На Кубе золота не оказалось. И тем свирепее был гнев главного конкистадора Диего Веласкеса. Вместо того, чтобы отправиться восвояси, раз нет золота, испанские завоеватели принялись за всякого рода бесчинства. И натолкнулись на отчаянное сопротивление жестокостям. Первой попыткой организованного сопротивления стал бунт вождя индейцев Атуэя. Одно имя его стало символом неприятия Кубой угнетения и эксплуатации. Неслучайно поэтому в том самом Баракоа, городке на редкость самобытном, по сей день неподалеку от креста, поставленного Колумбом, перед главным храмом города высится статуя первого «партизана» Кубы с одной единственной надписью на камне: «АТУЭЙ».
Герой индейцев по приказу Веласкеса был сожжен заживо на костре. И невольный свидетель этой иезуитской казни испанский епископ Бартоломе де Лас Касас сберег для истории и будущих потомков, запечатлев сцены последних мгновений жизни великого индейца и зафиксировав его суждения и проявленные им чувств, вызванные в нем испанцами, представившими себя посланниками Иисуса Христа. Бесхитростными словами Атуэй раскрыл суть их поведения и показал жестокость их целей.
Сам епископ с сочувствием относился к индейцам, но не в его власти было остановить произвол непрошенных пришельцев. Подвигом епископа можно считать уже то, что он искренне, без искажений постарался записать сказанное Атуэем. Именно эти его записи и стали ценнейшим источником, проливающим свет на политику христиан – завоевателей.
Перед своей казнью Атуэй собрал своих соплеменников и обратился к ним с вопросами:
– Известно ли вам, кто такие христиане? Почему они нас обращают в рабов, берут наших жен и детей, убивают наших родителей, братьев, родственников, соседей. Известно ли вам, почему они нас преследуют, с какой целью они это делают?
– Они это делают, потому что они жестоки и беспощадны, – был ответ.
– Я сам скажу вам, почему они это делают? Они это делают потому, что у них есть великий повелитель – золото, которое они обожают и которому они поклоняются. Чтобы обладать этим повелителем, они нас преследуют, уничтожают и грабят.
Затем Атуэй поставил на стол сундучок и предложил собравшимся наполнить его золотом. Для этого всем собравшимся было предложено принести имеющиеся у них дома золотые изделия. Все повиновались его просьбе. После того, как сундучок был наполнен, он вместе с соплеменниками совершил ритуальный обряд заклинания и уничтожения бога испанцев – золота.
– Если избавимся от бога испанцев, избавимся и от тех мук, которые они нам принесли.
Одобрительными восклицаниями и гулом откликнулись собравшиеся на эти слова своего вождя.
– Если мы оставим у себя этого бога так надолго, чтобы у нас его отобрали, то мы будем лишены жизни. Поэтому мне кажется, что золото следует выбросить в реку.
Под одобрительные восклицания присутствующих три наиболее уважаемых в племени старика схватили сундучок и выбросили его в протекавшую рядом реку Тоа. Сундучок быстро пошел ко дну. Индейцы решили, что злой бог отныне уничтожен. И пребывали в уверенности, что теперь уйдут и пришельцы.
Ошиблись индейцы, испанцы не ушли. Остались, чтобы продолжать свои зверства. Диего Веласкес отдал распоряжение изловить скрывшегося Атуэя и сжечь живьем на костре. Атуэй в руках испанцев. Он обречен. Описание последних мгновений его жизни оставил Бартоломе де-Лас-Касас. «И когда он был привязан к колу, некий монах святого Франсиска, муж добродетельный и благочестивый, говорил ему о боге и статьях веры нашей слова, которые он прежде никогда не слышал; и пока было время, палачом предоставленное, обещал ему вечную славу и покой, если уверует, а иначе – вечная мука. После того Атуэй оставался некоторое время в задумчивости, и монаха вопросил, открыты ли и испанцам врата небесные. Монаху, который ответствовал, что добрым испанцам открыты, касик без долгих размышлений ответил, что тогда он хочет для себя не неба, а ада, чтобы в небе не иметь общего обиталища с людьми столь жестокими. Вот такую-то прекрасную славу для бога и святой религии приобрели испанцы в Индиях.»
Лас Касас стал свидетелем таких жестокостей, которые его разум отказывался воспринимать. Индейцев сжигали заживо, натравливали на них собак, живых разрубали на куски. Убийства совершались для развлечения, ради скуки. Убивали тех, кто был приветлив, тех, кто был недоброжелателен. Исключением не были ни дети, ни старики, ни женщины, ни мужчины. С содроганием он записывает в своих дневниках: «Я видел там такие жестокости, каких никто из живущих не видел и не думал видеть!» Нередки были случаи, когда кичившиеся своей набожностью и верой в Христа испанцы одновременно зажигали двенадцать индейцев в честь двенадцати апостолов и любуясь этим зрелищем молились перед образом Иисуса Христа.
Вся первая половина XVI века прошла в вооруженной борьбе индейцев против своих поработителей. Поводок к одному из таких выступлений стало бессмысленное, ради лишь развлечения убийство более ста индейцев в деревушке Као Дао.
Размышления Лас Касаса о судьбе индейцев приводят его к выводу о том, что у индейца есть только один путь к сохранению своей жизни – это бегство. Или … массовое самоубийство.
Рабочие руки, однако, были необходимы, ибо сюда еще Христофором Колумбом был завезен источник белого золота – сахарный тростник.
Бесценные свидетельства о положении и быте негров оставили первые русские путешественники, сын ямщика Федор Васильевич Каржавин (1745-1812) и выпускник юридического факультета Московского университета Александр Борисович Лакиер (I825-I870).
«Сущее богатство белых жителей на Антильских островах составляют Негры или Черные невольники. Можно их именовать руками тамошних Европейцев и Креолов. Без них бы земли лежали пусты. Здесь нет поденных работников, как у нас в Европе, но только рабы… Достав негров в Гвинее, распродают по островам Американским… Многие из привезенных сами себя жизни лишают, по большей части для того только, чтобы тем сделать досаду хозяевам своим… Дают им самую грубую пищу, однако ж они привыкли быть ею довольны… К пляскам паче всего пристрастии, да и нет народа на свете где бы они были столь резвы. Любимая их пляска называется календа. Наполнена негритянскими телодвижениями, но любят ее все Негры…»2
В 1854 году число жителей на острове Кубе простиралось до 1009060. Из них меньшая половина – 501988 – белых, большая половина цветных, то есть негров и мулатов вольных 176747, рабов 330425.
С 1763 года торговля неграми освободилась от прежних стеснений и, вследствие того, увеличилась, но особенно громадные размеры она приняла в 1790 года. По отчетам одной гаванской таможни видно, что с 1790. по 1820, год через этот порт ввезено негров 225574 и в том числе в 1815 году – 9111, в 1816 – 17733, в 1617 – 25841, в 1818 -19902, в 1819 – 17194, и наконец, в 1820 – 41122.
… С 1820 года в таможнях Кубы не показывается более ввоза негров и о количестве ввезенных в последние годы черных знают только из донесений английских консулов в разных портах острова…
С 1820 по I85S год было ввезено на Кубу почти столько же негров, сколько с самого начала торга, именно по исчислению Гумбольдта, было ввезено до 1820. года вообще 372449, а до 1853 года весь ввоз простирался до 644108, и сколько еще скрыто, а сколько не дошло до сведения консулов…3