Зарулив на стоянку, самолет заглушил двигатели. Смолк их давящий рев, и затих монотонный посвист винтов.
Стукнула открывающаяся дверь, и бортмеханик укрепил на краю люка легкую лесенку. Штандартенфюрер, подойдя к проему, осмотрел летное поле внимательным взглядом и, не торопясь, спустился на землю. Небрежно отсалютовав вытянувшемуся в струнку бортмеханику, он двинулся к подъехавшему автомобилю.
– Хайль Гитлер! Как долетели, господин штандартенфюрер? – встречавший его гауптштурмфюрер Горн, прищелкнув каблуками сапог, выбросил руку в приветствии.
– Хайль Гитлер! Неважно, Генрих. Последние два часа нас нещадно болтало. Я уже проклял тот момент, когда решил позавтракать перед полетом.
– Сочувствую… Мы приготовили вашу комнату, все как обычно. Я полагаю, что ужинать вы будете позднее?
– Скорее всего и вовсе откажусь, мутит что-то. Как профессор?
– С самого утра заперся в экспериментальном блоке со своими…
– Я понял. Вот что, Горн, пусть машина едет за нами следом. Давайте прогуляемся не спеша, благо погода не препятствует.
– Слушаюсь! Один момент! – Гауптштурмфюрер повернулся к сопровождавшим его эсэсовцам и отдал необходимые распоряжения. – Все в порядке, штандартенфюрер, ваш багаж доставят на место.
Кивнув в ответ головой, Рашке двинулся по дороге. Горн последовал за ним. Некоторое время они шли молча. Автомобиль, отстав метров на двести, неторопливо полз по дороге следом.
– Так какие у вас последние новости, Генрих? Как я понял из твоих сообщений, русского ты видел, так?
– Все верно. Как мы тогда с вами условились, я дал кодовый сигнал о состоявшейся встрече. Мы с ним действительно виделись и разговаривали, прямо вот как сейчас говорим.
– И что же так взволновало тебя? Так, что ты попросил личной встречи?
– Я долго думал над моим разговором с русским. И у меня сложилось впечатление, что мы, сами того не желая, прикоснулись к чему-то непонятному. Природы чего мы пока еще не понимаем.
– Что за пессимизм, гауптштурмфюрер? Чего тут непонятного может быть? Ну – диверсант, ну – талантливый, так чего же вам неясно?
– Как вам сказать… Попробую пояснить. Леонову сейчас сорок пять лет, то есть родился он еще при царе и первоначальное обучение прошел еще тогда. Навряд ли это была церковно-приходская школа, как вы полагаете?
– Ну… возможно. И что из этого? Допустим, что он еще из старого состава русской разведки или чего-то подобного. Это что-то сильно меняет?
– Он назвал свое место службы.
– А! Это уже плюс! И из какого гнезда вылетают столь зловещие птенцы?
– Спецподразделение «А» Первого Главного Управления КГБ СССР.
– Это еще что за фирма?
– Не слышал. Я осторожно навел справки у коллег из абвера и у наших спецов – то же самое. Никто ничего не знает о таком подразделении.
– Ну, мало ли что могли напридумывать русские в последнее время. В конце концов, это вообще не наше дело. Подкинем эту информацию ребятам из шестого управления, пусть у них голова болит.
– Со слов русского, это подразделение существует уже давно. И он служит в нем тоже не первый год. Он сказал – почти двадцать лет.
– Тем более! Фитиль от руководства этим парням обеспечен! Прозевать существование целого спецподразделения – за это по головке не погладят.
– Леонов свободно говорит по-английски. И, как я понял, не только на этом языке. Зачем обычному диверсанту такие знания?
– Так… Это новость… Такими кадрами не разбрасываются попусту…
– То же самое я ему и сказал. И знаете, что он мне ответил?
– Что же?
– Что таких специалистов, как он, – много.
Рашке крякнул. Покрутил головой, ослабляя вдруг ставший тесным воротник.
– Ничего себе… Он не сказал сколько?
– Сказал – достаточно.
– Знать бы, каковы его представления о достатке… Черт! Генрих, ты только усугубил мое плохое настроение! Надеюсь, что хотя бы здесь он один такой?
– Исходя из наших данных – один.
– И за то хвала Господу! Кстати, как наши задумки? Удались?
– В полной мере. Он согласился принять от меня консервы и галеты.
– Ага! Я же говорил, что у него плохо с продовольствием!
– По-видимому. Во всяком случае, посланные за ним следом солдаты нашли его место ночевки.
– И что там?
– «Подарки» подействовали. Мы обнаружили там забытый кинжал. Нашли две вскрытые банки консервов из специальной серии. След русского от места ночевки был неровным, петляющим. Совсем непохожим на предыдущий. Потом он, по-видимому, оправился, пошел ровнее.
– Так! До места встречи ему идти еще два дня… За это время он нажрется препарата по самые уши. Профессору об этом ты ничего не говорил?
– Нет. Он вообще со мной не общается. Сильно раздражен на нас всех.
– Черт с ним! Лишь бы его «выпускники» отработали как нужно. Ладно, Генрих, хоть тут ты меня порадовал! Где там автомобиль? Поехали!