Демид
Рассветные лучи заглядывают сквозь жалюзи на окне одноместной палаты. Операция шла четыре часа, но я больше переволновался, чем устал. Оказывается, совсем непросто сшивать мышцы и лоскуты кожи на теле женщины, которую, увы, всё ещё любишь. Сижу возле постели Евы и согреваю дыханием её ледяную руку. Целую тонкую кожу запястья. Думал, не прощу никогда, а увидел, и словно не было всех этих лет. Часто представлял себе нашу встречу, но чтобы вот так, в операционной: пьяная в дрова и подранная в клочья …
Машенька, сладко зевая во весь рот, входит в палату. Отсаживаюсь от Евы на подобающее доктору расстояние. Медсестра записывает в журнал показания приборов и приоткрывает окно.
– Там девочка проснулась. Что с ней делать-то?
– Какая девочка? – сижу, не сводя взгляда с обескровленного лица Евы, сам как пьяный.
– Ну дочь этой… Как её там? Колесниковой!
– А где она проснулась? В коридоре? Эти клоуны тоже здесь ночевали?
– Нет, – Машенька смотрит на меня как на парию. – Как раз тот самый случай, когда и цирк уехал, и клоуны свалили. У них поезд, гастроли.
Вскакиваю со стула:
– Что значит свалили? А мы что должны с ребёнком делать?
– Не мы, а вы, – Машенька криво улыбается и достаёт из кармана картонный складень с надписью «Свидетельство о рождении» и пихает мне в руки. – Это вам просили передать.
– Почему мне?
– Никогда бы не подумала, что в юные годы вас кликали «Димедролом».
– Демидролом, – машинально поправляю Машеньку. – Я, действительно, знал Еву раньше. Жили в соседних домах.
– Выглядит старше вас, – Машенька придирчиво разглядывает пациентку.
– Это я её старше… Постой, а почему эта зеленовласая кикимора так просто скинула ребёнка и уехала?
– Не только ребёнка, – вздыхает Машенька. – Утром подвезли вещи Колесниковой и клетку с тигрёнком. Стоят в приёмном. Насрал уже.
– Дурной сон какой-то. – Закатываю глаза. – Тоже мне велели передать?
– Ну не мне же! – Машенька, ещё вчера имевшая на меня виды, смотрит как на чумного. – У меня смена заканчивается. У вас, кстати, тоже. Советую решить вопрос, пока Серафима Андреевна не нарисовалась. Понедельник, как-никак. Вы же знаете её отношение к лихим кобелирующим личностям
Серафима Андреевна – заведующая отделением, ненавидит мужчин по личным причинам. Поэтому я лишь приятное исключение в отделении, по просьбе моей матушки – они подруги детства.
– Я не кобелирующая личность! – Щёки будто кислотой обожгли.
– Если вы объясните ей, почему бродячий цирк подбросил вам ребёнка, буду аплодировать стоя. Этой барышне, – Машенька кивает на Еву, – вы вряд ли в ближайшие часы понадобитесь. Займитесь ребёнком, зверёнком и вообще… Не подставьте нас с этим табором.
В коллективе дисциплина ого-го. Понимаю Машеньку. В маленьком приморском городке репутация дороже золота.
– Как её зовут?
– Катя вроде.
– Хорошо! – Выхожу из палаты и пытаюсь уместить в голове Еву, тигрёнка и девочку, чьё свидетельство о рождении жжёт мне бедро почище раскалённого железа.
– Привет! – Словно ясно солнышко сидит на диване в ординаторской. Девчушка, закутанная в одеяло, сжимает в руках мою чашку с фото лемура. – Мама норм?
– Норм! – обвожу взглядом коллег, переодевающихся после смены.
– Поехали домой, – ощущаю себя полным идиотом. – Там и поговорим.
– Баламут любит козлячье молоко! – Малышка сползает с дивана и руками приглаживает длинные вихры. – У вас тут рынок недалеко есть. Ты на тачиле?
– У меня есть машина, – аккуратно поправляю я, снимая халат.
– Дивно! Слушай, так лопать охота, – соскакивает Катя с дивана. – Давай ещё в мак заедем, по чизу тяпнем?
– Давай, – соглашаюсь и незаметно щипаю себя за ухо. – И молока где-нибудь надоим.
Светка, медсестра с которой у нас было всё и без обязательств, пишет телефон на бумаге:
– Здесь есть и молоко, и всё, что любят тигрята.
– Спасибо, милая! – подхватываю Катю на руки и выхожу с ней из кабинета.
– Мы к маме? – она испуганно оглядывается, слушая мои гулкие шаги в пустынном коридоре.
– Мы к папе! – несложно было прикинуть дату рождения и дату сношения. Первого для Евы и самого лучшего для меня.
Это произошло в подвале на моей куртке. Ева спасала очередных котят там, а я – её. Не знаю, как и почему это случилось именно тогда. Я пришёл домой к Еве, а её мать сказала, что она в подвале. Очередная подопечная Евы подкинула котят.
Спустился вниз, замок открыт. Ева сидела поверх своего пуховика и по всему подвалу разносился запах куриного бульона. Пять котят довольно мурчали возле длинных и стройных ног. Она была так прекрасна и невинна, что я не сдержался. Раньше я даже не решался лишний раз заговорить с Евой о плотской любви, а тут во мне проснулись демоны. Я, первый отличник и спортивная надежда института, набросился на двоечницу Колесникову, и дальше случилось страшное и очень приятное…