ЛЕНИВАЯ ТВАРЬ
Более пяти лет Иван Лавинь занимал пост шеф-капитана Жандармерии. За это время он понял, что если и найдётся в Империи Ру́сси человек более коррумпированный и порочный чем он, то это шеф-капитан жандармерии, проработавший на своём посту более шести лет.
Сразу после окончания Жандармского Корпуса молодой Иван Лавинь столкнулся с тем, что не упоминалось на юридической кафедре: любой преступник выпускался на свободу, после просьбы от могущественных людей из Парламента или Двора. Любой насильник, когда выяснялась его родовая принадлежность, сразу из камеры, не стерев ещё кровь жертвы с ладоней, отправлялся домой с почётным эскортом из жандармских бронепежо. Ведь некоторые родственники жертв не соглашались с правосудием и стремились самостоятельно наказать обидчика. Вместо насильников, сажали изнасилованных.
Иван был хорошим учеником и быстро сориентировался. Его больше не удивляло, что конфискованную на границе с Санитарным Доменом чёрную пудру доставляли на склады конфиската, а на следующий же день, перемещали в грузовые пежо и увозили в неизвестном направлении.
Иван Лавинь не был героем. Если уж торговлю чёрной пудрой контролировали высокородные дворяне, то почему он, простой парень из провинции Коль-Мар, должен упускать возможность немного заработать?
Более того, он строго соблюдал закон в том случае, когда нарушения не исходили от вышестоящих. Под руководством Ивана раскрываемость преступлений главного отделения Жандармерии повысилась на порядок.
В прошлом году, в знак императорской милости, его пригласили на ежегодный бал «Друзей Императора». Такой милости, согласно официальному документу, он удостоился за служебные заслуги. Среди «заслуг», догадывался Иван, крышевание сделок по чёрной пудре и прочему конфискату.
Чем больше Иван Лавинь посвящал себя службе, тем чаще его хотели подкупить. Порочная система, о которой не упоминали на учёбе в Жандармском Корпусе, выработалась давно. Века, если не тысячелетия назад.
Если ты отказывался от взятки, тебя пытались неуклюже шантажировать. Если же выполнял приказ вышестоящих и пропускал новую партию чёрной пудры, доставленную через экопосты Санитарного Домена, то тебя лично благодарили, прислав в подарок малолетних шлюх.
Благодарности Иван принимал на квартире, о которой не знала жена. Денежными взятками он щедро делился с людьми из антикоррупционных комитетов, обеспечивая себе прочное положение в порочной правоохранительной системе.
При этом он никогда не смешивал личную, семейную жизнь с работой. Пятнадцатилетние шлюшки или их заменители, так называемые инфанки или инфетки, – это по работе. И если бы Иван вдруг подумал бы, что даренная девочка выглядела чуть старше Оленьки, дочери Ерофея, то он совершенно искренне скривился бы от отвращения. Мол, откуда у меня такие гадкие мысли? Работа – это одно, а личная жизнь…
Иногда Иван Лавинь горько думал: его выслуга лет на посту шеф-капитана Жандармерии заключала в себе такой набор прегрешений, что даже прелат Владислав, духовник Императора, не дотерпел бы до конца перечисления одних только сделок по чёрной пудре.
Иван Лавинь был негодяем, и знал об этом. Утешало лишь то, что остальные в этой системе – ещё хуже.
Но всё равно, с каждым годом Ивану Лавинь требовалось всё больше и больше пудры, чтобы уснуть и не думать о себе. Думать о других, он, оказывается, давно разучился.
…
Радиоприёмник на столе приглушённо бормотал:
«Террористы в Нагорной Монтани назначили мирным жителям цену за выход из региона боевых действий по гуманитарным коридорам. В листовках, распространённых от имени «Верховного военного совета Народной Армии» (организация запрещённая в Империи Ру́сси), они установили тариф в двести ханаатских тоньга с человека. В пересчёте по официальному курсу, это примерно три тысячи эльфранков…»
Иван Лавинь всхлипнул, проснулся и приподнял голову с пола, прислушиваясь. Три тысячи эльфранков… кто-то уже называл такую сумму.
Он сел на пол и ощупал брюки:
– Вроде не обсосался.
Утренний выпуск новостей на «Радио Шансон» закончился.
Покряхтывая, шеф-капитан Жандармерии поднялся с пола, придерживаясь за стол. Нащупал пульт и выключил радио.
На экране настольного ординатёра мигали значки сообщений: подчинённые слали отчёты и документы на подпись. Присутствие Ивана Лавинь требовалось на двух срочных совещания, а ещё несколько срочных совещаний должен созвать он сам, чтобы раздать приказы.
Наладонный ординатёр валялся под столом и тоже светился всеми сигнальными лампочками и экраном, оповещая о десятке пропущенных вызовов, два из которых из Имперской Канцелярии.
Шеф-капитан провёл тыльной стороной ладони под носом, убирая засохшие комочки пудры. Нетвёрдым шагом пересёк кабинет, достал из холодильника бутылку оранжины и, не прерываясь, выпил до дна.
После чего стянул мятые брюки, трусы, рубашку и потную майку. Посмотрел на отражение своего грузного волосатого тела в полированной поверхности дверцы шкафа. Снял с лысой головы прилипший пакетик от пудры. Похлопал себя по животу и раскрыл дверцу шкафа, как бы смахивая своё отражение. Снял с вешалки выглаженную униформу и направился в ванную.
На мраморном полу ванной комнаты ещё валялись окровавленные ватки – вещественные доказательства вчерашней стычки с братом.
Иван Лавинь вышел из ванной комнаты преобразившимся. Форма шеф-капитана жандармерии любого человека делала представительным. А Иван и без того был крупным и широкоплечим. Тщательно брил голову налысо, чтобы не носить позорную плешь.
Конечно, выпирающее пузо портило осанку, но у кого из чинов силовых ведомств нет живота? Разве что у генерала службы Гражданской Обороны, Андрея Де Жолля, двухметрового дрыща и мужеложника.
Шеф-капитан сел за стол, взял щепотку чёрной пудры и втянул ноздрёй, остатки слизал с пальца. Выдвинул ящик стола и одним движением смахнул туда весь беспорядок: горстки пудры, пудреницы, стеклянные и серебряные трубочки, пустые пакетики и листки бумаги, на которых он ночью, будучи в напудренном угаре, записывал стихи.
Начался очередной рабочий день.
Иван Лавинь нажал кнопку интерфона:
– Костя?
– Да, мой капитан.
– Ты договорился о встрече с этой… как там её, клонихой?
– Так точно, мой капитан. Только она синтезан, а не клон. Жизель Яхина, сказала, что может встретиться с вами в любое время до четырёх дня. Она будет на своей базе Форт-Блю.
– Тогда, слышишь, вызывай пежо и сам садись. Вместе поедем.
– Есть, мой капитан. Осмелюсь доложить. Приходил вестовой из службы Гражданской Обороны. Спрашивал, ждать ли вас на совещание или начинать без вас?
– Пускай педераст Де Жолль проваливает к чёрту. Скажи, что я на другом совещании.
– Я так и ответил ему, мой капитан. Ну, кроме «педераста».
Иван Лавинь осмотрелся. Вспомнил, что наладонник остался под столом. Тяжело кряхтя, наклонился, водя рукой по полу. Лицо покраснело, даже на лысине выступили пятна.
Достал наладонник и пролистал список пропущенных вызовов. Сообщения от журналистов и пресс-служб различных ведомств удалял без сомнения. Над звонками из Имперской Канцелярии недолго поразмышлял и оставил.
Сунул наладонник во внутренний карман кителя и быстро покинул кабинет.
В приёмной толпились просители. Завидев шеф-капитана, бросились на него, протягивая бумаги и ординатёр-табло, требуя, подписать, завизировать или принять на выполнение…
Опустив фуражку как можно ниже, скрывая красные от пудры глаза, шеф-капитан протиснулся через толпу, бесцеремонно отшвыривал слабых просителей или давал знак дежурным жандармам, чтобы те оттащили сильных.
Бегство шеф-капитана вызвало ропот. Всех перекрыл недовольный возглас зажиточного, судя по яркой золотой вышивке на пиджаке, пейзанина:
– Я с утра сижу, а шеф-капитан меня так и не принял. Чем занимается Жандармерия?
Шагая на служебную стоянку, Иван Лавинь зачем-то повторял «чем занимается Жандармерия?» И отвечал: да ничем, как и многие граждане Империи.
Никто не хотел делать лишней работы, каждый спихивал её на нижестоящего, а нижестоящие тратили всё своё время на то, чтобы подняться по карьерной лестнице и самим скидывать свои обязанности на других.
Шеф-капитан Иван Лавинь и его аджюдан Костя, сели на заднее сиденье капитанского пежо, отгородившись от водителя непрозрачным звуконепроницаемым экраном.
За окнами замелькали улицы Моску. Пежо неслось с включённой мигалкой. Изредка водитель кричал в громкоговоритель, требуя уступить или пропустить. Пробки объезжали или по встречке или по пешеходной части.
– Я перевёл полторы тысячи эльфранков на твой счёт, – сказал Костя.
Шеф-капитан ответил коротким кивком.
– Далее, – аджюдан достал ординатёр-табло. – Утром ты был недоступен… Императорская Канцелярия требовала немедленно отреагировать и доложить о прогрессе в расследовании…
– Каком ещё расследовании?
– Сегодня ночью, примерно в четыре часа, было заявлено о пропаже пассажирского дирижабля, рейса из Моску в провинцию Фенье. Весь рейс был выкуплен молодёжной фехтовальной сборной провинции Фенье.
– Твою же мать…
– Осмелюсь доложить, мой капитан, твоё молчание в связи с этим случаем очень расстроило Имперскую Канцелярию.
– Твою же мать… – повторил Иван Лавинь. – Слышь, надо завязывать с пудрой на рабочем месте.
– По крайней мере, с чёрной, мой капитан. Очень уж она мощная.
– Что выяснили следователи?
– Воздушный патруль прочесал местность по маршруту следования дирижабля. В восемь утра, на территории провинции Фенье была найдена пассажирская гондола. В пятидесяти метрах от гондолы обнаружены остатки купола. Предположительно дирижабль подбит ручным ракетным комплексом, что вынудило его пойти на снижение. Потом его взяли на абордаж.
– Почему они не послали сигнал тревоги?
– Его блокировали.
– Террористы? Фрондёры? У кого ещё может быть такое оборудование?
– Боюсь, что нет, мой капитан. В гондоле не найдено ни одного пассажира младше двадцати пяти. В наличии следы крови, но ни одного трупа молодых фехтовальщиков. Трупы капитана и команды, а так же тренеров сборной найдены поодаль. Все убиты из огнестрельного оружия. Радиомаяк дирижабля уничтожен. Так что с него никаких данных не получить.
– Твою же мать.
– Имперская Канцелярия снова пробовала дозвониться до тебя, чтобы выступил на срочной пресс-конференции. Ну, заверить население, успокоить родственников, пятое-десятое.
– Я понял, понял. Кто выступал от имени Жандармерии?
Костя скромно кашлянул.
– Молодец, аджюдан, отправь мне запись прессухи.
– Осмелюсь доложить, я взял на себя смелость и упомянул, что ты не смог участвовать в конференции, так как выехали на место преступления. Так что нужно хотя бы для вида сгонять туда.
– Хорошо. Версии?
– Только одна. Это снова массовые похитители. Понимаете, мой капитан, теперь они уводят дирижабли полные людей. Имперская Канцелярия очень… – Костя скривил рот, выделяя слово «очень», – очень просит отчитаться в ходе расследования. Им нужны положительные результаты.
– Будут им результаты. Вовремя я взял дело под свой контроль. Есть что от лаборатории криминалистики?
– Собрали образцы ДНК, сейчас анализируют. Обещают результат к обеду.
– Как получишь ихний отчёт, сразу ко мне, слышишь?
Костя вежливо показал за окно:
– Приехали. Идите сразу на аэродром. Охрана пэвэкашников предупреждена.
Иван Лавинь опустил боковое стекло и посмотрел на кирпичные башни и донжоны Форт-Блю, штаб-квартиры «Эскадрона Клода». Несколько эликоптеров зависли над аэродромом, ожидая посадки. У тех, что были на земле, открыты грузовые отсеки, куда заезжали грузовые пежо.
Иван Лавинь открыл дверь:
– Хорошо устроились эти Яхины. Столько земли, да ещё и в центре Моску.