Адвокатские будни не отличались большим разнообразием. Пара исков, хождение на беседу по делу – вот и вся недолга. Скучающая Быстрицкая погрызла кончик ручки, размышляя, чем заняться вечером, потому что Рудаков сегодня вряд ли появится раньше полуночи. Ничего, кроме телевизора, в голову не приходило. Настроения читать не было. Похоже, и вечером придется поскучать. Разве что Лимон выкинет какой-нибудь фортель. Но, зная характер этого ленивца, она не сомневалась, что он уляжется рядом с ней, а то и прямо на нее, и будет мурчать, а потом дрыхнуть бессовестно, плевав на удобство хозяйки.
Мария уже собиралась уходить, когда зазвонил рабочий телефон. Удивленная, кому это она понадобилась в конце дня, Быстрицкая подняла трубку.
Это был ее недавний клиент Соловьев. Помнится, симпатичный малый, попавший в неприятную ситуацию. Они говорили с ним до первого допроса минут десять. Он, кажется, искренне переживал случившееся и вины не отрицал, да и что тут отрицать: это может случиться с кем угодно. Во время допроса тоже высказывал сожаления о произошедшем, хоть и сдерживал эмоции. Оно вполне понятно – статус мужчины обязывал вести себя подобающе, тем более в присутствии женщины.
Пару-тройку дней она ничего не слышала о нем, ждали результатов экспертиз, чтобы продолжить работу. И вот он вдруг появился сам, не дожидаясь приглашения для дальнейшего участия в деле.
– Мария? – запросто, без отчеств, спросил Соловьев приятным баритоном.
– Да, здравствуйте, – Марья все-таки решила вернуть его в официальное русло.
– Можете уделить мне несколько минут? – вопрос был риторический, раз она взяла трубку.
– Да, конечно, – куда же ей теперь деться? Клиент и есть клиент.
– Дело в том, что я очень переживаю случившееся, но сам к семье погибшей идти не хотел бы. Вы, наверное, понимаете, почему, – он пытался объяснить, тщательно подбирая слова, что показалось Быстрицкой несколько странным, потому что люди обычно в таком состоянии, наоборот, несут всякую ерунду, не слишком контролируя эмоции. Этот Соловьев, наоборот, очень хорошо владел собой. Впрочем, люди разные, у всех своя реакция на стресс, подумала Марья в следующий момент. В конце концов, он руководил сетью автосалонов, как следовало из допроса, а руководство фирмой создает свои привычки.
– Понимаю, – сказала Быстрицкая, чтобы что-то сказать в поддержание разговора.
– Вот и хорошо, – Соловьев явно обрадовался, хотя по-прежнему старался владеть собой. – Мне бы хотелось поэтому, чтобы вы помогли мне, так сказать, в посреднической миссии.
– Вы хотите возместить вред потерпевшим? Очень хорошо, – одобрила Мария. – Это деятельное раскаяние, оно зачтется судом обязательно.
– Да-да, оно самое, – подтвердил Соловьев. – Не будет наглостью с моей стороны предложить сейчас встретиться, чтобы я мог передать вам деньги для потерпевших?
– Хорошо, – хоть какое-то занятие на вечер, но Быстрицкой что-то показалось неясным во всей этой ситуации. Интуитивно она почувствовала, что не так этот товарищ раскаивается, как должен бы. Точнее, раскаивается, даже очень, но как-то иначе, чем надо. Она не могла себе этого объяснить пока, поэтому решила оставить все как есть, об этом всегда можно подумать потом. Возможно, ей просто показалось – ведь это телефонный разговор, а не личная встреча, и она неверно истолковала тон сказанного. – Я на работе и могу вас подождать в кабинете.
– Давайте лучше в неофициальной обстановке, – предложил Соловьев. – Мне так будет проще, да и вам пора отдохнуть.
– Ну что ж, – Мария не видела в этом ничего плохого, ведь это деловая встреча. – Где, когда?
Он назвал ресторан Столешникова, через час. На этом разговор окончился.
Дмитрию нужно было опросить потерпевшего, на которого подполковник Нефедов, его родной и любимый шеф, очень надеялся как на источник информации. В разработке было громкое дело с несколькими эпизодами массового убийства в одном из районов области, оперчасть на ушах стояла. И тут такая удача – один из потерпевших в очередном эпизоде выжил. Поэтому Рудаков, едва получив задание, уже мчался во весь опор в областную больницу, куда того доставили вчера. Бросив машину на парковке и помелькав корочками удостоверения на входе, он добрался до отделения реанимации и прошел в ординаторскую.
Врач, молодой еще, но очень уставший, проговорил с ним о состоянии интересующего лица не более пяти минут, не исключив возможности беседы в ближайшее время, но точно не сегодня, так как пациент в сознание еще не приходил.
– И долго он так может без сознания лежать? – автоматически поинтересовался Рудаков, понимая уже, что сморозил глупость.
– Да сколько угодно. Все зависит от организма, – пожал плечами врач, не глядя на него. Он заполнял историю болезни, и Рудаков был для него лишь досадным отвлекающим фактором. – Кто-то после тяжелой травмы на следующий день уже глаза открывает, а кто-то неделями лежит или даже месяцами.
Рудакову некстати вспомнились снова холодные глаза Соловьева, и он уточнил, попытав удачу:
– А вот на днях тут ДТП было, где девушка погибла. Водитель не у вас, часом?
– Часом у нас, – подтвердил врач, продолжая писать. – Завтра в травматологию переводить будем голубчика, сам уже может дышать.
Удача благоволила Дмитрию, и он счел это хорошим знаком.
– А с ним можно поговорить? Я просто и по этому делу тоже помогаю.
– Поговорите, – разрешил врач. – Отчего ж не поговорить, если очень надо.
Через несколько минут, накинув на плечи халат, Рудаков в сопровождении врача входил в палату, где лежал водитель, пострадавший в ДТП. Это был молодой парень, крепкий, симпатичный, спортсмен, судя по сложению. Темные волосы коротким ежиком, перебинтованная голова и часть торса, загипсованные ноги и правая рука, он лежал опутанный многочисленными проводами и трубками, тянущимися к приборам вокруг кровати, пикающим и мигающим равномерно и тягостно.
Досталось тебе, парень, подумал Рудаков. Хорошо хоть, жив остался.
– Знакомьтесь, Эдуард Ветров, – указал на парня врач. – У вас десять минут максимум, – и удалился.
Парень на койке открыл глаза и посмотрел на Рудакова.
– Я из полиции, – представился тот и показал удостоверение. – Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы узнать, что произошло с вами.
– Эдик, – прошептал Ветров. – Ничего особенного, авария. Полина только… – он, кажется, собирался заплакать, но собрался с духом к великому облегчению Рудакова. Он уже видел раньше плачущих мужиков, зрелище не для слабонервных.
– Можно ли поподробнее? – осторожно осведомился Дмитрий.
– Да, конечно.
С Полиной они встречались полгода, Ветров задумывался о свадьбе и готовился сделать ей предложение после конкурса, в котором Полине хотелось поучаствовать. Сама идея конкурса ему была привычна, он и сам часто выступал как профессиональный пауэрлифтер. А Полина так загорелась идеей, да и почему нет, ведь она бесспорно была самой красивой девушкой из всех, что Эдик знал. Они снимали квартиру, все было как у всех молодых влюбленных, романтично, нежно, весело.
В тот день они были в клубе. Обычная молодежная тусовка, ничего из ряда вон. Эдику не нравилась компания, и он уговорил Полину ехать домой.
И вот эта злосчастная дорога. Только что прошел дождь, Эдик старался не спешить поэтому. Полина устала и дремала рядом. А потом со встречки внезапно ослепил свет фар, удар и темнота.
– Ты был трезвый, конечно, – утвердительно-вопросительно заключил Рудаков из его рассказа.
– Я вообще не пью. У меня режим, – Эдик закашлялся и поморщился от боли. – Да и Поля пьяных не любит… не любила, – поправился он, закрыв глаза.
– А что она любила? – спросил Рудаков, чтобы как-то отвлечь его от грустных мыслей.
– Ромашки любила, – прошептал Эдик. – Игрушки мягкие.
– Что ж ты ей тогда ландышей подарил? Ромашек не нашел? – Рудакова несло, так что он сам себе удивлялся.
– Каких ландышей? – удивился Эдик и даже попытался повернуться к Дмитрию. – Не дарил я ей ландышей. Она их терпеть не могла.
– Ну, извини, видимо, с другим делом перепутал, – Рудаков понял, что пора сваливать по добру по здорову, пока не довел человека до нервного срыва. – Дел много, закрутился, брат.
– Бывает, – Эдик снова закрыл глаза.
– Выздоравливай. И сочувствую, – Рудаков вывалился из палаты и пулей пролетел к выходу.
Он даже не хотел представлять себя в подобной ситуации, и все предательские мыслишки на эту тему отмел сразу. Но вот эта новость про цветочки очень озадачила его. Как так не дарил, если они в машине лежали? Что же он их, не видел что ли, пока ехали? Если оба трезвые были. Да и если девушка терпеть не могла такое подношение, она бы его точно выбросила, прямо в окно на ходу. Странно это как-то все.
Да еще этот Соловьев. Где же он его все-таки мог видеть?
Поломав еще немного голову, Рудаков спустился к машине. Уже открывая дверь, он получил сообщение от жены. Марья собиралась на встречу с Соловьевым. Да еще в ресторане у Столешникова. Это что, шутка такая сегодня?
Он набрал номер:
– Виктор Иваныч, клиент еще не пришел в себя.
На том конце помолчали, и грустный бас ответил:
– Значит, будем ждать.
– Еще какие-то поручения будут сегодня?
Уловив в его голосе надежду, Иваныч посмеялся и сказал:
– Ладно, свободен пока.
За прошедшие полгода дела у ресторана Столешникова пошли еще лучше, чем раньше. Появился европейский лоск, белые перчатки у официантов, обстановочка как-то неуловимо изменилась в деталях на более уютную, стеклянные двери с золотыми логотипами заведения приветливо распахивались перед клиентами дородным швейцаром в красных лампасах.
Раздобревший немного Матвеич, как хозяин заведения, курсировал иногда между столиками с вальяжностью океанического лайнера, проверяя, как у гостей дела и все ли им нравится. Завидев в дверях Быстрицкую, он распахнул свои огромные объятия и поплыл навстречу:
– О-о-о, кого я вижу! Моя красота!
– Да, это я, собственной персоной, – засмеялась Марья.
Они обнялись как в старые добрые времена.
– Давненько тебя не было видно, – Столешников приобнял ее за плечо. – С тех пор как стала замужней дамой, так и не заглядываешь. Муж не пускает? – он шутил, но явно хотел знать, как у нее складывается семейная жизнь.
– Некогда все, Игорь, – покраснела Быстрицкая, стыдясь своей черной неблагодарности к бывшему кандидату в мужья.
– Ладно, поверю на слово, – почти пропел Матвеич и увлек ее в зал. – Какими судьбами у нас?
– Меня ждут, – улыбнулась Марья.
– Только не говори, что любовник, – удивился Столешников.
– Да нет, конечно, просто клиент, – засмеялась тихонько Марья.
– Ну слава Богу, – облегченно выдохнул Матвеич. – Кажется, я знаю, кто тебя ждет, – и прямиком направил ее к столику, где сидел Соловьев. – Приятного вечера, – пожелал им обоим и уплыл дальше по своим делам.
Быстрицкая, также выдохнув, уселась за столик и взглянула, наконец, на клиента.
В прошлую встречу еще потрепанный после аварии, чуть оцарапанный осколками разбившегося стекла, сегодня он был одет с иголочки, не пафосно, но дорого. Фирменные джинсы, модные кроссовки, дорогущий черный кардиган, облегающий мышцы и подчеркивающий стать тела. Словно он явился на модную тусовку, а не встречу с адвокатом. Вскоре донесся и запах дорогого парфюма.
По всему было видно, что он обрадовался приходу Быстрицкой и предложил ей белого сухого вина. Открытым жестом показал закуски на выбор – тарелку сыров, фрукты.
Мария улыбнулась вежливо:
– Сергей, зачем такие сложности? Вы могли просто заехать ко мне на работу и передать. Я напишу вам расписку, что получила деньги, после передачи денег потерпевшим в деле будет также их расписка о получении.
– От вас мне расписка не нужна, я вам верю, – заявил Соловьев, улыбнувшись уголками рта, и передвинул к ней по столу толстый конверт. – Вот, возьмите. Если им будет мало, скажите, сколько еще нужно.
– Что ж, как пожелаете, – пожала плечами Быстрицкая и убрала деньги в сумочку.
– Естественно, мне хотелось бы извиниться перед родственниками, если такое вообще уместно в данном случае, – добавил он поспешно.
– Уместно, – кивнула Марья озадаченно. Она не могла понять, что не так. Опять интуитивное чувство несоответствия не давало ей покоя.
– А теперь, когда мы покончили с делами, может быть, поужинаем? Это вас ни к чему не обязывает. Просто я один, вы сегодня тоже одна, почему бы не разделить трапезу и провести интересно время? Вы же никуда не торопитесь? – продолжил Соловьев, обаятельно улыбнувшись.
Быстрицкая действительно никуда не торопилась, а кроме того, ей вдруг захотелось понять, что же ее смущает в этом человеке. Ну да, руководитель высокого уровня, хоть и достаточно молодой еще, – этим сейчас никого не удивишь. Удивительно владеет собой. И это странное ощущение, что он скорбит по-настоящему, как о личной потере. И в то же время не скорбит. Что-то я запуталась окончательно, подумала она.
– Вот и отлично, – кивнул Соловьев, поняв, что Мария не против остаться еще на какое-то время.
Он предложил ей еще вина, заказал дорогущее мясо в брусничном соусе и салат – все в соответствии с ее вкусами. Откуда он мог о них знать? Совпадение или психология? А с другой стороны, кто не любит цезарь или мясо? Все любят. Мысли Быстрицкой начали наскакивать одна на другую, то ли от вина, то ли от количества мыслей. Она решила тормознуть пока свои размышления и расслабиться. В конце концов, может она себе позволить разок поесть за счет клиента в дорогом ресторане? Димочка уже в курсе, где она и с кем, так что совесть ее в этом плане была спокойна. Соловьев же вряд ли рискнет себе позволить больше, чем положено.
– Сергей, а почему вы настаивали, чтобы вас защищала именно я? – спросила она, вертя в руках бокал.
Кажется, он был готов к вопросу:
– Я много слышал о вас от знакомых. Много положительного.
Марья почувствовала, что щеки ее начинают заливаться румянцем.
– А сейчас я вижу, что мне не соврали ни о чем, – продолжил Соловьев, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Вы очень умны и привлекательны.
Да он, похоже, соблазнить меня решил, вдруг сообразила Быстрицкая. Зачем ему это? Чтоб защищала получше что ли? Глупо. Что вообще происходит?
Она уже открыла было рот, чтобы сообщить, что он зря все это затеял, но неожиданно на ее плечо легла ладонь. Марья вскинула голову в удивлении и опешила, увидев собственного мужа.
– Вот ты где! – радостно провозгласил он. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – Рудаков протянул руку Соловьеву.
Тому ничего не оставалось, как подать руку в ответ.
Дмитрию не терпелось побыстрее добраться. Он еле сдерживался, чтобы не превышать скорость. Глупо рисковать из-за ревности, причем необоснованной. Видимо, естественный инстинкт застолбить территорию, обозначить свое перед конкурентом брал верх над остальными эмоциями.
Едва припарковав машину у ресторана Столешникова, он выскочил из машины как ошпаренный и бросился внутрь. Швейцар едва успел открыть дверь, чтобы не быть сбитым. Появившийся у входа в зал Столешников, было, протянул ему руку, чтобы поздороваться как радушный хозяин, но поняв настроение гостя, лишь подвинулся немного, уступая Рудакову дорогу, и проследовал за ним.
Маняшу Дмитрий заметил сразу. И этого новомодного кренделя, который клеился к его жене – это было видно невооруженным глазом. Первое желание – подойти и врезать со всего размаху ему прямо между глаз – Рудаков с трудом, но подавил. Отдышался немного. И подошел небрежно, как ни в чем не бывало, к столику.
Пока Быстрицкая его не заметила, потому что сидела спиной ко входу, Дмитрий положил ладонь ей на плечо. Она вздрогнула от неожиданности и посмотрела на него. Слава Богу, его девочка обрадовалась его приходу – ее глаза не могли лгать. А значит, все правильно он сделал. А вот ее собеседник был очень и очень не рад, и это тоже читалось по глазам. Что еще больше укрепило Рудакова в мысли, что он приехал вовремя.
– Вот ты где! – стараясь выглядеть как можно более радостным, объявил Дмитрий, обращаясь к жене. – Я освободился пораньше и решил заехать за тобой. Здравствуйте, – законы вежливости все-таки не зря придумали умные люди. Рудаков мысленно поблагодарил их за эту возможность побесить противника и протянул руку Соловьеву.
Тот, видимо, понял, что это вызов. И принял его, хоть и неохотно. Руку протянул, и рукопожатие получилось весьма крепким. Но Рудаков только усмехнулся про себя.
Быстрицкая, похоже, не заметила этого, и хорошо. Нечего ей красивую головку всякой ерундой забивать.
– Вы уже закончили дела? – поинтересовался Рудаков непринужденно.
– Да, уже, – отозвалась Мария машинально и обратилась к клиенту: – Я сделаю все в соответствии с вашими пожеланиями, но мне действительно пора. Благодарю за приятный вечер, – и поднялась из-за стола.
– Не за что, – к Соловьеву вернулось его обаяние, и он пустил вдогонку последнюю стрелу: – Разрешите вашу руку на прощание?
Маняша бросила на мужа взгляд, проверяя его реакцию, и подала руку Соловьеву, а он вдруг с наглой улыбкой поцеловал эту руку:
– Весьма признателен вам за все.
Рудакову стоило больших усилий сдержаться и ничем не выдать всего урагана чувств, овладевающих им сейчас, тем более рядом была жена. Он поймал довольный взгляд соперника и его ухмылку, жевалки его невольно заходили от напряжения, а кулаки сжались сами собой. Дмитрий обнял Маняшу за плечо, прижал к себе поплотнее и повел прочь.
У входа им снова встретился Столешников, весьма обрадованный тем, что скандала не получилось. Но опять ничего не успел сказать, потому что Рудаков с Быстрицкой почти пролетели мимо него на выход.
Лишь в машине, немного успокоившись, Дмитрий поцеловал супругу и сказал с усмешкой:
– Каждый раз, когда ты оказываешься в этом ресторане, мне приходится тебя спасать.
– Ну и не каждый, – засмеялась Маняша. – В прошлый раз увел меня не ты.
– Да, но я пытался хотя бы, – оправдывался Рудаков, заводя машину. – Если ты тогда наклюкалась и сопротивлялась, что ж мне тебя, на плечо взваливать и тащить надо было?
– Я этого боялась вообще-то, – ее смех успокаивал его. Дмитрий улыбнулся ей в ответ.
По дороге домой они вспоминали детали того дня. Маняша, уверенная, что Дмитрий ей изменил, набралась тогда порядочно и долго не выходила из туалета, когда он попытался увести ее домой. Пришлось применить хитрость и сыграть на ее любопытстве, чтобы она хотя бы вышла из дамской комнаты и не уснула там. И только помощь Столешникова, который лично доставил ее домой, спасла девушку от серьезного конфуза. А Дмитрию пришлось отступить перед ее упрямством, ведь он тогда обидел ее недоверием.
Дома голодный Лимон, устроив обоим выговор за свои страдания, недовольно орал все время, что они разувались и шли к кухне.
– Сейчас-сейчас, – заверил его Дмитрий и насыпал в миску корм.
Котяра, не соизволив поблагодарить, окунулся туда мордой и начал есть.
– Обнаглел, – заметил Рудаков, обнимая Маняшу.
Вот он – его мир, где он спокоен, уверен, счастлив. И он никому не позволит разрушить его.
Любимка потянулась к нему, обвив руками его шею и прошептала:
– Я скучала.
За это можно было многое отдать.
– Я тоже, малыш, – Рудаков поцеловал ее, раздумывая, стоит ли сказать о том, что он узнал сегодня в больнице, и как она вообще отреагирует, что он вмешивается в ее дело.
Но она уже начала щебетать о прошедшем дне и скучище на работе, странностях этого злосчастного Соловьева, заодно доставая из холодильника продукты для ужина.
– Так и не попробую я, похоже, это знаменитое мясо в брусничном соусе, – весело упрекнула она его.
Рудаков улыбнулся и решил отложить разговор на потом.