Инвернесс. Он встретил нас ледяным мокрым ветром и мрачными вокзальными арками. Одним из первых я вышел курить и сразу же забежал обратно. Покидать тёплое купе не было никакого желания, должно быть, поэтому я возился с вещами, бесцельно перекладывая их с одного места на другое, но никак не в саквояж. Пальцы не слушаются, путаясь в шнурках ботинок, в голове рой мыслей о самых разных вещах, в том числе о работе, но нет ни одной из всего этого полчища, которая приказала бы мне поторопиться и наконец сойти с поезда. Внутри будто бастует мальчишка и кричит: «Я не хочу!» Взрослые так не делают, взрослые злятся, грызутся и рвутся в драку, а дети – плачут. Вот и в моей голове до крокодиловых слёз упирается ребёнок.
В дверь постучал стюард:
– Мистер Стоун, всё в порядке?
– Да-да, – отмахнулся я, заставив себя наконец положить вещи в дорожную сумку. – Пять минут, – суетился я. – Так привык к поезду, – из груди вырвался нервный смешок.
– Понимаю, – стюард смущённо опустил голову, – но с минуты на минуту прибудет другой состав. Нужно уступить им место.
– Разумеется.
Нежелание уходить никуда не делось, однако я его пересиливал, переставляя ноги одну за другой. Подойдя к краю, у самой лестницы из вагона я никак не мог решиться. Всё моё существо упиралось, только бы не покидать этот поезд! На меня с перрона смотрели Дженкинс, Эмброуз и Аза. Остальные уже ушли.
– Давай уже! – не терпелось Дженкинсу. – Чего ты стоишь? Высоты испугался?
– Да будет Вам, Николас, – Эмброуз похлопал его по плечу. – Вы не проголодались, Габриэль? В пансионе нас ждёт ужин и комнаты куда просторнее этих. Горячая ванна, в конце концов!
Эмоции поутихли, строптивый мальчишка, похоже, выбился из сил от своей истерики и будто бы уснул, время от времени судорожно всхлипывая. Я спрыгнул с поезда и на ноги встал как нельзя удачно, но отчего-то перед глазами всё поплыло. Саквояж камнем тянул вниз так, что наклонялось всё тело.
Стюард подбежал ко мне, подставляя плечо:
– Мистер Стоун, как Вы? Всё в порядке? Вас проводить?
– Нет-нет, – я помотал головой, обессилевши отпихивая молодого человека в сторону. – Это всё воздух, слишком свежий для меня.
– Давайте, дорогой друг, я Вам немного помогу, – Эмброуз вызвался нести мою сумку. – Нас уже дамы заждались.
Фокус зрения сводился к норме, я бросил взгляд на Азу. Она была не с нами. Глаза пустые, на лице не прочитать ни одной эмоции, и губы застыли слегка приоткрытыми. Аза похожа на античную статую с присущим ей немым величием, строгостью и необъяснимостью. Я никогда не мог понять, как фигуры людей, пусть и очень искусные, сумели пережить огромные здания и целые империи? Аза казалась мне похожей на статую не только из-за неподвижности, в её мрачных бездонных глазах я видел всю историю мира, словно цыганка общалась с каждым из когда-либо существующих людей и не забывала ни одну из жизней.
Дженкинс толкнул меня в плечо и смерил грозным взглядом.
– Хватит таращиться, – прошипел он. – Пошли уже, нас и так заждались!
Он, бормоча себе под нос, поковылял вперёд. Эмброуз кивнул Дженкинсу вслед, и мы прогулочным шагом двинулись за ним.
Сам вокзал удивительно пуст. Ни одного человека, ни одной собаки, вечно рыщущих в поисках объедков или щедрых кусков от жалостливых пассажиров. Полы и стены слишком чистые, в воздухе лёгкий запах сажи, через высокие пыльные окна в просторный зал ожидания пробивается свет холодного солнца. Кажется, будь снаружи температура хоть на градус ниже, здесь бы всё покрылось инеем.
Зябко, я укутался в воротник пальто ещё сильнее и зачем-то обернулся – поезда уже нет. Я и не слышал, как он тронулся. Но прошло совсем немного времени, как раздался гудок и заскрипели чугунные колёса. Прибыл следующий состав, и я не успел опомниться, как некогда пустой вокзал заполонили люди. У них самая разная внешность и одежда. У кого-то рук не хватает, чтобы унести все свои чемоданы, а кто-то чуть ли не вприпрыжку уходит налегке. Среди всех мне больше запомнились дети: самые спокойные и радостные из пассажиров. Они знакомились друг с другом буквально на ходу, сбивались в стайки и шли к выходу в город дружной компанией, щебечущей о чём-то невозможном.
Эмброуз с упрёком смотрел на них и цокал языком. Будто бы ребятню это остановило, будто бы им так важно мнение неизвестного господина об их разговорах и поведении. Дети шли дальше, мы в какой-то момент их даже нагнали. Дверь передо мной придержал мальчишка лет четырёх, не больше. Его лицо сияло от улыбки и непонятной взрослому радости, в светлых курчавых волосах таяли снежинки и исчезали. Я поймал его взгляд: большие синие глаза с любопытством рассматривали меня с ног до головы.
– Вы так хорошо одеты, сэр! – без доли стеснения сказал он как можно громче, но не кричал, чтобы его услышали. – Должно быть, Вы из самого Лондона?
– Правильно. А ты откуда? – улыбнулся я и, нашарив мелочь в кармане, протянул монеты маленькому швейцару, но мой жест обидел его. Мальчик отказался, немо помотав головой.
– Стерлинг, сэр. Надеюсь, я больше туда никогда-никогда не вернусь.
– А как же твои родители?
– У них и без того хлопот хватает, – он пожал плечами. – А у мамы скоро родится ребёнок Папа точно этого не вынесет, но мама всё равно будет счастлива.
Эмброуз настойчиво толкнул меня в спину, мне ничего не оставалось, как коротко поблагодарить мальчика и выйти наконец в город. Я прошёл подальше от дверей, в лицо ударил морозный ветер и пришлось зажмуриться, прикрывая лицо ладонью. Чуть поодаль я узнал в толпе знакомые лица Дженкинса, Азы и Тедди Джонса. Николас дымил трубкой, Аза озиралась на людей, а Тедди постоянно глядел на часы, будто опаздывает. Куда? Рождество ведь.
Затем я заметил Лиззи и ещё несколько человек, которые ехали вместе с нами. Пусть я не помню их имен, но точно знаю, что они тоже были в поезде. Чем дальше я от перрона, тем легче дышится, голова яснее и шаги не даются с таким трудом. Я забрал у Эмброуза саквояж, и мы вдвоём спустились к остальным пассажирам.
– Севернее Абердина я ещё не забирался! – воодушевлённо воскликнул Тедди. – А здесь холодно, – подметил он, но так и продолжил стоять в расстёгнутом нараспашку пальто. – Я бы не отказался от виски, а вы?
– Я бы с радостью погрелась у камина и выпила горячего чая, – кивнула Лиззи, пряча руки в белую пушистую муфту. – От алкоголя только в сон клонит.
– Или на любовные подвиги, – захохотал Дженкинс, но не встретив поддержки, удивился: – Неужели только меня?
– Похоже на то, мистер Николас, – Эмброуз сровнялся со мной. – Так что? Пойдём пешком?
– Почему бы и нет? – неожиданно согласилась Лиззи. – Холодно, только пока стоишь.
Честно говоря, я совершенно не знаю, в какую сторону идти, поэтому доверился остальным.
Вперёд практически с боем вырвался Дженкинс. Ему важно идти самым первым, пусть он и не очень-то понимает, куда нужно идти. Благо, рядом с ним идёт Аза и ненавязчиво подсказывает дорогу. Я вместе с Эмброузом и Тедди плетёмся позади всех, но и при этом я умудряюсь упускать из виду моменты, когда наша компания пополняется новыми людьми. Откуда они берутся? Я оглядываюсь по сторонам. Прохожих не видно, окна зданий будто пустуют и не слышно ни звука, только наши монотонные шаги невпопад нарушают городское безмолвие.
И как такое может быть? Инвернесс, разумеется, куда меньше Лондона, здесь и должно быть тише, спокойнее, но ведь не настолько же! Люди разом вымерли, или это нам так повезло идти по совершенно глухой улице? Но от самого вокзала?! Никак не укладывается в голове.
Эмброуз и Тедди отстали от меня на полшага. Они что-то живо обсуждают, но моё внимание приковано к Лиззи Льюис. Нас разделяют Эрин Джонс – та самая леди, чьего согласия на женитьбу с нетерпением ждёт Тедди, – и дама с седыми волосами, которые мелкими завитками выглядывают из-под её шляпы. Со спины и по голосу я её не узнаю. Возможно, она была с нами в поезде, а, может, только недавно вклинилась в нашу и без того немаленькую компанию. Тем временем Лиззи тоже не одна. Мисс Льюис идёт под руку с некой Гвендолин. Спутница будто полная противоположность Лиззи – темноволосая, выдающихся форм и даже голос у неё ниже и не такой мелодичный. Но внешние различия совершенно не мешают девушкам смеяться и болтать без умолку.
И что мне так неймётся с этой Лиззи? Рождество, она, так же, как и я, так же, как и остальные пассажиры, прибыли в Инвернесс с единственной целью – хорошо и без собственных усилий отметить Рождество. Вот, что нас всех здесь объединяет на самом деле – лень. Незнакомцам не будешь заморачиваться с подарками, думать, что поставить на стол, чем украсить хотя бы окна и камин, но пару добрых, искренних слов, конечно же, вырвется в полночь под бокал чего-нибудь горячительного. После праздника мы вернёмся в Лондон и скорее всего просто забудем обо всём. В воспоминаниях сохранятся тёплые моменты, но не лица случайных гостей.