Преступлений и других правонарушений на планете Хитон было не так, чтобы слишком много. Но всё же они были. Боровшиеся с ними органы размещались в здании, которое насчитывало всего три этажа. Тем не менее, каждый этаж был наполнен сотрудниками, в меру своих сил исполнявшими служебные обязанности.
Впрочем, не все сотрудники правоохранительных органов служили именно в полиции. Полиция занимала первый этаж пирамидального здания. Он был самый вместительный. Второй этаж отдали в распоряжение сотрудников прокуратуры и служб юстиции. Третий этаж вмещал секретариаты судов и залы заседания.
Планировка Правоохранительного Центра позволяла надеяться на рост отдачи от всех элементов системы. Конечно, коммуникация посредством информационной сети гарантировала поддержку работы хоть на разных планетах галактики. Но принципы канцелярской деятельности и традиции документооборота рушить не захотели. Было что-то церемониальное в том, как представители одного органа переходили между кабинетами, поднимались с этажа на этаж и лично передавали и забирали документы.
Состав работников правоохранительных органов включал представителей как натурных, так и машинных людей. При этом старались сохранять пропорции представительства, соответствующие количеству этих граждан в обществе. В связи с чем доли присутствия колебались, в основном в сторону увеличения числа представителей машинного сообщества. Тут уж ничего поделать было нельзя. Несмотря на все старания и прогресс медицины, здоровье машинных людей было явно лучше, чем у людей натурных, а средняя продолжительность жизни – выше.
Кроме того, в последние годы увеличилось число решений, направленных на смену статуса человечности с натурного на машинный. Натурные люди заказывали кибернетические тела, оцифровывали свой разум и переходили в стан машинных людей. Обратные переходы, по некоторым причинам, оказывались затруднены. Никто из машинных людей, во всяком случае, в данный исторический период не становился натурным человеком.
Закон не препятствовал указанным переходам, хотя оставались чисто юридические нюансы. Натурные люди, поменяв природный статус на машинное существование, теряли возможность выступать наследниками своих бывших родственников. Распадались сложившиеся семьи. Дети теряли отцов и матерей, точно так, как если бы те умирали.
Имевшиеся трудности не мешали росту числа машинных людей. Плюсы машинного существования перевешивали. Вместе с тем росло и представительство машинных людей в центрах принятия решений, равно как менялось соотношение представителей двух сообществ в полиции, прокуратуре и других правоохранительных органах.
Первый этаж здания, в которое попал Штокман, представлял собой совокупность рабочих зон, имеющих оригинальную компоновку. Каждая зона была отгорожена прозрачными стенами. В случае необходимости прозрачность стен кабинета варьировалась. Впрочем, обычно так не делали, ибо секретов у коллег друг от друга не было.
Кабинеты располагались по сторонам рукавов спирали, которая закручивалась к центру первого этажа здания. Впрочем, кабинеты руководителей отделов располагались внутри рукавов спирали. Переход из отдела в отдел по необходимости шёл через эти кабинеты.
Рукава спирали в целом вели в сторону аналитического центра городского управления полиции. Работа центра опиралась на вычислительные возможности интеллектуальных систем, поддерживающих совместную деятельность представителей машинных людей и их биологических коллег. Аналитический центр координировал обработку, хранение и передачу информации, генерируемой остальными сотрудниками и получаемой из внешних источников.
По результатам обработки имеющейся информации аналитический центр выдавал рекомендации к действиям, связывался с прочими правоохранительными органами или иными центрами принятия решений планеты (и даже Галактики). Связь шла как «по воздуху» посредством радиоволн (в Галактике связь обеспечивали межзвёздные ретрансляторы), так и при помощи прямых контактов натурных людей одних органов с натурными людьми других органов. Машинные люди предпочитали первый тип связи. Натурные хранили традиции прямого общения.
Кстати сказать, традиции натурных людей не были так уж прямо лишены здравого смысла. Это касалось передачи и приёма информации между аналитическим центром на планете Хитон и аналогичными центрами на других планетах. Как известно, распространение радиоволн ограничено пределами скорости света. А эта скорость не всегда позволяет связаться с удалёнными объектами в режиме реального времени. Субъекты коммуникации часто находятся на расстоянии нескольких световых лет друг от друга. Система ретрансляции оставляет шанс устранить запаздывание сигнала, но полностью решить эту проблему не может.
В случае необходимости передать или получить сообщение между отдалёнными звёздными системами, имело смысл задействовать вестовых. Они гарантировали обмен информацией, перемещаясь в космических кораблях, двигавшихся в подпространстве. Это тоже занимало какое-то время, но позволяло компенсировать задержки передачи сигнала по цепочке ретрансляторов. Выигрыш времени составлял иногда до нескольких суток!
Дело, по которому прибыл Штокман, получило высочайший приоритет. Следователя ждали сразу в аналитическом центре. Между прочим, крайне редко работники центра вынуждены были констатировать недостаток интеллектуальных ресурсов и привлечь помощников со стороны. Как считалось, такой подход не означал автоматического признания интеллектуального превосходства сторонних участников. Напротив, это свидетельствовало о здоровых отношениях внутри Галактической Федерации. Одни члены центров принятия решений признавали пробелы в собственных умениях, другие центры включались в процесс и выявленные пробелы ликвидировали. Впрочем, случались и недоразумения, но об этом в другой раз.
– Приветствуем Вас в наших палестинах! – обратился один из натурных агентов аналитического центра к Штокману, как только тот появился на пороге. – К скорби своей, мы готовы признать своё интеллектуальное бессилие и падаем ниц в прах к Вашим ногам! – маленький человечек воздел руки вверх и показал, как именно он будет падать ниц.
– Не перебарщивай! – оборвала речь биополицейского высокая кибердевушка в тёмно-зелёном световом платье. – Следователь прибыл не выслушивать причитания о недостатках нашего интеллекта, а помочь разобраться в деле.
– Совершенно с Вами согласен, – спокойно проговорил Штокман. Ни один мускул не дрогнул на его лице при виде всей сцены. Он давно привык, что декларируемое равенство и готовность прислушиваться к иному мнению в аналитических центрах несколько, скажем так, отклонялись от стандартов. Мало, где машинные люди всерьёз слушали людей натурных, да и к сотрудникам внешних структур уважения они практически не проявляли. Но все старались держаться в рамках норм приличия и на отдельные эксцессы внимания не обращали.
Между тем, в данной ситуации не все приличия были соблюдены. Возьмём, скажем, то, что местные полицейские поприветствовали Штокмана, а своих имён не назвали. «Ладно, это не так уж и принципиально, – подумал он. – Потом разберёмся, если потребуется».
– В дороге я ознакомился с частью имеющихся материалов дела. Но всего узнать не успел, – сказал следователь. Он улыбнулся и развёл руками, словно извиняясь перед участниками импровизированного совещания за естественные ограничения своих возможностей. – Впрочем, не всё в материалах могло бы быть и отражено. В частности, там нет имеющихся у вас рабочих версий. А очень хотелось бы их услышать!
– Что тут можно сказать? – проговорил биополицейский и очень по-человечески почесал гладко выбритый затылок. – Известно, что погибли восемь машинных девушек. Во всех случаях преступление совершалось либо в увеселительных заведениях, либо рядом с ними. Для обсуждения предлагаются три рабочие версии. Начну с первой. Это ограбление.
– Передайте описи имущества жертв, – попросил Штокман
– В каком виде? Можем выслать по сети напрямую Вам на имплант, а можем представить в физическом виде, – произнесла киберполицейская.
– Думаю, лучше и так, и так, – ответил Штокман. – В процессе я оценю сведения, представленные в документе, привлекая цифровые компоненты моего мозга. Остальные примут участие в дискуссии, держа копию документа перед глазами.
Биополицейский кивнул, выполнил необходимые действия с коммуникатором, а также достал распечатанный документ из множительного устройства и раздал участником совещания. Штокман кратко пробежал по списку и хмыкнул. Собственно, он уже видел его раньше при изучении материалов дела. Имелись некоторые соображения на этот счёт. Теперь надо было лишь дополнить картину и привести всех к верному выводу.
– Что даёт основания думать об ограблении? – спросил Штокман. – Говорят ли об этом следы с мест преступления? Позволяет ли так думать опрос свидетелей, а также друзей и кибернетических родственников жертв? Другими словами, есть ли сведения, что пропали какие-то личные вещи? Или имеются другие признаки совершённых ограблений?
– Из личных вещей ничего не пропало, – задумчиво проговорил биополицейский. – Если не считать мозга жертв, конечно.
– Отследили по информационной сети возможные случаи повторной активации украденных мозгов? – уточнил Штокман.
– Следов активации не зафиксировано. Но есть основания полагать, что украденные мозги уничтожены, – ответил биополицейский.
– Какие же это основания? – спросил Штокман.
– Конструктивные особенности кибернетических мозгов таковы, – пояснила киберполицейская, – что даже в отключенном состоянии они через информационную сеть посылают сигналы базовых настроек своим создателям. Это требование безопасности, оно помогает фиксировать функциональный статус кибернетического мозга. Так вот, из сети пропали все сигналы кибернетических мозгов жертв без исключения. Поэтому высока вероятность, что они были полностью разрушены.
– Спасибо за ценное уточнение, – задумчиво проговорил Штокман. – Думаю, что версию с ограблением надо отмести или хотя бы отложить, – следователь смял список, переданный ему ранее, и бросил его в утилизатор. Пока документ исчезал из виду, следователь поинтересовался у присутствующих:
– Кстати сказать, а почему дроны слежения ничего не зафиксировали в моменты совершения преступлений?
– Сбой системы, – просто ответила киберполицейская.
– Восемь раз? – удивился Штокман.
– Такое, конечно, маловероятно, – поджав губы, проговорила киберполицейская. – Но могло произойти в моменты переключения интеллектуальной системы, управляющей климатом города. Видите ли, климатическая служба периодически планирует грозы. Они нужны для сброса избытков электричества, накопившегося в атмосфере. В такие периоды дроны подвержены сбоям, чем и воспользовался преступник или преступники.
– Ясно, – сказал Штокман – И всё же хотелось бы заглянуть в записи систем наблюдения. При этом учтём, что информацию с мест первых семи убийств я уже изучил. Ничего примечательного. Но что насчёт последней жертвы? Что она делала прямо перед трагедией? С кем она виделась в ночном клубе? Были ли у неё конфликты с кем-то из посетителей? И вообще, хотелось бы прояснить причины, по которым последнее убийство связали с предыдущими случаями. Мне для такого заключения не хватает информации.
– Мы отработали это направление ещё вчера, занимаясь расследованием по горячим следам, – ответила киберполицейская. – Система безопасности в клубе зафиксировала, что жертва практически ни с кем не общалась. Был, правда, один натурный человек. Он и жертва кратко поговорили, но перебросились буквально парой реплик. В дальнейшем этот биопарень весь остаток вечера провёл с ещё одной особой. Ту биодевушку мы допросили. Она рассказала, что биопарень пытался познакомиться с жертвой, получил отказ и немного разозлился. Но потом они стали общаться и покинули клуб вместе. Дроны улиц подтверждают рассказ. А далее случилась гроза, произошёл сбой системы наблюдения, и информация какое-то время не поступала.
Киберполицейская развела руками и внимательно посмотрела на Штокмана.
– И последнее, – проговорила она. – Связь всех преступлений прослеживается в отношении общности их жертв по полу, возрасту, внешности, личным увлечениям и даже политическим убеждениям. Кроме того, ещё и обстоятельства гибели позволяют говорить о том, что это единая серия. Последний случай вписывается в неё практически полностью.
– Ясно, – проговорил Штокман, задумчиво переводя взгляд с собеседницы на биополицейского. – Так что там на счёт второй версии?
– Вторая версия, – монотонно проговорил биополицейский. – Мы имеем дело с сексуальным маньяком.
Биополицейский бросил взгляд на киберполицейскую. Та никак не прокомментировала высказывание коллеги.
– Высланные мне материалы не содержали данных о насилии сексуального характера, – возразил Штокман. – Собственно, и о насилии как таковом следует говорить в достаточно специфическом его понимании. На телах жертв имеются следы воздействия энергетического оружия, и есть следы хирургического вмешательства при удалении мозга. Больше экспертами ничего не зафиксировано.
– Лично я согласна с такой оценкой, – подала голос киберполицейская. – Версия с сексуальным маньяком не выдерживает критики. Но есть ещё одна. Мы определённо имеем дело с серийным убийством. При этом все жертвы связаны с активистами движения «За равенство брачных союзов». Кто-то имел кибернетических родственников в составе движения, а некоторые жертвы и сами были активистками. Плюс к тому, в городе действуют противники упомянутого движения, так называемая «Секта непримиримых».
– Вот, вот, – удовлетворённо проговорил Штокман, уже державший в уме эту возможность. – Думаю, в этом направлении и надо копать!
– Копайте, – пожала плечами киберполицейская. – Мы поможем Вам всем, чем будет необходимо.
На том пока и остановились. Штокман запросил файл с описанием последней по времени акции движения «За равенство брачных союзов». Ему выделили рабочее место. Он расположился как можно удобнее в кресле и начал знакомиться с предоставленной информацией.