Иногда настигает совершенно неправильное, но вполне понятное желание: с разбегу, со всей дури впечататься своей несчастной дурной головой в каменную стену… Чтобы этой страшной, но короткой болью заглушить, забить, заменить боль душевную, не убивающую, но сводящую с ума своей вечностью и неизлечимостью – его. Чтобы из треснувшего черепа разлетелись красно-чёрные брызги, растеклись ужасной лужей мысли – и я наконец-то перестала бы думать о нём… Но так он покинет только мою голову, а в сердце-то всё равно останется! Пусть, ну пожалуйста, пусть оно разорвётся!!! Чтобы совсем от него освободиться! Лучше уж так – безмозглой, бессердечной, но – безнегошной…
(с) Просторы интернета
– Жена, говоришь?
Шамиль посмотрел на меня черными глазами, и взгляд этот был страшнее, чем у других чеченов. Цепкий, умный, коварный. Я не знаю, что его связывало с Максимом и каким образом и почему все называли их братьями. Чего я не знаю о своем муже?
– Иди сюда, девочка, – поманил меня пальцем. Я перевела взгляд на Максима, и тот кивком показал мне, чтоб подчинялась. Подошла, чувствуя, как слегка подранивают пальцы. Я слабая, растерянная, и я совершенно не знаю, с кем имею дело.
– Где ты познакомилась с моим братом?
Судорожно сглотнула. Что он хочет от меня услышать? Что мне сочинить?
– Правду расскажи Шамилю. Не стесняйся.
– В дом ко мне влез, как вор, а потом с собой в столицу забрал.
Мне показалось, или Макс немного расслабился и откинулся назад на траву, опираясь на локти.
– Совсем девочкой забрал, а, братишка? Не чтишь законы русских о совершеннолетии. Правильно. Девку надо брать, как только она девкой стала. Иначе потом суками становятся, шалавами продажными. Приехала за тобой, да?
– Приехала. Дура-баба.
Сердце замерло, дышать стало нечем. Про детей если скажет…
– Да. Дура. Здесь оставишь или домой отошлешь?
– Пока здесь. Потом, как поспокойней на дорогах станет, домой отправлю.
– Дорожишь, значит? Я думал, она как все твои жены… – осмотрел меня с ног до головы и потянул кальян, – может, одолжишь на пару ночей.
Повернулся к Максиму, и они посмотрели друг другу в глаза. И… Шамиль рассмеялся, ударил моего мужа по-дружески по плечу.
– Расслабься. Шутит Шамиль. Понял уже, что ее трогать нельзя. Зачем Закиру глаза выдрал и руки отрубил? Убил бы, да и все.
– Слишком просто. – Максим взял трубку у Шамиля и тоже затянулся дымом. – Он мое тронул.
Снова застонал Изгой, и я резко обернулась. Его окатили ледяной водой, заставляя прийти в себя. Один из боевиков схватил шампур, раскалил над костром железную витую ручку и поднес к груди Изгоя.
– Жечь буду, как собаку. Кто послал тебя, русская свинья?
– С автобуса сбежал… сказал же… уже…
Чечен прижал железо к груди Славика, и тот глухо застонал. Я дернулась, подскочила, но меня схватил за руку Максим и заломил ее за спину.
– В дом пошла. Ни звука. Иначе он сдохнет. Джабар, жену мою ко мне в комнату отведи.
– А что так, брат? С нами не посидит… или не соскучился по жене?
Макс ухмыльнулся и вдруг громко крикнул:
– Джанан, ко мне иди.
Я обернулась и увидела, как тоненькая девушка во всем черном покорно к мужу моему идет.
– Жена подождет. У меня пока новая жена есть, да, маленькая? – улыбнулся девушке и похлопал себя по колену. – Садись. – та тут же села на ногу моего мужа и спрятала лицо на плече Максима. Боль была резкой в области сердца, как будто нож туда вошел и остался, мешая дышать. Но я и слова не сказала. Только Максу в глаза смотрю. А он – мне, и сучку свою молодую поглаживает по спине, спускаясь к ягодицам, выпуская дым в мою сторону и прищурив глаза.