За окном падал снег, на перроне бегали люди. Одни плакали, обнимались, другим хватало мозгов и мужества держать эмоции при себе, счастливо улыбаться и желать уезжающим хорошего пути. В конце, конечно, и они начинали реветь, но это уже не столь важно. Этого не увидят те, кого они провожают, а значит не останется камня на сердце.
Моим провожающим был дворецкий Альберт. Он ничем не отличался от других провожающих: незаметно утирает слёзы носовым платком и высматривает меня в окнах вагона. Будь Альберт женщиной, я бы с полной уверенностью считал, что он надеется выйти за меня. Однако, к счастью, он мужчина, у которого в крови болезненное желание кого-то опекать. Иногда забота переходит всякие границы, но по большей части Альберт хорошо справляется со своей работой.
До последнего вагон оставался пустым. Я надеялся провести дорогу в одиночестве, но перед самым отбытием напротив меня села девушка. Она расстегнула верхние пуговицы светлого пальто, скинула с головы нежно-розовый палантин и расправила смятые золотистые кудри. Несмотря на приятную внешность спутницы, я всё же расстроен – надежда на долгожданную тишину рухнула как карточный домик. Из сумочки девушка достала увесистую книгу, и моё разочарование поубавилось. Может, она будет молча читать? Пусть не открывает рот все следующие десять часов, но, как назло, девушка всё-таки заговорила:
– Так нервничаю в поезде. Никогда их не понимала, – девушка неловко засмеялась, покраснела и сжала от волнения книгу. – А Вы?
– Нет, – нехотя ответил я, достал из внутреннего кармана виски и сделал глоток. Горло обожгло алкоголем, я почти расслабился.
– Общаться не любите, – она продолжала улыбаться, но с каждой секундой её улыбка казалась всё более и более натянутой.
– Неужели так заметно?
– Лиззи Льюис, – несмотря ни на что, продолжала девушка. – А Вас как зовут?
– Если мне не изменяет память, мы уже пришли к выводу, что я не люблю общаться.
– Это не общение, это знакомство, – не отступала мисс Льюис и в её голосе чувствовалась жёсткость. – Так как же Вас зовут? Или мне называть Вас мистер Ворчун?
– Габриэль Стоун, – сквозь зубы ответил я. – Всё? Довольны? Теперь оставите меня в покое?
– Как я могу оставить Вас после того, как узнала Ваше имя? Это будет крайне невежливо. Словно я только этого и добивалась.
– Я как-нибудь переживу.
К моему удивлению, Лиззи Льюис замолчала, высматривая кого-то на рядах за моей спиной. Затем она взяла книгу и сумочку, вскочила с места и ушла. Ох, наконец-то, я остался один! Провести всю поездку в своём купе я не хочу, но и чтобы вот так подсаживались незнакомцы, мне тоже не прельщает. Всё же я выбрал второе, отхлебнул ещё виски и отклонился на мягкий подголовник.
Рождество – явно не мой праздник. Не люблю его. Не отмечал ни в юности, ни с покойной женой, ни сейчас. Мой отец считал Рождество бессмысленной тратой денег, а верить в то, что существует кто-то выше человека, он напрочь отказывался. Ребёнком я тайком высматривал Санту у окна, а повзрослев, понял, каким был дураком всё это время. Никто не поможет просто так, никто не вручит подарок за то, что ты хорошо себя вёл.
Я горжусь, кем я стал, чего добился за свои сорок лет, но воспоминания о детстве и Рождество каждый год нагоняют на меня необъяснимую тоску. Обычно я стараюсь выбираться из Лондона куда-нибудь, где нет снега, пережидаю там всеобщие «дни сумасшествия» и возвращаюсь к делам. В этот раз навалилось столько работы, что я очнулся только в ночь на восемнадцатое декабря. Поехать заграницу уже не удавалось, я был подавлен. Остаться в Лондоне означало бы то же самое, что выйти на улицу и отмечать Рождество вместе со всеми! Я бы не вынес.
На следующий день я нашёл среди свежей почты конверт с билетом на поезд. Альберт не признавался, но мне и не нужно это, я знаю, что билет купил он. Дорожная сумка была собрана в тот же вечер, а сегодня рано утром я уже ехал на вокзал.
Вдруг меня потянуло в сон. Во всем виноват алкоголь. Кажется, я успел задремать, пока меня не разбудил стюард. Молодой мужчина с ярко-рыжими, слегка взлохмаченные с правой стороны, волосами наклонился ко мне:
– Прошу прощения, – изо рта у него разило перегаром и крепким кофе, – мистер Стоун, Вам просили передать это, – стюард положил передо мной на стол сложенный листок плотной бумаги. – Хорошего отдыха! – вполголоса пожелал он и удалился.
Записки… Что за глупости? Я снова потянулся за виски, но недоброе предчувствие оказалось сильнее, чем можно было предположить. Я спрятал записку в карман пиджака и удалился в своё купе. В этом вагоне оставался я один. Никого больше. Даже той настырной Лиззи Льюис. Так тихо, даже не верится, что нахожусь в поезде. Я прошёл дальше, прислушиваясь к едва различимым звукам снаружи.
В коридоре спального вагона я столкнулся с ещё одним пассажиром. Седовласый, упитанный, среднего роста и в шляпе-котелке.
– Прошу прощения, – пробормотал он, приподняв шляпу, и хрипло рассмеялся: – Без очков дальше собственного носа не вижу.
Я ничего не ответил. Он напомнил покойного отца: тот тоже до последних дней носил котелок, приподнимал его при встрече и говорил также хрипло. Слова комом встали в горле. Я невольно вжался в стену, уступая дорогу.
– Не утруждайтесь, молодой человек, – тем не менее мужчина прошёл мимо боком, – здесь места хватит троим разойтись, – он остановился, наклонился ко мне и хитро усмехнулся: – Только дамам об этом не говорите.
– Не скажу, – засмеялся я и протянул руку. – Габриэль Стоун.
– Ох, я знаю, кто Вы. Ваше имя по всему городу, – несмотря на седину, сил у моего нового знакомого хоть отбавляй. Он поднял на меня полупрозрачные голубые глаза. Увидел бы я такие глаза издалека, то без зазрения совести решил бы, что их обладатель потерял зрение, но судя по тому, как бегали зрачки этого господина, видел он получше меня. – Я не так известен. Разве только в узких кругах. Николас Дженкинс.
– Рад знакомству, – кивнул я.
На этом мы разошлись, но я ещё не раз оглядывался. За всю свою жизнь я не встречал человека более похожего на моего отца, чем Дженкинс. Да и имя кажется каким-то очень знакомым. Что за круги он имел в виду? Может, я уже слышал о нём? Больно уж зацепило имя. Николас Дженкинс… Я повторил его ещё несколько раз прежде чем, дошёл до своего купе, а затем оно продолжало крутиться у меня на языке. И с чего бы? Я снял пиджак и ботинки, лёг на кровать, заложив руку под голову и прикрыл глаза. Веки слипаются, а спать под грохот поезда трезвым я не умею. Лежу, потягиваю виски время от времени и просто стараюсь не прислушиваться особо к шуму в соседнем купе. Это не моё дело, даже если любопытство разбирает. Но пара случайно услышанных фраз намертво застряли в моей голове:
– Ты думаешь, тебе сойдёт это с рук?
– Моя дорогая, так всегда было.
– Не в этот раз, Джонс, не в этот раз.
В конечном счёте виски меня разморил, и я провалился в сон младенца. Не помню, когда в последний раз так крепко спал.
Спустя время меня разбудил стюард стуком в дверь.
– Мистер Стоун? – негромко, но отчётливо слышалось с той стороны. – Мистер Стоун?
– Да? – я рывком принял сидячее положение и потёр затылок. Перед глазами ещё всё слегка двоится, циферблат часов в темноте не видно. Понятия не имею, насколько меня сморило. – Да, в чём дело?
– Мистер Стоун, ужин будет подан через полчаса, – уведомил он. – Вы просили напомнить.
– Да, – немного растерянно ответил я, пытаясь в темноте нащупать выключатель. – Да, я буду.
– Попрошу оставить Вам место с лучшим видом, сэр.
Стюард должен был пройти дальше, но мне кажется, именно за моей дверью до сих пор кто-то стоит. Я выглянул в коридор, но никого не увидел. Похоже, дневной сон дурно на меня влияет. Отмахиваясь от остатков дрёмы, я вспомнил о таинственной записке, потянулся к пиджаку, достал её из кармана и развернул.
– Что за чёрт?!
Я не сдержался и швырнул бумажку на стол – листок абсолютно чистый! Что это было? Кто-то хотел напугать меня? Тогда ему стоило придумать что-нибудь поинтереснее!
В вагоне-ресторане людно, шумно и так сильно пахнет шампанским. Меня встречает всё тот же рыжий стюард и провожает за свободный стол. Вид из окна действительно был бы неплохим, если бы в темноте можно было хоть что-нибудь рассмотреть. Стюард пожелал хорошего вечера, уже собрался отойти, но я успел схватить его за руку:
– От кого была записка? Кто просил передать её мне?
– Боюсь, не смогу Вам помочь с этим, сэр, – молодой человек наклонился ко мне. – Я не спросил имени.
– Мужчина? Женщина? С поезда? С перрона?
Стюард занервничал и заметно покраснел.
– Женщина, – негромко произнёс он. – Лицо прятала, но я видел прядь чёрных волос из-под платка. Она едет в этом поезде.
Я перевёл взгляд на присутствующих и отвлёкся. Стюард воспользовался моментом, чтобы сбежать, а к моему столу подошёл официант и, пока он в красках рассказывал сегодняшнее меню, мне не давали покоя темноволосые девушки. Их всего три, но лишь у одной цвет прядей можно принять за чёрный. Я всё ещё не уверен. Можно ли доверять глазам стюарда, от которого несёт перегаром?
– Виски, – ответил я, когда официант закончил. – И что-нибудь… не слишком жирное.
– Исполню как можно скорее, мистер Стоун.
Позже я снова увидел Лиззи Льюис. Девушка гордо переступила порог, не упуская ни одного гостя из виду. В следующее мгновение её строгое лицо озарила озорная улыбка, и мисс Льюис направилась ко мне. Не знаю, заметила ли она меня или ей просто приспичило ужинать именно в этой части вагона, но я уже напрягся и молился, чтобы Лиззи Льюис не садилась за мой стол. Однако в очередной раз мисс Льюис будто специально сделала всё наоборот.
– Ох, мистер Стоун! – воскликнула она, расположившись напротив меня. – Какая приятная неожиданность! Я боялась, что больше не увижу Вас сегодня.
– От чего же?
– Вы показались мне таким уставшим, – Лиззи подпирает голову рукой. – Думала, проспите до утра.
Я не нашёл что ответить, продолжил есть, но задумался: а не Лиззи Льюис на самом деле передала записку? В конце концов, подговорить стюарда – много ума не нужно. Но зачем? Зачем нужна записка, где ничего нет? Это угроза? Предупреждение? Провокация?
– Вы опять хотите сидеть в одиночестве? – Лиззи обвела меня взглядом. – Да бросьте, мистер Стоун! Это же так скучно!
– Если Вам, мисс Льюис, скучно сидеть со мной, то здесь полно свободных столов. Я Вас не держу.
– Рождество же, Габриэль! – девушка легкомысленно сжала мою руку. – Пойдём к остальным? – она оглянулась в начало вагона, где во всю за ужином хохотала компания из пассажиров. За ними с любопытством наблюдали официанты и бармен и улыбались. – Или Вам так нравится быть угрюмым стариком?
– Да что Вы себе позволяете?!
– Так докажите, что я говорю неправду! – мисс Льюис настойчиво взяла меня за руку. – Идём к остальным! Не хотите доказывать ничего мне, так хотя бы себе докажите, что Вам ещё не пора в гроб!
После этих слов Лиззи с чувством выполненного долга ушла к шумной компании, а я остался наедине со словами, которыми она меня наградила. Старик… Я похож на старика? Вовсе нет! Я так не считаю! Я просто люблю быть один, я просто люблю тишину и размеренность. Разве это делает меня старым?
Всеми силами пытаюсь убедить себя, что нелепые высказывания нисколько меня не задели, но тем не менее аппетит пропал. Я приступил к десерту, когда появилась мисс Льюис, но теперь и кусок в горло не лезет, а ведь к вечерней чашке чая у меня был изумительный штоллен[1]! Я разозлился и, будто назло, решил всё-таки присоединиться к весёлым пассажирам. Они даже не спросили, кто я и что мне нужно, просто сели немного плотнее друг к другу, чтобы появилось место для ещё одного человека за столом.
– Ох, Габриэль, это Вы! – сквозь смех сказал Николас Дженкинс. – Садитесь, садитесь!
Честно говоря, без шляпы-котелка его сложно узнать. Знакомого я признал в нём только из-за голоса и седых волос.
За столом шестеро человек, не считая меня. Все назвали свои имена, даже что-то рассказали о себе, но, к удивлению, я практически никого не запомнил. Мне знакомо лицо Лиззи Льюис и из моей памяти уже никакими средствами не вытравить её упрямства и прямолинейности. Николаса я тоже уже встречал ранее, а вот остальные… Как белые пятна, будто их и нет, а вместе с нами на самом деле канун Рождества отмечают призраки.
[1] Штоллен – традиционный немецкий рождественский кекс. Выпекают не только в Германии, но и в других странах.