Часа в четыре утра меня разбудил адский грохот и лязг, доносившийся из кухни. Хорошо, что он не прервал моё сладкое сновидение – спасибо и на этом! Спросонок ещё более неуклюжий, чем обычно, я немного не вписался в дверной проём, больно задев плечом косяк. Грязно ругаясь шёпотом и нащупывая путь по коридору второй, невредимой, рукой, я опрометью бросился на шум. И что же я увидел, когда включил свет? Всего лишь мою больную на голову, погашенную об стену сестру, чтоб её черти драли, сестру, сидящую на полу посреди разбросанных кострюль и сковородок и что есть силы (и дури) молотящую по ним двумя столовыми ложками.
– Это ещё что?! А ну прекрати! – устало взмолился я, но она едва ди услышала. Пришлось силой забрать ложки и даже подержать некоторое время её руки, по инерции сучащие в воздухе. К этому моменту приплёлся Билл – длинное заспанное лицо, длинные волосатые ноги, длинные тёмно-синие семейные трусы.
– Совсем спятила что ль? – ворчливо осведоммлся он, и тут же добавил, опускаясь на колени рядом с нами: – хоть не поранилась?
– Нет, только шум подняла, – успокоил его я, – может ей снотворного дать?
– Только зря пичкать колёсами ребёнка. Сам не знаешь что ль – упорствовать не будет. Выкинет что-нибудь этакое, да и забудет.
Я только взохнул и плечами пожал. За руку отвёл Иду в комнату, положил на кровать – не сопротивлялась. «Вскрыть бы тебе черепушку и посмотреть, что там происходит» – с горечью подумал я. Лёг. Воспоминания о сновидении первой половины ночи сразу подняди мне настроение, и я так и уснул, перекатывая и шлифуя их в памяти.
Второй раз я проснулся, когда Билл уронил что-то в прихожей, одеваясь. Значит, сейчас не меньше полвосьмого. Неужели я пропустил будильник?! Так и есть. Очевидно, выключил его, да и завалился дальше спать, как ни в чём не бывало. Второй раз за сутки я судорожно вскочил и бросился. Вот же Билл, что ему стоило заглянуть к нам и растолкать меня! Так нет же!
Я торопливо оделся и выскочил из дома, даже не позавтракав и не почистив зубы. Не смотря на то, что в боку почти сразу закололо, путь до метро я проделал бегом. Втиснулся в переполненный вагон. Наверняка видок у меня сейчас… Попал, как на зло, в самое оживлённое время – все толкаются, спешат: кто на работу, а кто как я – на учёбу. И почему, интересно, это столпотворение называется «час пик»? Почему не «час крестей», например? Или «час червей»?.. Нет, фу, червей не надо!.. Надо больше спать.
Даже если это просто уроки в школе, почему бы не назвать их парой, когда два одинаковых идут подряд? Так вот, я успел только ко второй части первой пары, и то не к самому её началу. Когда я зашёл в класс, на меня обратили больше внимания, чем обычно. По рядам пробежал противный, как озноб, шёпот, раздались приглушённые, замаскированные под кашель смешки. Ну, опоздал немного – что тут такого?.. Постепенноя понял, что дело не в опоздании. Некоторые ещё несколько раз оборачивались на меня, кто-то сделал жест «рука-лицо». Что-то не так в моём внешнем виде. Проклятье! Я ведь не видел себя с утра. Попроситься выйти?.. Это привлечёт ещё больше внимания, я и в обычных ситуациях стараюсь избегать внеплановых выходов из класса, разве что, если кровь носом хлынет. Пришлось дотерпеть до конца урока.
В зеркало в туалете я заглянул с опаской. Увидив своё отражение, издал протяжный нервный вздох. И было от чего: мои брови были густо и неровно подведены чем-то насыщенно-чёрным. Странно, вроде раньше я не страдал лунатизмом, хотя должно быть и более логичное объяснение. Я попытался смыть боевую раскраску, но она даже не размазалась с первой попытки. Чёрный маркер – догадался я. Перманентный. Сестра постаралась. Как я всё-таки её люблю.
Не смотря на всю трогательность подобной заботы, вечером я попросил её больше так не делать. Надеюсь, она приняла к сведению.
Заглянув в холодильник, я нашёл только пару яиц, початую банку сгущёнки и дюжину банок пива. Не удивительно – сам я давно не ходил в магазин, хотя жрал за целую армию, а Билла только за смертью посылать. Мне не удалось пересилить себя и снова выйти в промозглое ненастье, поэтому я решил импровизировать. В итоге, когда Билл через полчаса подтянулся на кухню, его ждал сладкий омлет.
– Что за хренотень, Эмиль?
– Не обижай моё детище. Ты ему, может, тоже не нравишься, – ответил я, с большим аппетитом уплетая собственную стряпню.
– Не мог в магазин сходить, что ль?
– Не нравится, не кушай. И вообще, не будь меня, ты питался бы только пивом. Иде вот нравится, – я указал на сестру, под шумок пристроившуюся у сковородки и поедающую омлет без вилки, руками.
– Да она и крысу тухлую съест, если ты приготовишь, – буркнул он, всё-таки снизойдя до того, чтобы сесть за стол. Странно, я и не замечал, что сестра мою стряпню так жалует.
После ужина я заделал себе в ведроподобной круже кофе – чёрный, как ночь, и сладкий, как грех, как говорилось в одной из моих любимых книг. И пусть из-за него неприятно бУхает сердце, без этого пойла ночной забот даже не стоит начинать.
Несмотря на несколько кружек кофе, глаза мои начали подло слипаться. Сегодня давно перетекло в завтра, и я заранее чувствовал, каким невыспавшимся буду с утра. Структурные формулы расплывались, превращаясь в бессмысленные соты, реакции наотрез отказввались уравниваться. Я вздохнул, с хрустом потянулся, встал и немного прошёлся по комнате. Сестра уже легла, по обыкновению не причесавшись и не раздевшись. Я скользнул взглядом по её столу и наткнулся на раскрытый учебник по зоологии. Как ни странно, сестрёнка неплохо успевает в школе, если только задания не включают устную речь, сочинение текстов и коммуникации. Я вдруг вспомнил о зверьке из своего сна. Кажется, когда-то я видел похожего на картинке в учебнике. Немного отогнав сонливость, я принялся без особой надежды листать желтоватые страницы. И тут (вот удача!) наткнулся на маленькое изображение своего питомца. Подпись гласила: «Морская мышь (Aphrodita), класс Многощетинковые Черви». Опять черви, и здесь без них не обошлось! Хотя мой Мыш довольно милый, так что пусть будет исключением из моей антипатии. Впрочем, что я несу – вряд ли моё подсознание второй раз выдаст что-то наподобие вчерашнего.
Поскольку я решительно не мог больше сосредоточиться на уроках, пришлось покидать учебники в рюкзак и лечь спать. Я хотел было найти свой поющий шарик, но его нигде не было. Наверное, закатился куда-то. Я пока не настолько тронулся умом, чтобы решить, что он действительно испарился, предварительно перенесясь в мой сон.
Я даже не заметил, как заснул, и снова осознал себя в уже знакомой Абстрактной Максимально Уютной Комнате. У меня и раньше бывали места, кочевавшие из одного сновидения в другое. Пожалуй, это что-то вроде «чертогов разума» или просто пресловутая зона комфорта, которой не нашлось места в реальности. Тогда Хотару, получается, стала моей тульпой (или как теперь модно называть воображаемых друзей?..), хотя я и не прикладывал никаких усилий, чтобы создать её. Наверное странно, почему я до сих пор не отдался на милость психиатрам? Что ж, ответ прост – в одной комнате со мной уже три года существует живой пример их полного бессилия.
Хотару так сладко спала, свернувшись под пододеяльником, что я не решился её разбудить и на цыпочках вышел из комнаты. Коридор и кухня были такими, как от них и ожидалось – Максимально Уютными. На кухне внезапно появился Мыш, буквально вынырнув из воздуха. Он заметно подрос со вчерашнего. Теперь он был размером с небольшого кролика. Я вообразил ему добрую порцию корма и удовлетворённо наблюдал, как он ест. Закончив трапезу, он стал возбуждённо бегать вокруг меня и даже потянул за штанину, дотянувшись до неё беззубым ртом.
– Хочешь меня куда-то отвести, малыш? – полюбопытствовал я.
Мыш сделал телом какое-то волнообразное движение, а затем похлопал себя по спине длинными переливчатыми отростками пароподий.
– Хочешь, чтобы я сел к тебе на спину?.. – наугад предположил я. Как ни странно, Мыш сделал телом положительное движение.
– Но… Ты ещё маловат для этого. Хотя, постой… Это я великоват!
Во сне я могу беспрепятственно изменить свой размер. Так я и сделал. Теперь ножки стола стали толстыми, как корабельные мачты, кухонный гарнитур стал подобен горному массиву, а Мыш стал ростом мне по пояс и длинной со взрослого пони. Я осторожно вскарабкался к нему на спину, чувствуя нетерпеливое подрагивание щетинок и напряжение кожно-мускульного мешка.
– Рванули! – с улыбкой провозгласил я. И Мыш рванул…
Сквозь уютный пол абстрактной кухни, сквозь рыхлую ткань моего сна, прорвался червь в невообразимое, неперевариваемое моим разумом пространство. Здесь нет притяжения, невозможно определить направление, скорость, расстояние, нечего взять за ориентир. Здесь и меня почти нет – одна сущность, сознание, (можете даже назвать это душой, если так понятнее), всеми фибрами вцепившаяся в своего червя. Сам-то Мыш, похоже, чувствовал себя здесь в своей стихии. Бесконечное переплетение невозможных форм, постоянно движущихся, меняющих цвет, выворачивающихся наизнанку, поглощающих сами себя и возникающих из неоткуда. Запахи: мелодичные, тёплые и шершавые. Звуки: пахнущие пуговицами, сдобой и синевой весеннего неба. Слишком чужеродно. Слишком непонятно. Слишком всеобъемлюще…
Это сковывает мой разум ужасом. Он кричит, корчась, из последних сил прижимаясь к спине червя, и крик получается большим, металло-керамическим, угловато-красным. Это сводит меня с ума. Ещё немного и я… Просто… Не выдержу…
Но тут Мыш снова проделал червоточину и сбросил меня со своей спины прямо в неё. Я снова оказался в привычном трёхмерном пространстве и долго приходил в себя, летая бесплотным призраком. Интересно, смогу ли я наутро вспомнить этот сон?.. Я стремительно спланировал вниз, к лесу, состоящему сплошь из гигантских папоротников и хвощей. Неплохая прорисовка – моё подсознание постаралось на славу. Здесь я и сконденсировался, и тут же мягко шлёпнулся на влажный мох. У меня были длинные-длинные руки, ноги и пальцы – кажется, в них было как минимум по одному лишнему суставу. Кожа синеватая, влажная. Почему-то я был уверен, что именно такие существа будут чувствовать себя как дома в мире этого сна. Из одежды – какой-то многослойный бесформенный балахон буро-зелёных оттенков. Вглядевшись в своё отражение в лужице болотной воды, я различил сморщенное лицо с огромными, вогнутыми внутрь блюдцами глаз. Какая я милая старушка – настоящая ведьма!