Колдун повернул голову и понизил голос так, чтобы стоящий поодаль Иван не услышал.
– А плата твоя такая – пойти с Иваном-царевичем, не вредить ему и не чинить преград, простить предательство и примириться…
Я дёрнулась и замычала едва слышно, но меня снова разбила немощь. А чуть успокоившись, я смогла кивнуть, показывая, что согласна, но держала при себе мысль, что отомщу неверному жениху позже. После того как сниму проклятие.
– Идём, царевич, поговорить надо. Неси свою невесту.
Жрец Мары передал меня на руки охнувшему и пошатнувшемуся царевичу, – Иван-слабак! – снял с пояса баклагу, вынул пробку и отхлебнул. Затем зашептал что-то, взмахнул рукавом широкого балахона и открыл посередь сгустившегося мрака проход в царёву библиотеку, которую я сразу узнала.
– Девы вперёд, – широким жестом пригласил колдун, и Иван со мной на руках шагнул сквозь заклинание.
Я улыбнулась, чувствуя, что жрец Мары не случайно именно так построил фразу, а поиздевался над изменщиком. Может, этот колдун не такой уж и страшный.
Царевич посадил меня на скамью с расшитыми подушками, а сам отошёл подальше. Боялся, что брошусь, когда вернутся силы? Трус! Я ж не девка дворовая и не кошка дикая. Хотя каждый луч восходящего и заходящего солнца сжигал всё человеческое на костре боли и ненависти. Но я обещала колдуну, что не причиню наречённому вреда в обмен на нормальную жизнь.
Душу снова взяла в плен стылая тоска, а на языке появился гадостный привкус. Я бросила взгляд на золотые кудри царевича, рассыпавшиеся по плечам, вспомнила, как он стоял на коленях и целовал мои руки, а предательское сердце снова замерло.
Что, Василиса, ещё любишь его? Захотелось расхохотаться, и чтобы смех вороньим карканьем рассыпался под сводчатым потолком, чтобы его подхватило эхо, чтобы обрушило на Ивана, оглушило, закружило, сделало больно. Также больно, как было мне, когда с губ царевича сорвались слова:
– Проклятьем тронутую девку в жены не возьму.
Тогда-то я и прозрела. Не любил! Врал! Как горько пошутила судьба. Всем была мила княжна Василиса, кроме наречённого, который счастливую жизнь обещал, перед ликами богов клялся любить вечно, трудностей не бояться, всё вместе преодолевать. А перед проклятием кощеевым отступил.
Как он тогда сказал?
– Долг перед страной крепче долга перед одной девицей. Ты помрёшь скоро, род не продлишь, а то и вовсе пагубу на царскую семью наведёшь. Я единственный жив остался из наследников, мне ответ перед батюшкой и страной держать. Прощай, Василиса.
Княжеское воспитание во мне твердило, что он прав, да только девичья обида сильнее оказалась. Любовь, мечты, боль в ненависть переплавила. С тех пор я и себя ненавидела, и Ивана-царевича, а больше всего Кощея, который чары погибельные навёл.
Внутри снова разгорелась ненависть, замешанная на отчаянии, и это вернуло силы. Я смогла пошевелить руками, а затем и сесть ровно. Повела плечами, поймала на себе взгляд колдуна – прямой, оценивающий, злой – и также зло ему улыбнулась. Не ожидал, что так быстро чары сойдут? А вот так! Не даёт «лягушачья шкура» им долго держаться. Как перевёртышем стала, так никакая ворожба не берёт крепко.
– Очнулась, лягушечка? Тогда пора побеседовать.
Колдун кивнул на стол, стоящий посередь библиотеки, подождал, пока мы с царевичем займём места друг напротив друга, обменяемся гневными взглядами, а потом и сам сел, скрипнув стулом по каменному полу так, что зубы свело.
– Чего тут беседовать? – вступил царевич, явно пытаясь направить разговор в нужную для него сторону. – Я тебя позвал для помощи. Так отвечай, как страну спасти от проклятия!
Кулак Ивана встретился с тёмной поверхностью стола. А я чуть не взвыла от ужаса – таким холодом и тьмой потянуло от колдуна. Ой дура-ак! Со жрецом Мары спорить – скорую смерть кликать. А глупое сердце пропустило удар от страха за наречённого.
– Ты позвал, я пришёл…
Безликий шёпот родился словно под потолком. Во всяком случае, я не видела, чтобы колдун открывал рот, хотя до этого мига при разговоре маска двигалась и челюсть, как у скелета, до дрожи пугала своим подобием жизни.
– И уйти могу…
– У-у-у… – протянуло эхо, а на плечи словно холодные костлявые руки легли. Словно пришла сама Мара – воплощённая смерть.
– Будешь потом других звать да не дозовешься…
– Ты мне не угрожай, колдун, – сипло, словно через силу, выдавил Иван.
– Ещё и не начинал, – прошелестело под потолком, а потом всё резко закончилось. Исчез давящий страх, пропал холод, дышать стало легче, а жрец Мары заговорил собственным голосом. – Бери пример с лягушечки. Молчит, не спорит, такой и помогать приятно.
Я проглотила кличку – поняла, что это проверка, – хотя внутри всё кипело. Ничего, колдун, ещё мне в ножки кланяться будешь. Сейчас ты силён, но всё меняется! Уж я-то знаю, как быстро можно упасть с вершины.
– Так вот, царевич, я помогаю только потому, что желание твоё страну спасти – искреннее и горячее. Не корысти ради, не для возвеличивания себя, не по прихоти ты за дело взялся. Поэтому в твоих руках стрела судьбы силу имеет.
А потом колдун обернулся, а я снова содрогнулась от тьмы, таящейся в его взоре.
– Вот только долг за тобой не отданный, поэтому пути судьбы путаются – куда бы ты ни стрелял, к чему бы ни стремился, там окажется Василиса.
– Так распутай дороги! Боги ушли, зачем им мой долг? Или, если они такие всемогущие и всеведающие, зачем тогда им наместники на земле?
– Наместники нужны не им, а вам! Просьбы ваши доносить!
В этот раз не было безликого шёпота, но звук ударился о потолок и словно осыпался вниз острыми иглами, заставляя инстинктивно вжимать голову в плечи, и только княжеское воспитание помогло сохранить достоинство. Так же с нарочито прямой спиной напротив меня замер Иван-царевич.
– По воле Мары я знаю, как проклятие Кощея снять. А ты, Иван, знаешь?
– Нет… – признал царевич.
– Слушай тогда. Любое заклятие снимается со смертью того, кто его наложил. Убьёшь Кощея – спасёшь страну.
– Бессмертного? – Брови Ивана взлетели, а сам он едва сдержал смех. Это было понятно по тому, как дернулись уголки его губ. – Он потому так и назван, что смерть его коснуться не может.
– Любого убить можно, если знать как.
– И как же? Если бы это было посильно, кто-то уже да попытался бы.
Иван не верил, а я… Я думала, что жрец самой Мары должен знать ответ на этот вопрос. Только боги всемогущи. Не может Кощей быть сильнее смерти, ведь он не бог, а лишь служитель богини.
– Убить его можно клинком Мары. Многие годы назад она в знак милости даровала его Кощею, чтобы видел тот её благосклонность. Кощей разделил свою погибель на три части и спрятал в самых опасных местах света…
– Но ты знаешь, где они?
– Стрела судьбы укажет.
– Ты же сказал, что куда бы я ни целился, стрела к Василисе прилетит, – зыркнул на меня царевич, словно я специально ему мешала.
Я сложила руки на груди и вскинула голову, стараясь не думать о том, как выгляжу после ночи в болоте. Кикимора, как есть, но меня этим не смутить.
– Нет, я сказал не так, – усмехнулся жрец Мары и тоже посмотрел на меня. Да так, что бросило в дрожь. – Я сказал, что там, куда ты метишь, Василиса окажется. Твою цель всегда заслонит, себе присвоит. И будет так, пока ты долг не отдашь.
В библиотеке вдруг потемнело, а мир закружился, остались только глаза колдуна, горящие страшным чёрным огнём. Или это у меня разум помутился?
– Но стрела прилетит к обломку клинка… – прошептала я пересохшими губами. – А они в самых опасных местах…
– А ты и правда умна. Теперь посмотрим, как ловко ты прыгаешь, Лягушечка.