Вдруг меня поразил сильный, знакомый, но в Германии редкий запах. Я остановился и увидал возле дороги небольшую грядку конопли. Её степной запах мгновенно напомнил мне родину и возбудил в душе страстную тоску по ней. Мне захотелось дышать русским воздухом, ходить по русской земле.
Проснувшись около полудня, я совсем уж было собрался вставать и, лениво потягиваясь, наслаждался сознанием того, как плодотворно проходит первый рабочий день дома. И, несмотря на мелкие передряги, всё понемногу налаживается, а вещи начинают занимать свои места. Мне вспомнилось, что впереди ещё трое суток без Ариэля с его причудами, я прикрыл глаза и снова задремал.
Очнувшись в четыре, я вскочил, озираясь в поисках пропавшей половины дня, и, наспех собравшись, отправился к Ире. Нужно было забрать Алекса и пересечься с её сестрой – той ещё стервой, – направляющейся на выходные к матери, в то время как Ира работала во вторую смену, чтобы выкроить свободный день. Сдав мальчика на попечение бабушки, мы получали возможность провести ночь наедине.
Я взбежал по лестнице и постучался. Послышался топот босых ног, и, врезавшись в дверь, Алекс завозился с замком. Я наскоро перебрал в уме список вещей, которые следует взять с собой.
– Ничего не выходит, – донёсся приглушённый голос.
– Погоди, дай я.
Ключ вошёл не до конца и повернуть его было невозможно.
– Алекс, ключ застрял, надо его вытащить. Сейчас попытаемся вместе, – я навалился на дверь. – Ну-ка, давай!
Шебуршание возобновилось.
– Постой, не суетись. Соберись с силами и поворачивай.
Изнутри раздалось напряжённое сопение.
– Так, хорошо. Теперь попробуем по-другому – я оттяну, а ты крути. Медленно и аккуратно. Поехали.
«Главное, чтоб не сломался, главное, чтоб не сломался», – стучало в голове. Сделав несколько попыток, Алекс пнул тяжёлую дверь.
– Оно не хочет… – звонкий голос подрагивал, – не хочет открываться.
Мальчик всхлипнул и принялся беспорядочно дёргать треклятый замок. Сообразив, что крики лишь накаляют атмосферу, набрал его номер и стал забалтывать какой-то чепухой, одновременно пытаясь отыскать выход из положения. Само собой, напрашивалось вызвать слесаря.
– Кажется, у нас приключения, – задумчиво протянул я, когда Алекс слегка успокоился. – Надо придумать способ проникнуть сквозь дверь.
– Как Финес и Ферб?
– Как кто?
– Финес и Ферб! Ну помнишь мультик?
– Вот-вот, именно. Как самые что ни на есть заправские Финес и Ферб. Признавайся, ты двери взламывать умеешь?
Нет, слесарь не годится – это два-три часа. Ира изведётся от волнения, а Стерва уедет, и все планы пойдут прахом. Я сбежал вниз прикинуть, как бы забраться через окно.
– Не умею… – растерялся Алекс.
– Я тоже. Хорошо, а что говорит по этому поводу Финес?
Под сбивчивый пересказ мультяшных перипетий я осматривал окна крытого балкона, жалюзи, которые ещё надо как-то раздвинуть, и стену фасада. Дом был построен на откосе. Главный вход соединялся с улицей длинным мостом. От него до балконных окон было метров пять ровного бетона. Сюжет усложнялся: я упустил момент, когда в истории Алекса возник какой-то доктор Фуфелшмерц. И на фразе «И тут он ему ка-а-ак даст!» позвонила Ира.
– Ир, у нас небольшая… – переключаясь, машинально отметил, что время поджимает, – мм… переделка.
– Какая переделка? Выходить пора. Что ты ещё там устроил?
Я взбежал наверх и приложил ухо к двери. Алекс был в гостиной. Торопливо описывая ситуацию, я метался взад-вперёд по лестничной площадке.
– Не волнуйся, как-нибудь выкрутимся… Алекс, кстати, держится молодцом. Позвони, отвлеки его пока.
Я скатился вниз, чтобы получше рассмотреть стену. Тщетно – от беготни вертикальная поверхность не стала менее неприступной. Снова взлетел наверх и замер прислушиваясь. Алекс разговаривал по телефону. Мгновение поколебавшись, я позвонил в смежную дверь. Спустя пару минут оттуда донёсся сварливый голос с сильным русским акцентом.
– Это по поводу Алекса – ребёнка, который живёт напротив, – прокричал я. – Откройте, пожалуйста.
В ответ прозвучало удаляющееся бормотание. Я выругался. Снова послышалось шарканье, позвякивание ключей и, наконец, долгожданный лязг. Поздоровавшись, я метнулся внутрь. Ошарашенная бабулька посторонилась, плотнее запахиваясь в халат невразумительного оттенка. Я устремился в направлении главного фасада и, с треском раздвинув бамбуковую занавеску, оказался на кухне.
– …сразу смотреть телевизор, – сокрушалась старушка, семеня за мной. – А ещё он любит оладушки. Когда Алекс приходит, я всегда…
– Извините, вы не возражаете… Я сюда чуть-чуть влезу.
Взгромоздившись на столешницу, высунулся в окно. Ниже уровня подоконника между бетонными плитами имелась щель. Можно попробовать, используя её в качестве опоры… В кармане завибрировал телефон, взгляд на экран – Стерва. Я сбросил звонок и глянул вниз – высота четыре этажа, под мостом садик, обрамлённый грубо отёсанными камнями. Если что, падать предстоит именно на них.
– …оладушки, – лопотала соседка, переставляя из-под моих ног банки, перевязанные атласными ленточками. – Чудесные, пышные оладушки со сметаной и вишнёвым вареньем.
Не перегибаю ли я? Окна, камни, акробатические номера между этажами. С другой стороны, ребёнок взаперти, Ира волнуется, да ещё эта сестра… В общем, не романтический вечер, а полные оладушки.
Раздумья прервал очередной звонок.
– Алло! Вы все не отвечали – я уехала! – объявила Стерва.
– Умница. Я в тебе нисколько не сомневался.
– Что происходит?! Почему…
Я дал отбой и бросился на лестничную клетку. Из квартиры не доносилось ни звука. Я громко позвал Алекса.
– Я тут. Тут, – протянул он, стараясь скрыть жалобные нотки.
– Слушай, я кое-что придумал, но без тебя не справлюсь. Ты как, поможешь?
Я взялся объяснять свой план.
– Но смотри, поворачиваешь эти штуковины и сразу вниз, – повторил я. – И только потом раздвигаешь створки. Договорились?
– Договорились!
– Тогда вперёд.
Я метнулся в соседнюю квартиру и в три прыжка очутился на кухне.
– Полезу в окно, – с ходу объявил я разуваясь. – Ботинки пока оставлю у вас.
– Что вы! Молодой человек…
Стоя в проёме, я свесился наружу. Сквозь щели между планками жалюзи было видно, как Алекс забрался на стул и возится с рычажками. После нескольких попыток механизм поддался, и он исчез за сомкнувшимися пластинами.
– Отлично, Алекс! Молодец! Теперь слезай.
Услышав, как он спрыгнул на пол, я облегчённо вздохнул.
– Откры-вай! – басовито прокричал я.
Створки со скрежетом отъехали в сторону, и показалась вихрастая макушка, а потом и физиономия Алекса, с азартом ожидавшего продолжения.
– У меня получилось. Видел? Видел?!
– Конечно видел. Ты настоящий орёл!
Внутри, вдоль оконной рамы, имелся выступ, за который можно было уцепиться. Оставалось надеяться, что на той стороне будет нечто подобное.
– Обязательно заходите отведать варенья, – напутствовала меня бабулька.
– Благодарю. – Я качнулся, получше ухватываясь правой рукой. – Всенепременно.
Встав на краю, попробовал нащупать пальцами левой ноги зазор между плитами. Приседая ниже и ниже, наконец удалось дотянуться до узкого углубления, и я принялся потихоньку продвигаться вдоль него. Изловчившись, я уже почти добрался до нужного места, как вдруг:
– Давай, давай, осталось совсем чуточку! – потеряв терпение, Алекс вскочил на стул и высунулся в окно.
– Ты что?! А ну, вниз! – закричал я, прильнув к стене и пытаясь сохранить равновесие. – Быстренько, быстренько слезай отсюда.
Алекс тут же исчез, и послышался глухой удар пяток о кафель. Замерев, я немного пришёл в себя и восстановил дыхание. Осторожно продвинул ногу ещё на пару сантиметров. Постоял, свыкаясь с новой позицией, качнулся, вытягиваясь влево, и ухватился за хлипкую раму. Подтянулся, нашарил точно такой же уступ, вцепился и повис между квартирами.
Переводя дух, я прижался лбом к нагретому солнцем бетону, а в кухне, шаркая из угла в угол, бабулька сомнамбулически нашёптывала своё заклинание: «варенье-варенье, оладушки-оладушки». Я откинулся назад, напрягся и рывком перешагнул на подоконник.
– Ну что, Алекс, первое боевое задание удалось!
Я присел на корточки, протянул ладони, и он несколько раз хлопнул по ним своими ладошками.
– Теперь оперативно собираемся, и нас ждут гонки с препятствиями, – я потрепал его по волосам.
Алекс помчался за вещами. Я разобрался с заевшим замком, убедился, что ничего не забыто, и мы выбежали из дома. Ступни ощутили булыжную кладку моста.
– Стой тут, держи круговою оборону, – вручив мальчику ранец, ринулся за ботинками.
По пути связался со Стервой и попросил обсудить с водителем остановку в одном из ближайших пригородов. Она свирепо посопела в трубку и отключилась. Я стал листать в навигаторе возможные маршруты. Алексу нравилось следить за нашими манёврами по движущейся карте. Мы миновали стороной запруженные районы, выбрались на магистраль и, лавируя в плотном потоке, неслись над городом по шестиполосной навесной трассе.
Когда на придорожной стоянке появился автобус, Алекс вприпрыжку бросился навстречу. Дверь с гидравлическим шипением отъехала, и он стал карабкаться по крутой лестнице. Сверху с молчаливым укором взирала Стерва.
Не застав Иру за прилавком, я двинулся вдоль стеллажей и у секции с изданиями в пёстрых обложках услышал знакомый голос. Выглянув из-за спины расфуфыренной клиентки, отвесил шутовской поклон и жестами показал, что буду наверху.
До закрытия оставалось около получаса. Выбравшись на крышу, сажусь, прислоняюсь к стене вентиляционной шахты и неспешно скручиваю косяк. Вечереет. На западе полощется пурпурное зарево, и косые лучи отбрасывают длинные тени, обрывающиеся в провалах между домами.
Когда я вернулся, Ира приводила в порядок отбракованные покупателями книги. Наткнувшись на название «Обольсти меня на рассвете», я воздел руку и театрально уставился в общепринятом направлении всего вечного и прекрасного.
– Ты меня на рассве-ете разбу-удишь, проводи-ить не-о-бу-та-я вый-дешь, – дурным голосом завыл я и, приобняв, сделал вальсирующий шаг, разворачивая её в танце. – Ты меня никогда-а…
– Спасибо. Я так переживала… Ты мой рыцарь.
– Да, я мегамонстр, – я задрал подбородок и скрестил руки на выпяченной груди. – Пределы моей неописуемой крутизны не ведают границ!
– Пределы не ведают границ? – она насмешливо вскинула бровь.
– Ага, – я с достоинством кивнул, – именно так.
– Илья, кончай дурачиться.
– Ладно, но только сегодня и в виде большого исключения.
Я помог распихать оставшиеся книги, она закрыла магазин, и мы отправились к машине.
– В таком виде я никуда не пойду, – безапелляционно объявила Ира в ответ на предложение где-нибудь поесть.
Несмотря на протесты и заверения, что лучшего вида быть просто никак не может, мы поехали к ней домой. Пока она прихорашивалась, я устроился на балконе с книжкой Платонова, которую Ира для меня стащила. Дочитав первый рассказ, отправился на поиски своей красавицы и застал её, разумеется, в ванной.
Ввалившись туда, некоторое время наблюдал за тем, как она сосредоточенно прорисовывает какой-то неуловимый штрих.
– Ира, идём, ты уже и так невыносимо прекрасна, – взмолился я и попытался оттащить её от зеркала.
Я принялся говорить, что ценю естественную красоту, и этот боди-арт совершенно излишен, но она отбрила меня, заявив, что я ничего не понимаю, и со смехом вытолкала за дверь.
На мой вкус ресторан оказался слишком помпезным. Чопорный официант являлся точной, лишь едва уменьшенной, копией метрдотеля, царственно дефилирующего в отдалении. Между переменой блюд была церемонно подана бледно-зеленоватая субстанция в конических бокалах на высокой ножке.
Официант счёл нужным сопроводить это дело историческим очерком о происхождении сорбета и начал аж с Древнего Китая. Сперва нам удавалось сдерживаться, но к середине повествования мы уже покатывались со смеху. Когда он наконец удалился, Ира продолжила рассказывать о своей институтской жизни. Она училась в России на гуманитарном факультете, но её воспоминания во многом походили на мои годы студенчества. Засидевшись допоздна, мы вдоволь нахохотались и вкусно поужинали. Это был первый вечер, когда не надо было никуда спешить, и впереди нас ждал ещё весь завтрашний день.
Добравшись ко мне домой, мы набрасываемся друг на друга прямо с порога. Долго сдерживаемое желание захлёстывает нас обоих. На мгновение я отстраняюсь и смотрю в Ирины ошалелые глаза. Петляя в складках ткани, застёжках и пуговицах, мы добираемся до спальни и падаем в постель. Так нисходят с горных вершин снежные лавины. Так в безмолвной красоте Антарктиды откалываются от шельфовых ледников и рушатся в океан величественные айсберги. Так на фоне багряного неба, испепеляя всё на своём пути, растекаются огненные реки лавы.
Потом мы лежим и слушаем, как за окнами, расплёскивая мерный шелест листвы, пробуют голоса утренние птицы, а затем дурачимся, смеёмся и болтаем о всякой всячине.
Сморщившись от яркого света из настежь распахнутых окон, останавливаюсь на пороге спальни. Обычно в моей квартире даже днём царит полумрак. Ира, подобрав ноги, сидит в большом старом кресле.
– Доброе утро, соня, – она отложила книгу и потянулась. Расстёгнутые рукава моей рубашки съехали, обнажая её острые локти.
– Нам… ээ… труженикам хай-тека, категорически противопоказано… – я зевнул.
– Умничать, особенно спросонья.
День выдался на удивление жаркий. Когда спал полуденный зной, мы отправились на дикий пляж в Малибу. Берег был пустынен, и только сёрферы, издали похожие на стаю пингвинов, поблёскивали на солнце мокрыми костюмами.
Прибрежный район опрятных домиков утопал в зелени, покрывающей почти весь, далеко выдающийся в море, мыс. Было как-то по-неземному спокойно и тихо. Крупные чайки прохаживались вдоль кромки прибоя, важно шлёпая перепончатыми лапами по мокрому песку. Когда солнце скрылось за холмами и стали сгущаться сумерки, мы двинулись к машине.
Приходилось спешить, Стерва несколько раз звонила сообщить, что они уже в пути и надо забрать Алекса. По дороге я исподволь наблюдал, как Ира постепенно преображается, возвращаясь к повседневным хлопотам занятой женщины и матери.
Вернувшись, достал свежую пахучую траву, зажмурился и втянул ноздрями знакомый запах. Это был запах моей Калифорнии – запах, веющий над нею со времён легендарного Вудстока, запах студенческих кутежей, запах вечеринок на дикой природе, запах юности и запретной свободы.
Я облизал клейкие от конопляной пыльцы подушечки пальцев и скрутил длинный тонкий косяк. Пошарил по карманам в поисках зажигалки. Не найдя, огляделся вокруг. Странно, ещё вчера зажигалки валялись повсюду. Осмотрелся внимательней и сообразил, что Ира навела порядок.
Курить хотелось всё сильнее. Я вскочил и принялся разыскивать зажигалки. Интересно, когда она успела? Ну да, конечно, – пока я дрых. Эх, надо было как-то проявить внимание, выказать благодарность… Я как дурак нарезал круги по квартире, в который раз проверяя одни и те же места. Куда же она их подевала? Порядок порядком, но зажигалки-то в чём провинились?
Есть у женщин милая особенность – попав к вам в дом и немного освоившись, они принимаются наводить этот самый порядок. Вдобавок они, как бы невзначай, забывают тут и там серёжки, кольца, заколки для волос, браслетики и тому подобные мелочи, понемногу заполняя ваше жилище своими амулетами. И это какое-то наваждение! «Наваждение порядка» заключается в том, что, определяя места для вещей, женщины абсолютно не заботятся о том, чтобы поставить вас в известность об их новом местонахождении. Им даже в голову не приходит, что хотя бы некоторые вещи не раскиданы как попало, а уже давно имеют законное, проверенное жизнью место.
И вот вы, по уши облагодетельствованные, ощущаете себя в своём доме, как в гостинице, окружённые неопознанными объектами, расположенными в самых неожиданных местах. И нет никакой возможности хоть как-то умерить эти территориальные притязания. Ведь любая нормальная женщина искренне убеждена, что, наводя порядок, действует самоотверженно и творит добро.
Я подозреваю, что этот подсознательный механизм, выработанный тысячелетиями эволюции, направлен на порабощение мужского пола путём лишения самостоятельности, делая нас беспомощными перед лицом суровой бытовой реальности. Вероятно, в этом и кроется истинная причина того, что женщины так тяготеют к порядку, особенно в домах своих возлюбленных.
Отчаявшись, взял сигарету, вышел на улицу, послонялся минут пятнадцать и прикурил у какого-то парня. Вернулся, зажёг косяк от тлеющего окурка и снова плюхнулся в кресло. Сделал пару глубоких затяжек, привычным движением потянулся за пепельницей. Пальцы несколько раз бессмысленно сомкнулись и разомкнулись. Пошарил по столу. Пусто. Очевидно, пепельницу постигла та же участь, и она канула в страну без вести пропавших зажигалок.