Он еще не успел снять свой роскошный прикид, только скинул пиджак, бросил его на широкий подоконник, смахнув оттуда на пол крошки чипсов. Замок на двери щелкнул. Вошла Чико. Теперь она была совсем другой. Без макияжа, волосы собраны в длинный хвост на затылке, вся в черном: брюки, куртка, даже кроссовки – все черное. И тот же баул на плече.
– Проходи. Рассказывай.
– Да… Н-нет. Сначала ты. Что сказали тебе на рецепции? Ну про то, что вышел за сигаретами. Точно скажи. Все слова. Это очень важно.
Она по-прежнему психовала, это было заметно. Лицо бледное, какое-то заострившееся… Глаза бегали, руки… Сняла свою курточку-непродувашку, мяла ее в ладонях, не положила, сама не села, так и стоит посреди комнаты. Только сумку на пол бросила, под ноги. Еще немного, и она закричит, забьется в истерике. Плохо. Он протянул ей малек коньяка из мини-бара:
– Оттухни чуток.
Она вылила в рот сразу все содержимое крохотной бутылочки, зажмурилась. И словно оттаяла: бросила куртку на кровать, присела на край, закрыла лицо руками. Когда отняла ладони, он увидел, что лицо ее отмякло, глаза успокоились. Она даже улыбнулась, чуть кривовато. Рики положил руку ей на плечо:
– Жива?
– Угу.
– Ну значит так. Парнишка в холле «Пикадилли» сказал, что сеньор Мигуель вышел за сигаретами, хотел купить какие-то особые. Сам парень про такие и не слыхал. Называются «Кавалинью». Иди сюда.
Он потянул ее к окну.
– Смотри. Видишь, внизу за забором заброшка? Это фабрика Кавалинью. Я сходил, проверил. Видимо, это тот ключ, что он, твой братец, оставил. Верно?
Чико кивнула:
– Да, похоже. Может он там спрятался. Надо пойти.
Она схватила свою курточку. Но Рики придержал ее за руку:
– Твоя очередь рассказывать.
– Хорошо. Сначала главное: когда я уходила из ресторана, возле рецепции стоял мужик. У него волосы такие… крашеные, наверное. Такой блондик с персиковым отливом. Лица я не видела, побоялась подойти заглянуть. Побоялась, потому что услышала: «Мигуэль Перейра», подумала, что это за ним пришли. И еще мне кажется, этого Персика я уже где-то видела, может в аэропорту, не помню. Может, это и не он был, мало ли. Но он там у стойки с девушкой разговаривал. Не с парнем. Значит, она ему про сигареты могла и не сказать, только номер комнаты дала. Пусть сидит, ждет – не дождется. Брат не вернется.
Чико широко улыбнулась. Радостно. Даже глаза засверкали. Видимо, представила, как этот Персик часами сидит в холле «Пикадилли», укрывшись за газетой, ждет. Как в шпионском боевике. Или, открыв отмычкой дверь в номер, начинает там перерывать все в поисках… В поисках чего? Не отвлекайся, девочка, ты еще ничего не рассказала. Рики снова сжал ее плечо, возвращая к теме.
– После твоего ухода, Рики, я переформатировала сеть. Я разбила людей на тройки: шеф и два его агента. Тройки между собой не общались, шефы замыкались на меня. Такая сотовая структура, очень удобно. Мы хорошо работали. И, как видишь, долго. А потом… В смысле, сейчас… пару месяцев назад… Он…
Ей нужно было назвать имя брата, и она не знала, какое выбрать. Настоящее назвала бы вряд ли. Но какой ник выдернуть, как лотерейный билет? Рики пришел на помощь:
– Пусть будет Мигуэль, Мики. У нас получается забавная мультяшная компания.
Чико кивнула:
– Да. Пусть. Мики вляпался. Решил тряхнуть некий исследовательский институт в Орегоне. Что-то связанное с генетической историей человечества и его перспективами развития. Широкое финансирование: и бюджет, и фонды разные. И в софт обычно влезть несложно. Ну ты сам знаешь, с такого дерева легко стрясти пару корзин золотых яблок. Но в этот раз посыпались неприятности. Они даже сделать ничего не успели. Стоило только одному из агентов Мики поснифить трафик этого долбанного института, как на него, на агента, вышли. Кто? Знать бы. Его убрали, Рики! Когда такое было?! Они нашли этого бедолагу и убрали. Убили! А потом и второго из тройки Мики. Вот тогда братец струхнул не на шутку. Да и я тоже. Я остановила все дела, всем шефам ушел приказ: «Стоп!» Вся сеть застыла. А Мики сдрыснул. Неважно, где он тогда находился, важно, что он вызвал меня сюда, в Гимарайнш. Он был очень напуган, мой братишка. Я тоже. Я привыкла заботиться о нем. И он привык к моей заботе. Еще в детстве, если что-то случалось, он бежал не к отцу с матерью – ко мне. Я спасу. А сейчас я не знала, как его защитить. И вызвала тебя. А теперь он исчез. Вышел за сигаретами. И как нам его искать? Да еще этот Персик. Он, явно, идет за ним. Хорошо, если не за мной. Вот так.
Она больше не улыбалась. Подъема, вызванного глотком виски, хватило ненадолго. Лицо казалось серым, в уголках глаз проступили морщинки, складки у рта стали глубже.
Рики похлопал женщину по плечу:
– Не кисни раньше времени. Думаю, нам надо наведаться на старую табачную фабрику. Как удачно, что она прямо у нас под окнами. А еще более удачно, что вон там, – подойдя к окну, он поманил гостью к себе, – видишь? Дыра в заборе. Прямо для нас приготовлена.
***
На заднем дворе гостиницы было уже темно. Только под козырьком служебного входа горела лампа. Прореха в металлической сетке едва угадывалась с шестого этажа, но тропка в зеленой траве, подсвеченная мертвенным белым светом, была видна.
– Готова? Тогда пошли.
Скользнули парой черных теней сквозь дыру, мимо потерявшей пестроту помойной кучи. Вышли к бесконечной черной стене. Рики включил зажатый в кулаке маленький, но яркий фонарик – луч пометался, высветив одну за другой запертые двери. Одну, вторую, третью… Стоп! Створка была чуть приоткрыта. Буквально на сантиметр.
– Подожди, – Чико отодвинула напарника, протянула руку, вытащила что-то зажатое в двери, – посвети-ка.
Она повертела в пальцах синенький цветочек фиалки, бросила под ноги:
– Нам не сюда.
Забрала у Рики фонарик. Пошла дальше вдоль стены, скребя каменную черноту иглой света. Остановилась:
– Здесь.
Еще одна дверь. Такая же, как предыдущие. На взгляд, ее не открывали последние полвека. Рики потянул створку за повисшую на одном гвозде ручку, проржавелую, шершавую. Что-то упало на землю. Луч зажатого в женской руке фонаря метнулся следом, высветил смятый желтый цветочек: пять лепестков, длинное жало пестика, такие растут повсюду на кустах. Он забыл, как они называются: гибискус, вроде. Его подруга Карма – большой знаток ботаники – постоянно рассказывала что-то о нарциссах, астерискусе или лаванде. Он слушал, кивал с полуулыбкой, но не запоминал. Пустое.
Дверь открылась беззвучно, несмотря на свою толщину и визуальную тяжесть. Рики тронул мощную старую петлю, растер в пальцах, поднес к носу: ясно – машинное масло. Но как Чико угадала, что им нужна именно эта дверь? Или она знала? Знала? Знак? Цветочек? Вспомнилась детская игра. Где и когда он играл в нее? Неважно. «Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… – едва слышным эхом прозвучал в голове детский голос. Кроме гибискуса? Или как там его.
Они вошли, тщательно закрыв за собой дверь. Если кто-то идет следом, незачем приглашать его к игре. Забрав у Чико фонарик, он подкрутил его – луч стал менее ярким, но более рассеянным. Окна здесь отсутствовали, и, если бы не это крохотное светило, мрак в нешироком затхлом коридоре был бы полным. Идти можно было как вправо, так и влево. Разделиться не получится: одному придется остаться в абсолютной темноте. Но раз Чико нашла вход, пусть определит и маршрут. «Ей виднее», – подумал Рики и мысленно усмехнулся этому неприложимому к окружающей тьме слову. Трудно предполагать, что они первыми посетили заброшку. Конечно, сюда наведывались «следопыты», скорее всего подростки – предаться радостям бытия подальше от надзирающего ока взрослых. Стены коридора были расписаны неизвестными художниками, предпочитавшими творить с помощью баллончика краски. Луч фонарика выхватывал нечитаемые «руны», какие-то вампирские рожи или просто геометрические фигуры, наложенные друг на друга, переплетенные то ли в конвульсиях, то ли в совокуплении.
– Туда, – Чико махнула влево.
Коридор вывел их в гараж. Кроме как гаражом, этот зал не мог быть ничем. Тут были выездные ворота, запертые, Рики проверил, и пара колымаг, на спущенных колесах. Рыжий микроавтобус и зеленый грузовичок-фургончик, оба годов шестидесятых прошлого века, с некогда милыми харизматичными мордахами, а ныне без лобовых стекол, с битыми фарами, замусоренными, покоцанными сидениями. Чико сразу метнулась к микрику, открыв дверцу: «Свети, давай!» – стала шурудить в бардачке, разгребать пивные банки, чипсовую упаковку и, бог весть, какой еще хлам. Рики не задавался вопросом: что она ищет, и уж тем более не собирался спрашивать об этом прямо сейчас. Что-то едва слышно щелкнуло. На самой грани слуха. Но он услышал, и сжал плечо напарницы. Она подняла глаза. Он приложил палец к губам. Шелест. Где-то в коридоре, из которого они вышли сюда. Крыса? Возможно. Человечьи шаги? Пожалуй. Кто-то идет, стараясь не издавать не звука. Но мусор под ногами не дает ступать абсолютно беззвучно. Фонарик потушен. Две фигуры шмыгнули под ржавое брюхо древней машинюшки. Застыли, почти не дыша.
В проеме заплясал свет, потянул черные изломанные тени, закружил их, бросил на стены. Кто стоял за фонарем не разглядишь, особенно если смотреть, лежа щекой на бетонном полу, да еще прямо из-за колеса микрика. Неизвестный постоял на пороге, прислушиваясь, обошел гараж – шаги прохрустели в сторону фургончика, клацнула дверца, что-то просыпалось на пол, потом звук приблизился, свет языком потянулся к микроавтобусу. Еще немного и он нырнет под него, выхватив два человеческих силуэта.
Остановился. Свет метнулся вверх, наверно, тот, с фонарем, заинтересовался содержимым салона. Качнулся борт – пришелец влез в салон, завозился там. Выпрыгнул, снова уронив световой круг себе под ноги. Прямо перед носом Рики прочно уперлись в пол два желтых тимберлендовских ботинка. К правому прилип лепесток давешнего гибискуса, сорванного Чико с входной двери. Крохотная золотая монетка на замшевом боку башмака. Этот пришелец шел за ними. Или параллельно? Как и они, искал Мики? Возможно, это Персик, которому девчонка из гостиницы сказала про сигареты «Кавалинью».
Потеряв интерес к гаражу, Персик, если это был он, двинулся по коридору обратно. Затаившиеся под автомобильным брюхом выдохнули. Но вылезать, а тем более убираться с фабрики не спешили. Мало ли, вдруг пришелец еще там, снаружи, поджидает в темноте. Выбравшись, наконец из-под микроавтобуса, они сели прямо на замусоренный пол, прислонившись спинами к сдутому колесу.
– Посмотри. Под колесом лежала, – шепотом сказал Чико, протягивая маленькую бумажку.
Рики включил фонарик, наведя свет на ладонь женщины – визитная карточка. Темно-синяя картонка с белым силуэтом кирпичной арки и надписью: «Rés Vés Restaurante»3, дальше адрес и телефон для заказа столиков. Карточка была новой и чистой, никак не скажешь, что она валялась тут годами.
– Это все, что ты нашла?
– Не совсем. Есть еще кое-что. В бардачке было.
В ее руках оказался карманный блокнотик с парой волнистых попугайчиков на обложке. Вот блокнот был мятым и потертым, его явно таскали в джинсах. Знаете, такой характерный изгиб, приобретенный в заднем кармане. Подсветив, Рики пролистал книжицу: страницы торопливо исписаны, буквы – кириллица. Болгарский? Пару раз бросилось в глаза уже знакомое: «Rés Vés».
– Что тут? Переведешь?
Возможно, темный заброшенный гараж – не самое подходящее место для чтения, но ему казалось, что время терять незачем, не сидеть же во мраке просто так.
– Сначала сама посмотрю, – она явно не хотела пересказывать все написанное.
Минут через десять она закрыла блокнотик. Держа в левой руке, задумчиво похлопала им по губам, вздохнула, откинула голову, опершись затылком о ржавый диск колеса. Собиралась с мыслями. Рики не торопил ее. Думает, какой информацией поделиться, какую придержать? С одной стороны, правильно: она – босс, а он лишь пенсионер. С другой: она попросила у него помощи, и пытается использовать его в темную? Это его не устраивало.
Но начала она совсем с другого. Голос ее был рваным: то говорила спокойно, то начинала частить, будто стараясь побыстрее проскочить неприятный момент – как горная река – и несколько печальным:
– Знаешь, Рики, я бы ни за что сюда не приехала, если бы не этот маленький паршивец. Если бы не пришлось его спасать. Любая другая причина, и я осталась бы дома, хоть провались все. Из квартиры бы не вышла. Я и не выхожу. Уже пять лет. Ни в магазин, ни в театр, ни в кино. Агорафобия. Слышал? Боязнь выйти из зоны комфорта. А для меня эта зона – моя квартира. И все, дальше, за окном, за дверью – ничего нет. Поэтому я и написала тебе. Больше некому. А в одиночку мне никак.
Она повернула к нему голову, рассеянный свет фонарика заплясал в ее глазах, на мгновение они полыхнули синим огнем газовой конфорки.
– И очень хорошо, что ты такой… – «старый», – услышал он, – надежный. С тобой я справлюсь.
Она помолчала, непрестанно крутя в пальцах книжечку с попугаями на обложке, и продолжила уже более деловым тоном:
– Мики кое-что нашел. Первый агент сбросил ему информацию, а дальше он сам покопался. Успел между двумя смертями. Но информацию мне не передал, побоялся, что отследят канал. Поэтому набросал в этом идиотском блокнотике. Почерк у него, как у курицы, в темноте я не все разобрала. Но главное вот что: этот идиотский институт не только сам денежки получал, но и много чего финансировал. Денежные потоки у него весьма интересные. Ну с научными проектами – понятно. Закупка всякого-разного барахла со всего мира – тоже. Но! Вот скажи, где исследовательский центр и где прачечная? Есть связь? Воот! Орегонцы постоянно финансировали какую-то идиотскую сеть прачечных в Румынии на Украине. Еще сеть автомоек в Казахстане, дешевых столовок в Уганде, ну и еще кое-где в третьем мире.
– Автомойки в Казахстане? Там разве не степи? Верблюды…
– Подожди, Рики, это не самое смешное.
– Да?
– Самое смешное, что все эти сети называются…
Не успела договорить, Рики перебил ее:
– Реш Веш.
– Вооот! – она нервно хохотнула и слегка хлопнула его блокнотом по коленке.
Но он не разделил ее веселости:
– Во что же вы вляпались, Чико? Сеть прачечных, говоришь… Столовки в Уганде… Это может быть что угодно: биолаборатории, разделка человечьих тушек на органы, запрещенные виды оружия. Пентагон, ЦРУ, Ми 6, еще какие-то подобные структуры. Вот они и не парились, не сдавали вас полиции, сами зачистили.
Он потер лицо ладонями, мотнул головой, словно стряхивая усталость, тревогу или сомнения.
– Ну и какая из сетей здесь? Ресторанная?
– Нет, Рики. Здесь не сеть, – она надавила на «не», – здесь, в Гимарайнше единственный ресторан «Реш Веш». И…
Он опять перебил ее:
– И твой братец думает, что это центр управления. Вопрос только: управляют чем и кто. Тебе это хочется узнать? Уверена, Чико?
Она покачала головой, опустив веки:
– Нет. Не хочется. Что я буду делать с этой инфой. Я что, Сноуден? Ассанж? Пошло оно все… Куда подальше. Мне надо вытащить брата. Спрятать его, что ли? Где? Как? Я не знаю…
– Самый надежный способ спрятать – похоронить. Согласна? Мертвых не ищут.
Женщину передернуло.
Не дожидаясь ответа, поднялся:
– Пошли уже. Вряд ли этот придурок в желтых ботинках по сю пору сидит в засаде.
«Желтые ботинки…» – что-то коротнуло в мозгу.
– Постой-ка, Чико. Ты как двери выбирала? Синенький цветочек, желтенький цветочек. Это что, код?
– Ну да, – она тоже встала, отряхиваясь, – детский еще. Во дворе бегали, в казаки-разбойники играли. Там стрелочки надо мелом рисовать: где казакам разбойников искать. Можно правильное направление дать, а можно ложное. Вот мы с… – легкая, едва заметная заминочка, чуть не проговорилась, – с Мики желтым мелом правильные стрелки ставили.