(Птичий гомон постепенно стихает до отдельных криков чаек и шуму прибоя. ЙЕЙТС и ИЗЕУЛТ прогуливаются по пляжу).
ИЗЕУЛТ. Я так рада, что ты пережил и переправу через Ла-Манш, и птиц моей матери.
ЙЕЙТС. Никогда не испытывал такого страха. Это я про птиц. А переправа прошла без происшествий.
ИЗЕУЛТ. Значит, ты опять сделал предложение моей матери.
ЙЕЙТС. Мне вежливо отказали.
ИЗЕУЛТ. Поздравляю со счастливым избавлением.
ЙЕЙТС. Спасибо.
ИЗЕУЛТ. Не огорчайся. Я ей тоже не нравлюсь.
ЙЕЙТС. Тебя твоя мать очень любит.
ИЗЕУЛТ. Да, но я ей не нравлюсь. Она даже не разрешает называть ее мамой. Заставляет меня называть ее Морой, поэтому люди думают, что мы – сестры. Это так печально. Я – ужасное позорище и для нее, и для моего младшего брата.
ЙЕЙТС. Как ты можешь быть позорищем?
ИЗЕУЛТ. Потому что рождена вне брака. Шин – законнорожденный, пусть и сын выскочки-ублюдка, но я – дочь любви безнравственного французского политика. Нет мне места в этом мире. Ты хочешь меня поцеловать?
ЙЕЙТС. Нет ни одного мужчины, который не хотел бы тебя поцеловать. Ни здесь, ни где-то еще.
ИЗЕУЛТ. Нет, я уверена, это твоего пениса нет ни здесь, ни где-то еще.
ЙЕЙТС. Изеулт, ты подслушивала?
ИЗЕУЛТ. А как еще можно узнать, что вы говорите обо мне? Это нелегко, поверь мне, со всем этим чертовым птичьим гомоном. Но где бы сейчас ни был твой пенис, я здесь, ты – там, и ты только что признал, что хочешь меня поцеловать. Так чего не целуешь?
ЙЕЙТС. Не уверен, что целоваться с тобой – хорошая идея.
ИЗЕУЛТ. Разумеется, нет. Романтическая любовь – нехорошая идея. Секс – ужасная идея. И однако, ни один из нас не был бы здесь, если б не эта иллюзия и не эта непотребность. Ты воспринимаешь меня невинным ребенком, но я не такая. Я видела столько ужасного, ухаживая за ранеными. Чудовищного. И не только пенисы, если на то пошло. Я своими глазами наблюдала дымящуюся требуху, которая перекатывается и пульсирует в нас. Такая жуть. И я разом повзрослела. Кстати, я не глупая. Многого достигла в изучении бенгальского языка, но в какой-то момент мой учитель-индиец принялся убеждать меня, что я должна раздеться и приступить к освоению некоторых позиций Камасутры. Мора едва не кастрировал его садовыми ножницами. И не забывай о попытках моего отчима растлить меня. Мы никогда об этом не говорим, но меня по-прежнему мучают кошмары. Я боюсь подниматься на второй этаж. Представляю себе, как он выскакивает из-за напольных часов и набрасывается на меня. Он постоянно где-то прятался в доме, чтобы застигнуть меня врасплох. Притворялся, будто это игра. «Давай поиграем, – говорил он. – Прекрасная Изеулт, давай поиграем». Мне до сих пор снится, как он бегает за мной по темному дому, в котором множество напольных часов. И Мора выгнала его лишь после того, как он изнасиловал ее сестру.
ЙЕЙТС. Я уверен, она ничего не знала.
ИЗЕУЛТ. Она знала. Ей было не с руки это признавать, но она знала. А потом пришла жизнь врозь и его попытки забрать Шина. Только Богу известно, что бы он с ним сделал. Несть конца безобразиям, которые творят и будут творить мужчины. Он бил маму. Ты бы не подумал, что такая крупная, сильная женщина, как Мора, позволяла этому мужчинке бить ее, но неприглядная правда в том, что ее тянуло к его насилию. Он спал со всем, что двигалось, и даже, иной раз, не двигалось. Но он был великим героем ирландского сопротивления и, разумеется, не мог что-то делать неправильно. Все мужчины безумны, и большинство женщин. Такова моя философия. Я вот безумно влюблена в тебя с той поры, когда еще была девочкой, ты знаешь.
ЙЕЙТС. Ты и сейчас девочка.
ИЗЕУЛТ. Но сердцем я старая и старею все больше с каждой минутой. Буквально через недели превращусь в девяностолетнего индусского джентльмена. Но если ты попросишь меня стать твоей женой, я могу ответить «да».
ЙЕЙТС. Ты хочешь, чтобы я попросил сейчас?
ИЗЕУЛТ. Да, пожалуйста.
ЙЕЙТС. Хорошо. Изеулт, ты выйдешь за меня?
ИЗЕУЛТ. Нет, но спасибо, что попросил.
ЙЕЙТС. Вот почему старики сходят с ума.
ИЗЕУЛТ. Извини. Иногда ничего не могу с собой поделать. Наверное, просто хотела услышать, как я это говорю. С моей стороны чистый эгоизм, я понимаю. Похоже, тебе очень нужна жена. Ты быстро катишься к дряхлости. Кто будет заботиться о тебе, когда ты не сможешь поднять даже ложку?
ЙЕЙТС. Обо мне не волнуйся. Ты всегда должна идти, ведомая чувствами.
ИЗЕУЛТ. Не уверена, что могу доверять своим чувствам. Я жуткая грешница.
ЙЕЙТС. Это вряд ли.
ИЗЕУЛТ. Да. Я совершила много смертных грехов, которые сейчас перечислять не буду, из уважения к приличиям.
ЙЕЙТС. Для хорошего человека обычное дело преувеличивать свои недостатки.
ИЗЕУЛТ. Или верить, что другие преувеличивают свои недостатки. Я так быстро впадаю в меланхолию. Если я поеду в Лондон, мне начнет ужасно недоставать Франции. Но, наверное, Франция для того и существует. Даже французам недостает Франции, а они в ней живут. Теперь ты отчаянно несчастен? И все из-за меня?
ЙЕЙТС. Со случившимся меня примиряет тот непреложный факт, что ты всегда была мне как дочь.
ИЗЕУЛТ. Значит, не такой ты и несчастный?
ЙЕЙТС. Если пока я недостаточно несчастен, дорогая, то все еще впереди. Твоя мать об этом позаботится.
ИЗЕУЛТ. Она вновь буйствует? Не понимаю, как тебе удавалось выдерживать это столько лет.
ЙЕЙТС. Я ретируюсь в парк Хладнокровия и смотрю на лебедей. А как выдерживала ты?
ИЗЕУЛТ. Ребенком уходила в фантазии. Теперь, боюсь, придется уходить географически. А это, возможно, станет проблемой. Меня не смущает, что я рождена вне брака, но это чертовски неудобно, если тебе нужен паспорт, потому что у тебя нет фамилии. Знаешь, что сказал мне отец? В смысле, мой настоящий отец. Безнравственный француз. Настоятельно посоветовал стать любовницей джентльмена, каковой была моя мать. Я чуть не проткнула ему глаз своим зонтиком. Похоже, он такое же чудовище, как мой отчим, а то и похуже. Ты – единственный действительно достойный мужчина из моих знакомых. Поэтому моя миссия – мучить тебя, пока ты не сойдешь с ума. Всему, что я знаю, меня научила мать. Тебе известно, что глаза ее портрета повсюду следуют за мной, если я в комнате? Мне пришлось взять его в свою спальню, чтобы третировать себя подальше от посторонних глаз. Быть ее дочерью – проклятие. Она – странная большая птица из ирландских мифов. Пообещай, что никогда не возненавидишь меня.
ЙЕЙТС. Изеулт, я люблю тебя всем сердцем, и ничего не изменится. Но я не хочу больше жить в одиночестве. И я хочу детей.
ИЗЕУЛТ. Значит, разговор наш все-таки становится серьезным?
ЙЕЙТС. Да. Становится.
ИЗЕУЛТ. Думаю, у нас были бы замечательные дети. Интеллигентные, артистичные, суеверные, иронические и невероятно красивые. Возможно, чуть невротичные. Иногда им требовалось бы успокаивающее. Но при этом… (Пауза). Подожди до сентября, хорошо? Пока я не обустроюсь в Лондоне. Тогда я тебе скажу. Ты можешь подождать месяц?
ЙЕЙТС. Конечно.
ИЗЕУЛТ. Знаешь, Вилли, если бы ты не относился ко мне так хорошо, мне было бы гораздо проще влюбиться в тебя.
ЙЕЙТС. Я знаю. Это проклятие.
(ИЗЕУЛТ нежно целует его в щеку, похлопывает по груди и уходит. ЙЕЙТС стоит, совершенно несчастный. Свет гаснет).