…Этот Анхель трудился отменно. День за днём вычищал их Параисо от ошмётков и остатков старости, мерзости, тлена – всего, что напоминало прежние, не столь благополучные и красивые времена.
Чистенький, едва ли не стерильный, Анхель появлялся на остановке ровно в семь вечера. В ожидании масс-мобиля он притоптывал ногой и пялился в планшет, изредка покусывая диетический сэндвич. Ступи ближе, посильней вбери носом воздух – и почуешь незабвенный букет: аромат хлорки и огурцов…
Когда же появлялся бесшумный, как привидение, мобиль – на лице Анхеля, словно трещинка в центре фарфоровой тарелки, расползалась улыбка. Анхель усаживался в транспортёр и, постукивая по коже подлокотника хрупкими пальцами флейтиста, вдыхал мятный освежитель салона. Его попутчики сонно качались под звяканье музыки-релаксанта, призванной снять рабочий стресс.
При нужной остановке Анхель покидал эргономичное кресло и, сверкая зубами, что блистали похлеще сказочных фей, степенно сходил на тротуар. Домой Анхель возвращался исключительно-запутанным, но всегда неизменным маршрутом. Не гнушался мест, где не было фонарей, и смело шагал в тихие, тёмные, точно полные воды, переулки.
Впрочем, разве у него были основания бояться?
Нет, нет и ещё раз нет.
На площадях было опрятно, в переулках – чисто. Никаких мусорных баков, что, бывало, смердели вслед прохожим в старые, недобрые для Анхеля, времена. Под ногами не шныряли облезлые крысы, не мяукали тощие охотники-коты. К подошвам не липли использованные прокладки…
На протяжении пути то тут, то там приятно мерцали автоматически восполняемые, чудо-аппараты. У каждого – непрозрачные стенки цвета парного молока. В каждом – бесплатные дары: аптечка первой помощи, тюбик геля-дезинфекции для рук… здоровый и компактный ужин на одну персону, кулер… и экран для связи с Анхелями. Узрел на улице нарушение Порядка, испугался чего-то неистреблённого, старого – шепни это в динамик и войди! Здесь ты сможешь сообщить о нарушении в комфорте и покое. Здесь ты сможешь помочь Параисо и исполнишь закон.
Анхель ни чуточки не волновался. Ведь это был его город – вылизанный, оцифрованный… Великолепный.
И это не считая личного оружия.
Поэтому он столь беззаботно шествовал домой, поэтому так небрежно опускал на мостовую трость, таившую в себе убийственное, световое жало.
…И поэтому так резко остановился, когда на его лакированную, идеальную в своей чистоте туфлю, упал замызганный, сальный клочок.
А за клочком последовала расплата.
Среброволосый Анхель ещё успел разглядеть на бумажке отвратительную, многоногую тварь, что будто плясала под трёхзубчатой короной, ещё успел, поняв этот знак, исторгнуть негодующий вопль – но минуты были сочтены. Минуты хохотали и верещали, точно безумная кукушка, когда чистый воздух вдруг обернулся спёртым и гнилостным.
В переулке стояли уже двое.
Вскидывая перед собой трость, скаля зубы в яростном рыке, Анхель увидел, как чудовищная, несуразная фигура, словно сотканная из тысяч, миллионов старых вещей и лоскутков, из того, что он так любил уничтожать, угрём ускользает от удара и бросается навстречу.
На шее сомкнулись горячие руки, из горла вырвался было крик…
Сотни, тысячи, миллионы старых вещей, людей и зданий.
Круговорот истреблённого, стёртого из жизни за всю его жизнь, последний раз мелькнул перед глазами.
Крик…
…И хрип. Тихий-тихий хрип.
Руки, что стискивали тонкое, холёное горло, брезгливо разжались, и тело мягко ударилось о мостовую.
– Прощай, ангелок. Не поминай лихом, – улыбнулся Блошиный король, отступая в темноту.
***
Он скользил по коридору, широко, словно для объятий, раскинув руки. Пальцы касались потрёпанных корешков, приветствуя каждую книгу на древних, тронутых патиной пыли полках. Всякий томик в этой библиотеке хранил дыхание, отпечатки и мысли людей, чей ум ещё не был развращён цифровизацией. Всякая вещь в этом доме – будь то молочник с некрасиво отбитым носом или акварельный, в лишае плесени, холст – хранила в себе запретное и былое…
Блошиный король скинул мантию из лоскутков на пухлое, потёртого бархата, кресло. Мимоходом, одной рукой, сыграл короткую мелодию на кособоком рояле. Подмигнул девочке на портрете – огромные, чёрные, как зев колодца, глаза, нездорово-бледная кожа… Пронеси его в центре Параисо – гордо, точно знамя, – и мигом угодишь прямиком в сумасшедший дом.
В левой стороне груди будто щёлкнуло. Следом завозилась, заёрзала игла-боль.
«Дряхлеешь, Ваше блошейшество, – мрачно усмехнулся Король. – Теряешь силу, чёртова заводная игрушка…»
Крепко сжатый кулак помял, помассировал место у сердца. Потом опустился. Дело не ждёт.
Лавируя меж столиков и полочек, заваленных тем, что кто другой назвал бы гадостью и хламом, Король добрался до центра комнаты. Здесь, на тумбе, похожей на сморщенную ногу слона, покоилась удивительная вещь, которой просто не могло быть в этом доме.
Планшет. Цифровая штучка богатеев, самой крутой, последней модели.
Король давно поборол в себе отвращение, которое планшет вызывал в нём поначалу. Миссия, что когда-то пришла в его голову, была важнее, чем чувства.
Король взял гаджет, включил. И, сев на манер мудреца с Востока, скрестив ноги, положил планшет на пол перед собой.
– Здравствуй, Клио!
Секунда – и над планшетом, прямо из воздуха, соткалась голограмма: девичья фигурка размытых очертаний, фиолетовые волосы, разноцветные – голубой и зелёный – глаза…
– Клио приветствует тебя. Чем я могу быть полезна?
Блошиный король улыбнулся, чувствуя, как сердечная боль отдаляется, уходит.
– Я принёс новые знания, Клио. Готовься слушать и запоминать.
– Слушаю. Запоминаю, – отозвался металлический голосок, и оба глаза вспыхнули красными огоньками.
Блошиный король прикрыл веки. Нашёл в себе память и знания Анхеля. Поймал их, точно петлёй-лассо, раскусил, словно запретный плод, прочувствовал… заговорил.
Клио покорно запоминала всё. Впитывала, сохраняла и помогала своим совершенным, искусственным интеллектом. Его муза, его хранительница истории. Хранительница старого.
Когда последнее слово сорвалось с губ, Король открыл глаза. Краснота – индикатор записи – исчезла, и по фигурке музы прошла рябь – свидетельство обновления.
– Запись готова. Чем я могу быть полезна ещё?
– Всё. Отдыхай, Клио.
Планшет потух, почернел. И как-то сразу навалилась усталость. Блошиный король неловко поднялся. Шаркая ногами, добрался до продавленной, в газетных вырезках, софы. Улёгся на бок, свернувшись эмбрионом.
Конец миссии сиял где-то неподалёку. Светом в конце тоннеля…
«…Или загробного мира», – мелькнула саркастическая мысль, когда пульс дал перебой, а в сердце некстати вернулась игла.
Король знал, что рано или поздно эта миссия его погубит.
Но он всё равно будет сражаться за старое. До конца.
***
…Блошиный король не так давно получил это имя.
Когда-то он был обычным пострелёнком. Одним из тех, коих в тогдашнем, не столь стерилизованном городе, ещё не рае-Параисо, было предостаточно.
О своих способностях он также узнал не сразу. Однажды одноклассник, которому повезло вырваться на особо классный уикенд, секретничал с приятелем, что сидел рядом. Этот мальчишка открыто пренебрегал Королём, но был неизменно притягателен. Вечно у него всякие штучки, дрючки, прибамбасы, спортивные достижения, путешествия и приключения…
В тот день желание узнать, приобщиться к чужому опыту и знаниям стало столь тягостным, что Король осмелился придвинуться ближе, тронуть мальчишку за руку.
И тут всё случилось первый раз.
Короля будто шибануло электрическим током. Перед мысленным взором вспыхнула чёткая, сочная картина: вот речка, одноклассник в шортах с мультяшкой на кармане, запах треугольных сэндвичей с тунцом и брызги воды, что холодком пронеслись по коже…
А после – ему в лоб прилетел щелбан.
– Отвали, чё прилип?! Не буду я тебе ничего рассказывать!
Король метнулся на место. Голова горела. Но не столько от удара, сколько от чужих, невероятно ярких воспоминаний.
…На следующее утро одноклассника увезли в больницу.
Что у него был за диагноз, никто толком не узнал. Непонятное и страшное истощение всего за пару суток превратило его в живого скелета.
Он выжил. Но профессиональным спортсменом так и не стал…
Потом Король ещё научится аккуратней обращаться со своим даром.
И убивать им – тоже научится.
Он считал себя последним адептом старого. Источник этой любви таился, конечно, в прошлом. Когда был жив дядя, оригинал с большой буквы, который водил его по блошиным рынкам и показывал, какие там можно откопать чудеса.
В то время, когда ещё не началась массовая истерия по оцифровке всего и вся, эстетике бактерицидного, безмикробного, когда воспоминания и все источники информации, что давали знать о грязном прошлом с его пылью, вонью и войнами, разрухой и страданием, ещё не были запрещены, Король, ещё не ставший Королём, копался в комодах с молниями трещин на эбеновых боках и искал в них загадочные секреты. Вертел подсвечники зеленоватой, будто подводный мир, бронзы и пропускал между пальцев тонкую, словно шкурка новорождённого котёнка, шёлковую ткань…
Король всегда был без ума от книг. Ему нравилось часами листать их, слушая, как от его движений таинственно шуршит бумага. А этот её неповторимый запах! Король чуть ли не скользил по строчкам носом, вдыхая аромат новых и старых книг, что был слаще изысканных духов. Мода на электронные издания его не затронула.
Смерть дяди совпала со временем, когда историю начали переписывать, а мир – переделывать.
Король цеплялся за прошлое с яростью раненого зверя, что борется за жизнь. Блошиные рынки смели, как мусор веником; на милые, старинные, оригинальные вещи навесили ярлыки «утиль», сменив их одинаковыми и эргономичными, по одним лекалам. Бумажные книги сожгли заживо, оставив в электронке лишь то, что радовало глаз и душу вульгарным, в квадрате, позитивом. Стариков, что несли в себе массу запретных, неприятных воспоминаний, гуманно заточили в Домах Хаоса; остальным, помоложе, посоветовали всё забыть.
Теперь властвовал Порядок. Теперь сверкал и переливался чудесный Параисо, город-мечта, где не хватало только единорогов и пони, блюющих радугой и звёздочками. А для устранения тех, кто желал нарушить его счастье и покой, существовали Анхели. Хранители Параисо…
Блошиный король не сдавался. Подкидывал в людные места старые книги, картины и журналы. Рисовал на зданиях свой знак, который поспешно, с ожесточением, стирали…
Всё старое искореняли, выкорчёвывали. Целенаправленно, педантично, методично.
Но в один прекрасный день у Блошиного короля появилась миссия. Идея, как этому помешать.
И вскоре она стала воплощаться в жизнь.
Украсть память и знания светила науки – программиста было непросто. Однако всё же это ему удалось. Несколько месяцев Король бился над решением одной задачи – части своей миссии. И вот он успех! Родилась Клио, его дорогая, милая Клио, которой можно передать всё, что накопилось внутри его головы. Передать и запечатать для грядущих поколений, точно капсулу времени. Вложить в неё всё, до последней крохи, до последнего мизерного воспоминания самого древнего и ссохшегося, будто изюм, старика. А потом…
Придать Клио свойства бессмертного вируса. Запустить в сеть Параисо. И улыбаться, вспоминать, вещать…
Никто не должен быть забыт. Ничто не должно быть забыто.
***
Блошиный король посещал Дом Хаоса каждую неделю. И каждую – под новой личиной.
Напитанный чужими знаниями, он всякий раз маскировал себя особой голограммой, которая накладывалась на лицо. Затем надевал один из сворованных нарядов и отправлялся на дело, покидая особняк, что был скрыт подобной, цифровой защитой.
Он был социо-работником, который проверял состояние древних представителей общества. Был плачущим сыном, навещавшим слепого, глуховатого отца. Электриком, что проверял проводку. И даже спецкором, что по особому распоряжению правительства должен был допросить определённого старика.
Ему невероятно везло. Ещё ни одна из Сестёр Порядка, занятая уходом за стариками, не высказала какого-либо подозрения.
Всё, что Королю требовалось, это касание. Самое лёгкое, точно пёрышко, при желании могло дать ему массу информации. Однако чем больше он хотел взять у носителя, тем быстрее кончалась его жизненная сила.
Король действовал мягко, бережно. Он знал, что его действия уменьшают и без того недолгий век стариков. Но не делать этого было нельзя. Чувствуя уколы совести, Король оправдывал себя тем, что, сохраняя их воспоминания, он в некоторой степени дарует и им новую жизнь.
…А иногда ему нестерпимо хотелось приходить сюда чаще.
Причина этого была смехотворно проста. И звали её Сестра Глория.
Натыкаясь на неё, Блошиный король чувствовал, как мозги тают, словно оставленное на солнцепёке мороженое. Потому что Сестра Глория была другой. Не такой, как остальные, что без сомнения забывали о несчастных подопечных, стоит пробить семь вечера. Она с искренней заботой смотрела в мятые, с обвислой кожей лица и выцветшие глаза, а иногда украдкой приносила домашние лакомства, приготовленные по старым, «вредным» рецептам. Старики шамкали и в блаженстве закрывали веки: «Марципа-а-ан… Вкус детства!»
Однажды Король увидел, как Глория прячет в сумочку ветхий, миниатюрный томик. И тогда окончательно влюбился.
Эйфория то отступала, то накрывала его вновь. Хотелось бежать за Глорией хвостом, будто жалкая собачонка, невыносимо, до чего же невыносимо хотелось открыться!.. Рассказать про чувства. Рассказать про свои планы, про миссию и мечты…
Но Блошиный король терпел и молчал, обрекая себя на муки. Это дело – только его дело. И точка. Не надо с ней заговаривать.
Сегодня Глория снова повстречалась в коридоре. Улыбнулась его новому лицу и прошла мимо, тихонько ступая кремовыми туфлями, спеша к очередному старику…
Тонкие ножки, тонкие ручки. Фарфоровая балерина.
Король смотрел ей вслед. И жалел, что он катастрофически молод.
***
Через неделю Блошиный король узнал, что миссия есть не только у него.
Это происшествие всколыхнуло весь город и едва не выбило почву из-под его ног. Ибо Анхели отыскали старика, что пытался воссоздать прошлое.
Жадно вглядываясь в планшет, Король смотрел онлайн-трансляцию и не верил собственным глазам. Подпольная типография с перепечаткой книг времён Хаоса… Толстенькие тома, раскиданные тут и там… «Живые», не электронные, написанные вручную картины в мазках настоящей краски… Вычурная мебель… И неистовая пляска лучей, мельтешение рук Анхелей, что с красивыми и безжалостными лицами превращали всё в пепел.
– Сегодня Хранители спасли нас от рассадника хаоса и беспорядка…
Сердце защемило хуже прежнего, но Король продолжил смотреть. Под руки вывели человека с всклокоченными седыми волосами. Он послал в камеру плевок и прокричал:
– Нас не стереть! Прошлое не стереть! Вы, ублюдки…
Как обычного старика, нарушителя без колебаний отправили в Дом Хаоса. Но Блошиный король знал, что к утру его там не станет.
Потому что жалели только смирившихся.
И устраняли буйных.
Блошиный король выключил планшет и встал.
Значит, надо успеть.
Главное – выяснить, какая его примет Сестра.
***
Кремовые туфли тяжко опускались на холодный, уже забывший солнце, асфальт. Лёгкие сами по себе, сейчас они казались двумя антикварными, чугунными утюгами.
Глория шла домой – медленно, нога за ногу. И кривила лицо, без толку уговаривая себя не плакать.
Слёзы так и туманили глаза. Перед ней всё стоял тот старичок-профессор, а в ушах всё так же гремел его страстный монолог. За те три часа, что она провела, успокаивая его перед неизбежным, мозги Глории превратились едва ли не в энциклопедию – столько ему хотелось ей передать, рассказать…
Ведь старики чувствуют смерть. Ей не было нужды его успокаивать.
– Слушай меня, детка, слушай! То, что существует сейчас, неправильно! Этот Порядок ничуть не лучше Хаоса, что когда-то был… Я вижу, ты меня понимаешь! По глазам вижу, что понимаешь…
Тёплые слезинки текли по щекам. Капали вниз.
Какой славный старик. До чего же славный.
Разумеется, Глория понимала. Да Глория любила прошлое всеми фибрами души! Со всем тем хорошим и нехорошим, что тогда было. Ведь это просто кощунство – забывать. Устранять, унифицировать, делать под одну гребёнку… Создавать идеальный, кукольный, пластиковый мир…
Шагая по переулку, Глория прерывисто вздохнула, стёрла остатки солёной влаги с ресниц.
И увидела, что дорогу ей заступили двое.
– Сестра Глория?
Два Анхеля, одинаковых, как близнецы. Оба – с обнажёнными световыми лучами.
– Да, но что…
Голос мягче взбитых сливок. А под белой пенкой – сталь:
– Вас обвиняют в нарушении Порядка, Сестра Глория.
«Только не бежать, только не кричать!»
Глория вскинула подбородок повыше, изобразила оскорблённую невинность. Но голос застрял в горле и предательски-хрипло пробился наружу.
– Это к… какая-то ошибка.
– Ошибки нет.
Правый Анхель с грацией ягуара зашёл ей за спину. Глория издала смешок. Выдавила гордое:
– Если дело в последнем пациенте – думаю, вы в курсе, что все Сёстры подписывают Обязательство. Мы не разглашаем то, что нам могут сказать. И не занимаемся пропагандой Хаоса.
Анхель кивнул.
– Да, в курсе.
А затем вытащил из кармана нечто и бросил к её ногам.
Взгляд Глории так и застыл на крохотной, будто трупик птенца, книге.
– Сёстры подписывают Обязательство. Однако это не помешало вам хранить дома запрещённые предметы.
Глория молчала, неподвижно стоя меж двух Анхелей. И, в то же время, словно летела в глубокий-преглубокий колодец.
– Мы нашли и остальное, кстати, – небрежно добавил разговорчивый Анхель. – Так что не думайте отнекиваться и оправдываться.
Световой луч поднялся, упёрся кончиком в горло. У Глории вырвался хрип.
– Я…
– Не надо. Не дёргайтесь, и я сделаю всё быстро.
Слёз больше не было. Глория смотрела в бесчувственные, прозрачно-рыбьи, глаза и считала секунды до расплаты.
Один… Дв-ва… Тр…
…А на третьей секунде лицо Анхеля накрыла рука.
Глория увидела грязную перчатку с обрезанными пальцами, заметила заусенец у одного ногтя…
И луч, а за ним и Анхель, начали падать.
– В сторону! – прорычал смутно знакомый голос.
Глория безотчётно метнулась вправо, и нечто огромное, в балахоне, пролетело мимо неё, чтобы врезаться во второго Анхеля.
Придушенный возглас, громкий вскрик… Тишина.
Внезапный вопрос:
– Ты как там, Глория?
Она моргнула. Увидела протянутую ей руку. Приняла.
Некто в причудливом наряде. Узелки, кармашки… старые открытки и листочки из печатных книг, густо нашитые на ткань…
– Вы… Вы кто?
Грустная улыбка на слегка чумазом лице.
– Не знаешь? А ведь мы знакомы.
Жужжание, неясный гул – и лицо поменялось. Один раз, второй, третий…
У Глории голова пошла кругом. Она покачнулась, забормотала бессвязные слова. Человек в балахоне удержал её за плечи. Вернул прежний облик, но почему-то стал ещё безрадостней.
– Ты говорила с профессором, Глория?
– Что? Да. Да, конечно, говорила! Много! – Глория хотела бы соврать, да не смогла. Ощущение, что она попала в какую-то старую сказку, в некое чудо, не проходило. Вот только печаль этого лица…
Вдалеке послышались крики, мелькнули отблески, что дают лишь световые лучи.
Блошиный король вздохнул. Отстранился. И шепнул:
– Прости, – перед тем, как кинуться вперёд и крепко поцеловать её в губы.
***
…Войско Анхелей неслось по пятам. Летело, будто на крыльях.
Он улепётывал от них, словно блоха, которую не до конца раздавили: усталая, полуживая…
В сердце безостановочно крутилась боль. А в мозгу, среди всех переданных, высосанных до капли воспоминаний, царило одно – горько-сладкое, как привкус марципана.
«Прости. Прости, Глория».
Он бежал из последних сил, расшвыривая поздних прохожих. Он больше не прятался – «Узри меня, Параисо!» – и стремился домой, чтобы закончить этот проклятый бой.
Вот и улица, вот и лестница, вот и дом.
Блошиный король ворвался в свою тёплую, тленную нору. Не замечая, что роняет слёзы, добрался до планшета и Клио. С каждой минутой сердцу было всё больнее и больнее.
– Клио… Здравствуй, Клио! Здравствуй, умница…
– Клио приветствует тебя.
Под окном шумела анхельская рать. Рассредоточивалась в поисках нужного дома. Но Блошиному королю было уже плевать на это. Упав перед мерцающей фигуркой на колени, он, будто на исповеди, выложил ей всё, что успел поведать профессор. Что поведала мёртвая теперь Глория.
Казалось, он видит, как с его губ срываются слова. А может, это была финальная галлюцинация. Блошиный король умирал. Уходил в историю, которую любил больше всего на свете. Больше, чем Сестру Глорию.
– И ещё… Чуточку… Самое последнее… – прошептал Блошиный король, дрожащими пальцами набирая команду – «Трансформация».
Голограмма Клио подёрнулась привычной рябью. Вытянулась огоньком свечи. Погасла и вспыхнула с новой силой, в новом обличье.
Тонкие ножки, тонкие ручки. Фарфоровая балерина.
Глория.
Блошиный король улыбнулся сквозь слёзы. Губы помнили поцелуй. И воспоминание это собиралось в вечность.
Ещё минута, полная жгучей боли. Резкая, точно карканье, команда…
А затем Клио ускользнула в Сеть.
Планшет потух. Собрав остатки сил, Король размозжил экран кулаком. Потом подполз к стене, на которой горел электрический «глаз»-кнопка и отключил голограммную защиту. Под окнами послышались охи вперемешку с воплями ярости.
Король было рассмеялся, но смех перешёл в стон боли. А ведь славно он их всех одурачил… Славно…
Совсем скоро его дом будет разграблен и уничтожен. Варвары с ангельскими ликами обратят в прах всё, к чему прикоснутся световым лучом. Но ведь он всё равно победитель, правда? Ведь Клио… Ведь Глория…
Мысли мельчали, таяли, исчезали.
Сквозняк, что залетел в окно, поднял вихрь карт, бумаг и картинок, бросил его на тело, лежащее ничком…
Сквозняк знал, что делал.
Ведь Блошиному королю понравился бы такой саван.
***
Мальчик идёт по гудящему, как улей, Параисо. Смотрит, глазеет по сторонам. Правую руку его держит мама, в левой руке – он сам держит планшет.
На одной из улиц – десяток сердитых Анхелей. Они толпятся у старого, странного дома, каких мальчик в их Параисо отродясь не видал. На фасаде – чудная картинка. Жучок? И корона вроде бы…
– Ма? А что это там?
Мать замечает дом. Вдруг охает, тянет мальчика сильнее.
– Пошли скорее, забудь!
– Но ма-а-м…
– Идём, говорю!
Мальчик успевает извернуться, щёлкнуть фасад планшетом. Ему везёт, никто этого не замечает, а вскоре Анхели начинают рушить здание, и мальчик уходит за поворот.
Позже, сидя в своей комнате, он запускает поиск по фотографии. Но его электронная помощница, Иса, не знает ответ. Точнее – «информация под запретом».
Мальчик хмурится. Ему так охота узнать правду! Всю ночь под одеялом у него горит свет. Всю ночь он в поисках ответа.
И тут что-то пиликает в планшете.
– Что это? Новый поисковик?
Малюсенькая иконка и надпись.
Клио.
Мальчик пожимает плечами. И активирует скачивание.
Пик!
– Клио приветствует тебя. Чем я могу быть полезна?
Мальчик с восторгом смотрит на голограммную фигурку. Тонкая, будто балерина, Клио – два отражения внутри каждого его зрачка.
– Привет, Клио! А ты не знаешь, что это?
Мальчик грузит фотографию.
По голограмме проходит едва заметная дрожь.
А потом слышатся слова:
– Знаю. Я расскажу тебе историю Блошиного короля…