По средам у меня был всего один дом, зато какой – на одиннадцать часов работы! Пятьсот метров, три этажа (на третьем – собственный кинотеатр с кожаными креслами), десять ванных и семнадцать комнат, не считая гардеробных и хозяйственных помещений.
Вот кому я завидовала, так это хозяйке этого дома Сьюзен Джексон: у них с мужем Джеком было пятеро детей, и они могли им всем обеспечить отдельные комнаты со своими санузлами, хорошую школу, занятия спортом и музыкой, а в перспективе – престижный колледж.
Хотя, надо сказать, дети были не идеальные. Уже не младенцы, а подростки, они постоянно проносили еду мимо рта, бегали по дому в грязной обуви, крошили чипсы на диваны и ленились донести мусор до корзины. Со мной они не здоровались, считая, видимо, чем-то вроде пылесоса-робота. А судя по их разговорам, трое из четырех живших в доме детей были даже не среднего ума. И почему все так несправедливо? Мой ребенок воспитанный, умный, аккуратный, а я ничего не могу ему дать!
От этих мыслей я чуть не заплакала, но совсем раскиснуть мне не дал громкий гудок.
– Харри ап2! – завопил Мартин, как будто это он меня ждал двадцать минут зимой на улице.
– Явился наконец, – буркнула я, садясь на заднее сиденье, на котором уже две недели катался мешок с грунтом для рассады.
– Спик инглиш, плиз3! – потребовал Мартин.
Я хотела сказать: «Бодз чихо, глупче4», но вовремя вспомнила, что этот глупче5 – бойфренд Христины, и сама замилклем6. Впрочем, на сей раз он особо ко мне с разговорами и не приставал. Врубил на полную громкость аудио-урок по пчеловодству на польском языке и слушал его всю дорогу. Просить сделать потише было бесполезно и даже вредно – в таких случаях он только прибавлял звук.
Познакомившись с мужчиной, в которого была закохана7 Христина, я поняла, почему в сказке про путешествие Нильса красивое имя Мартин досталось гусю. Наверняка у Сельмы Лагерлёф тоже был знакомый Мартин, тот еще гусь.
У меня не укладывалось в голове, как такой отзывчивый, щедрый и честный человек, как Христина, может жить с этим мелочным, злокозненным пройдохой Мартином. Но чужая душа потемки. Может, он готовит хорошо. Вон как на всю машину домашней чесночной колбасой пахнет!
Боже, дай мне пережить эти полчаса, не совершив убийство, и да не раздавит меня мешок с землей!
У всех детей Джексонов имелись свои секретики. Джинджер училась в последнем классе, и в этом году ей предстояло поступать в колледж. Ей постоянно приходили письма с ответами из колледжей и университетов, но она не разрывала конверты с громкими криками надежды и не читала письма с восторгом или отчаянием на лице. Отнюдь. Она их так и складывала нераспечатанными в коробку из-под обуви.
Меня так и подмывало спросить, почему она это делает. Но так как коробка хранилась под кроватью, я решила не давать ей понять, что кто-то (то есть я) знает о ее жизни больше, чем ей хотелось бы.
Я предполагала два варианта: либо она хочет дождаться, когда судьба огласит ей весь список, и тогда уже выбирать из всех возможных мест учебы, либо еще не дождалась письма из единственного желанного университета и просто не хочет тратить время и эмоции на чтение ответов от запасных вариантов. Второе мне казалось логичнее. По крайней мере, я так всегда и делаю, когда решаю подцепить нового мужчину на сайте знакомств.
Ее сестра, толстенькая Дафна, была самой неряшливой в этой семье. Как я знала из ее долгих и громких телефонных бесед с подружкам, Дафна мечтала похудеть. Увы, ей в этом начинании мешала тумбочка, набитая конфетами и печеньем. Я как могла помогала ей сократить количество потребляемых калорий, но все-таки старалась не наглеть, чтоб исчезновение части сладостей не было очевидным.
Эрика, младшая из девочек, была очень религиозна. В ее зефирно-ванильной комнате было множество сделанных из бумаги и скрепок открыток с надписями «Проси с верой, проси у Бога», «У Бога есть план, как сделать тебя счастливым» и тому подобными, картинок с сюжетами из Нового завета и листов с текстами церковных гимнов. Практически каждый раз, когда я приходила убирать дом, я слышала мелодию песни «Аллилуйя» в ее исполнении.
Последыш Джордж был таким же пухлым, как Дафна, и так же прятал запасы углеводов в тумбочке рядом с кроватью. Заправляя его постель, под одеялом я постоянно находила обертки и фантики.
В его комнате я обычно читала детские книжки, когда хотела немного передохнуть. Особенно мне в душу запала книга про гуся, которому казалось, что он слишком много работает на ферме. Этот гусь, чтобы не работать, принял участие в выборах на должность директора фермы и победил, причем с помощью весьма популистских методов. Но оказалось, что управлять фермой нелегко. Тогда гусь решил стать мэром, считая, что уж там-то его ждет халява. И снова выиграл выборы. И снова был разочарован большим объемом обязанностей. Потом в поисках синекуры он стал губернатором, а затем и президентом США. Однако так и не нашел работы, на которой ничего не надо было бы делать, бросил президентство и вернулся на ферму, чтобы написать мемуары «Как я был президентом США».
Джордж был моим нелюбимцем. Почему? Потому что за неделю этот двенадцатилетний мальчик умудрялся обоссать четыре унитаза – в личном санузле и в туалетах рядом с кухней, у кабинета и при кинозале. Я бы на месте родителей уже давно обеспокоилась, что у ребенка то ли проблемы с координацией движений, то ли руки слабые. Иногда мне даже хотелось попросить французского папу дать Джорджу мастер-класс.
Мой бывший начальник любил говорить проштрафившимся сотрудникам, что те член двумя руками удержать не могут. Эх, помыл бы он хоть раз туалет, в котором и правда кто-то чего-то не удержал!
Это все мне предстояло пережить снова, но после получаса прослушивания передачи про пчел в компании мешка с землей, который заваливался на меня на резких поворотах, мне не терпелось начать прибираться.
Сьюзен выглядела взволнованной. Она явно куда-то собиралась.
– Где лучше начать уборку? – спросила я для затравки.
– Моя старшая дочь приехала из колледжа, она еще спит наверху, так что лучше начните с моей спальни. Я уезжаю по делам, к обеду вернусь. Если захотите есть, берите из холодильника и кладовки, что угодно.
Я загрузила холщовую сумку моющими средствами, взяла ведро и швабру и пошла в главную спальню или, как еще тут называют родительскую опочивальню, мастер-бедрум. Сумку я собирала тщательно: дом огромный, если что-то забудешь, не набегаешься. И так к каждой комнате и обратно вещи нужно было носить дважды: сначала сумку с химией и швабру с ведром, потом пылесос.
Обрадованная отсутствием хозяйки, я решила помыть пол, пока она не видит. Сьюзен настаивала на том, чтобы вместо мытья протирать деревянный пол сухой плоской шваброй с полиролью, но при таких площадях у меня к концу уборки на руках появлялись огромные волдыри. Обычной шваброй с водой и моющим средством получается, во-первых, намного чище, во-вторых, быстрее, а в-третьих, без волдырей. Поэтому я воспользовалась случаем и быстро прибралась в спальне.
Откровенно говоря, в этой спальне могли бы поместиться не только огромная кровать с десятком подушек, здоровый кожаный диван, комод и телевизор размером с футбольное поле, но и среднестатистическая российская «трешка». А в ванной и гардеробной при спальне – еще одна.
Чего только не было в этой ванной! И панорамные окна, и хрустальная люстра, и четыре бра, и унитаз с биде, и душевая кабина с золотыми стенами, и джакузи, не говоря уже о двух здоровенных тумбах с умывальниками. Сплошное великолепие. Особенно, если тебе не предстоит все это отмывать. Первые недели я себе чуть шею не сворачивала, когда пыталась с пола дотянуться до дна джакузи, чтобы насухо его протереть после мытья. Потом я догадалась кидать на дно полотенце, залезать в саму ванну и тогда уже сушить ее без риска для жизни.
Гардеробная, хоть и была намного больше, чем у Гавела, особого впечатления не производила. Точнее, продуманные системы хранения разного рода вещей были достойны интереса, а вот сами вещи не были ни суперстильными, ни шокирующе дорогими. Так, в основном масс-маркет, да еще немного одежды, которая в чеках американских магазинов фигурирует обычно как «одежда получше». Собственно, та же картина наблюдалась и в детских гардеробных. Косметикой в этом доме тоже пользовались не экстра-класса, у меня и то была дороже. Складывалось впечатление, будто на гигантский дом с отделкой «дорого-богато» (хрусталь, мрамор, позолота) денег хватило, а на начинку – уже не очень. Вот оно какое, скромное обаяние буржуазии.
К часу дня, отмыв мастер-бедрум, кабинет, музыкальную комнату, желтую гостиную с телевизором и примыкавшую к ней мини-кухню с баром, голубую гостиную для приемов, парадную столовую, две здоровых прихожих и маленькую прачечную, я оголодала и полезла в холодильник за йогуртом за четыре бакса. Ясное дело, я такой ем только в этом доме. На свои деньги я покупаю в магазине «Сэкономь много» только крахмальный, с красителями, по акции «Три банки за доллар».
Когда я доедала третью упаковку йогурта с ревенем и клубникой, закусывая его сыром и запивая молоком, пришли дети.
– Привет, ребята! – поприветствовала я их, но они меня проигнорировали.
Ага, в церковь каждую неделю ходят, подарочки беднякам собирают, а уборщице ответить им гордыня мешает! Ну-ну, ну-ну. Поправлю я вам еще подушечки, не помыв руки после уборки туалета!
Дети быстро рассосались по своим комнатам, а в кухню спустилась девушка, которую я раньше видела только на семейных фото. Еще по снимкам я сделала вывод, что старшая дочь Сьюзен не совсем здорова, и теперь это мнение только укрепилось. Она была бледной, под глазами залегли тени, а слабые руки спускались по бокам, как плети.
– Бриджет, – представилась девушка.
– Наталья.
– Может, сделать вам кофе или чай? – спросила Бриджет.
Хозяева домов часто предлагают мне напитки и сами их для меня готовят, но у Джексонов это было впервые.
– Не беспокойтесь, я уже пообедала.
Я собиралась помыть кухню и обычную, непарадную, столовую, чтобы на этом закончить уборку первого этажа, но вернувшаяся домой Сьюзен сказала, что будет готовить, и отправила меня наверх, благо дети выползли из своих комнат и спустились ей помогать.
Приведя в порядок все спальни, швейную комнату и большую прачечную на втором этаже, третий этаж с кинотеатром и все лестницы, я спустилась вниз. В простенькой столовой семья Джексонов уже вкушала ужин, и я, стараясь не шуметь, начала прибираться на кухне. Стены между кухней и столовой не было, поэтому я невольно стала свидетелем их разговора.
– О, я сегодня встретила Кена. Ему пятьдесят шесть лет, у него рак мозга, и представляете, он все еще жив! – воодушевленно сказала Сьюзен.
Я чуть тряпку от неожиданности не выронила, а вот все члены семьи явно разделяли ее энтузиазм. Они принялись задавать уточняющие вопросы о том, как же Кену удалось так долго удержаться на бренной земле.
Быстро закончив ужин, все разошлись по своим делам: Джек – в кабинет, а четверо младших детей – в церковь. За столом остались только Сьюзен и Бриджет. Мать, сидевшая напротив дочери, наклонилась к ней и взяла за руку.
– Знаешь, тебе нужно решить, какой опыт ты хочешь получить в оставшиеся годы. Если хочешь вернуться в колледж, когда тебе станет лучше, мы не будем возражать. Но не лучше ли провести это время здесь, с семьей и друзьями, с теми, кто тебя любит и всегда поддержит? – сказала Сьюзен теплым, немного дрожащим голосом.
– Я подумаю… – прошептала Бриджет.
– Если ты хочешь путешествовать или выйти замуж – скажи, мы с папой поможем тебе во всем, что от нас зависит.
– Я хочу, чтобы меня любили. Всю мою жизнь. До самой смерти.
– Мы тебя любим. Мы все тебя очень любим.
– Я не об этом… – Бриджет готова была заплакать. – Кому я такая нужна – некрасивая, слабая, да еще и жить мне осталось пять лет?
Матери ничего не оставалось, кроме как подойти к ней, прижать к себе и баюкать, как маленького ребенка. Мне было очень жаль Бриджет. Из всех детей в этой семье она была самой доброй и к тому же ничуть не надменной. Неужели и правда всегда уходят лучшие?
В этот момент я поняла две вещи: первое – я больше никогда не смогу никому завидовать и второе – мне нужен план, хотя бы на пять лет.