько месяцев назад с членом правительства Его Величества, состоявшийся после того, как Пуаро разыскал несколько пропавших документов, содержание которых могло быть превратно истолковано. Тогда они говорили о сохранении государственной тайны, и политик признал, что эта проблема решается далеко не на должном уровне.
– Вот, например, – сказал он тогда, – сэр Клод Эймори работает сейчас над вопросами колоссальной важности в будущей войне, и в то же время он напрочь отказывается трудиться в тех лабораториях, где ему и его изобретению может быть обеспечена достойная охрана. Настаивает на том, чтобы работать в одиночестве в своем загородном доме. Вообще безо всякой охраны. Это пугает…
«Интересно, – подумал Пуаро про себя, возвращая справочник «Кто есть кто» на полку, – интересно, уж не хочет ли сэр Клод предложить мне должность старой охранной собаки? Военные изобретения, секретное оружие – все это не для меня. Если сэр Клод…»
В соседней комнате зазвонил телефон, и сыщик услышал, как Джордж снял трубку. Через мгновение камердинер вошел в библиотеку.
– Это опять сэр Клод Эймори, сэр, – сообщил он.
Пуаро подошел к телефону.
– Алло, Эркюль Пуаро у аппарата, – объявил он в трубку.
– Пуаро? Мы с вами не встречались, хотя у нас есть общие знакомые. Меня зовут Эймори. Клод Эймори…
– Я, конечно же, наслышан о вас, сэр Клод, – перебил его сыщик.
– Послушайте, Пуаро, у меня возникла дьявольски запутанная проблема. Или, скорее, она может возникнуть. Я не уверен. Я работал над способами бомбардировки атомов – не вдаваясь в подробности, могу лишь сказать, что Министерство обороны считает это чрезвычайно важным. Сейчас моя работа закончена, и я получил формулу, благодаря которой мы можем создать новое и смертельно опасное взрывчатое вещество. Большего по телефону я сказать не могу, но буду чрезвычайно благодарен, если вы сможете приехать в качестве моего гостя в Эбботс-Клив в ближайший уикенд. Я хотел бы, чтобы вы привезли мою формулу в Лондон и передали ее некоему человеку в министерстве. Есть достаточно серьезные причины, по которым это не может быть сделано министерским курьером. Мне нужен человек абсолютно незаметный и далекий от науки, и в то же время достаточно хитроумный…
Сэр Клод продолжил свой монолог. Эркюль Пуаро, глядя на отражение в зеркале своей лысой головы, по форме напоминающей яйцо, и изысканно нафабренных усов, размышлял над тем, что никогда еще, за всю его долгую карьеру, никто не называл его незаметным… Да он и не чувствовал себя таковым. Но уикенд, проведенный на природе, и шанс встретиться с выдающимся ученым показались ему заманчивыми. Не говоря уже о вероятной щедрой благодарности со стороны правительства… И все это за то, что он доставит в своем кармане из Суррея в Уайт-холл[10] конверт с малопонятной, хотя, может быть, и смертельной формулой…
– Я буду счастлив угодить вам, мой дорогой сэр Клод, – прервал сыщик ученого. – Если угодно, я прибуду к вам в субботу во второй половине дня, а в Лондон вернусь в понедельник утром, захватив с собой все, что вы мне доверите. С нетерпением жду возможности познакомиться с вами лично.
«Любопытно!» – подумал он, возвращая трубку на место. Иностранных агентов вполне может заинтересовать формула сэра Клода, но может ли быть таковым агентом кто-то из его ближайшего окружения?.. Ну да бог с ним, предстоящий уикенд наверняка принесет массу новой информации.
– Джордж, – позвал Пуаро, – прошу вас, отнесите мой теплый твидовый костюм и смокинг с брюками в химчистку. Они должны быть готовы к пятнице – на уикенд я уезжаю в деревню. – В его устах «деревня» прозвучала как «монгольские степи», а уикенд превратился в вечность.
Затем он снял телефонную трубку, набрал номер и, подождав несколько мгновений, заговорил:
– Мой дорогой Гастингс, не хотели бы вы оторваться на несколько дней от ваших дел в Лондоне? Суррей в это время года просто очарователен…