– Куда собрался? – доносится из прихожей голос мамы.
– Я же говорил, что иду на игру с пацанами. – Я слышу возню брата и звук застегивающейся молнии.
– Ром, возьми Веруню с собой, будь братом. Что-то она загрустила совсем, – шепчет мама умоляющим голосом, наверняка уверенная в том, что я не слышу их из комнаты с открытой дверью, которая находится через два метра от них.
Это действительно так.
После того как забрала вещи из гардеробной, я не пошла на читательский брифинг. Вряд ли кому-то из ребят понравится лицезреть мой распухший нос и красные глаза, да и настроение не годилось для того, чтобы обсуждать предстоящий марафон «Ночь в библиотеке».
Домой я возвращалась уже не с такой фанатичной аккуратностью. Один раз мне даже захотелось специально наступить в грязную лужу и испачкать опротивевшие замшевые сапоги. Но благодарная умница-дочь во мне не позволила совершить столь неблагоразумный поступок обиженной девочки, напомнив, какого труда стоит моим родителям одевать нас с братом.
Злясь на саму себя, я хотела утроить протест, бойкот и наказать себя отказом от обеда, но мамины котлеты призывно смотрели на меня из глубокой жаровни, а воздушное картофельное пюре так и манило проверить, настолько ли оно нежное, как кажется на первый взгляд.
И я проверила.
Отказаться пришлось от чая с конфетами, но это я сумела пережить.
Я наспех сделала домашнюю работу, но не стала садиться за проект Бубновского. Вместо этого решила пострадать, завалившись в кровать и обняв любимую желтую подушку в виде улыбающегося смайла в очках, которую мне подарил брат на восемнадцатилетие. Включила плейлист под названием «Поплакать» и воткнула наушники, сделав музыку ненавязчивым фоном.
– Издеваешься, мам? – шепчет Рома. – Ты видела ее лицо? Она мне всю репутацию испортит.
Вот же гад!
С другой стороны, он прав. Сейчас я выглядела как унылый смайл и вряд ли смогла бы составить брату хорошую компанию.
– Какую репутацию? Лентяя и оболтуса? – возмущается мама.
Обожаю ее.
– Ну, ма-ам, – канючит братец. – Ребята из компании даже не знают, что у меня есть сестра.
– Вот и узнают. Иди, пригласи Верунчика с собой. Пусть отдохнет от своих учебников, – не сдается мама.
– Там компания не для Веры, мам, – говорит Рома.
Я вынимаю наушники из ушей и приподнимаю голову, чтобы лучше их слышать.
– И какая там компания? – В голосе мамы звучат напряженные нотки. – Ну-ка, признавайся, паршивец. – До меня доносится хлесткий удар, и я хихикаю, представляя, как мама лупит кухонным полотенцем по заднему месту моего уже не маленького брата. – С кем ты связался?
Ромыч часто огребает от родителей. Особенно за оценки. Гены в нашем с ним случае распределились неравномерно. Весь ум достался мне, а Роману – приторная для парня привлекательность.
Мой брат тот еще ловелас-красавчик. Армия из его поклонниц исписала все стены и лифт в нашем подъезде. Практически каждые выходные папа гоняет его с тряпкой, заставляя оттирать любовные послания вроде: «Рома, я люблю тебя!» или «Рома из 11В + Вика из 9А = ЛЮБОВЬ», где надпись «Вика из 9А» постоянно меняется на новое имя и класс. Когда я училась в одиннадцатом классе, а брат в девятом, женские туалетные кабинки уже были исчерканы признаниями в любви моему брату.
Ромке не нужно стараться производить впечатление, ведь его яркая симпатичная внешность уже сама по себе привлекает внимание противоположного пола. И даже вещи, на которые из семейного бюджета выделяется аналогичная сумма, на нем смотрятся более стильно и модно.
– Эй, за что? – вопит брат. – Да нормальные там ребята. Просто не такие заучки, как наша Вера.
Ну понятно. И брат туда же.
Сегодня день моего полного уничтожения.
Стремная босячка-заучка в очках и дешевых сапогах из секонд-хенда.
А мне ведь даже не обидно. Потому что так и есть.
– Ну-ка, рот закрой, – шикает на него мама. – Живо вернулся и взял с собой сестру. Иначе никуда не пойдешь. А, кстати, ты сделал алгебру? – понижает голос мама.
– Понял. Я за Верой.
– То-то же, – удовлетворенно хмыкает мама.
Чтобы попасть в нашу комнату, Роме нужно сделать всего пару гигантских шагов. Я даже успеваю прикрыть глаза и притвориться спящей.
– Ты не спишь.
Я чувствую, как брат на меня смотрит.
– Я все слышала. И никуда не пойду. – Я накрываю голову подушкой, давая понять, что разговор окончен.
– Слава богу, – облегченно выдыхает брат.
Вот же мелкий паршивец! Хотя эта тушка ростом с жирафа и весом бегемота явно не вяжется со словом «мелкий».
Я бросаю подушку в брата, и тот ловит ее, причем таким выверенным движением, что берет гордость от того, что он хотя бы что-то умеет.
– Мам, я ее уговаривал, она не хочет, – кричит он, подбрасывая подушку в руках.
Не могу я злиться на этого балбеса и расплываюсь в улыбке.
Ромка тоже.
Потом выражение его лица становится серьезным, и я улавливаю в нем уже совсем не пацанскую игривость, а мужские черты. Он подходит ближе и усаживается рядом, отчего моя полуторная кровать прогибается под его весом. Кивком указывает мне подвинуться и закидывает тяжелые ноги на персиковое пушистое покрывало.
– Ну, что случилось, систер? – Мы поворачиваемся к друг другу лицом, подпирая щеки руками. – Кто посмел обидеть моего очкарика? – Из большого и указательного пальцев Ромка делает полусердце – старый, но не забытый и дорогой нам жест.
При всех наших взаимных колкостях и подначиваниях мы остаемся семьей. До его четырнадцатилетия мы были не разлей вода. Я делала за него домашку, а он защищал меня от обидчиков. Он же подарил мне первые крутые наушники, которые он купил на деньги, скопленные от бабушкиных: «На, внучок, на мороженое». Первая его драка случилась из-за меня, потому что мальчик из соседнего дома назвал меня «очкастой жабой» и разбил мои очки. Первый мой кулинарный шедевр был опробован братом, после чего я выхаживала его от пищевого отравления. Я научила его завязывать шнурки, а мое умение плевать из камыша на дальность – заслуга Романа.
Но когда ему исполнилось четырнадцать, Ромка вдруг заметил, что он – парень и на него заглядываются девчонки. Новая компания, первая бритва, бальзам для бритья и ночные переписки с подружками – я даже не заметила, как быстро мой брат вырос. Но точно знала, что случись у кого-то из нас беда или неприятность, мы, как и раньше, соединим две половинки сердца, напоминая, что мы есть друг у друга.
Левой рукой сооружаю корявое полусердце и пристраиваю к красивым ровным пальцам брата. Мы долго разглядываем одно большое родное сердце. Прямо как в детстве.
– Кому мне надрать задницу? – с улыбкой спрашивает брат.
Я хохочу. Если бы все было так просто…
– Наверное, мне. – Я пожимаю плечами. Никто ведь не виноват, что его сестра – объект насмешек.
– Я серьезно, Вер. – Ромка хмурится и внимательно вглядывается в мое лицо. – Только скажи.
– Обязательно скажу, Ром, – улыбаюсь и убираю со лба брата упавшую темно-русую прядь, такого же оттенка, как у меня.
– Пойдешь со мной? – спрашивает он и смотрит на время в телефоне.
Я задумываюсь.
А почему бы и нет? Кроме как в библиотеке и питомнике, я давно нигде не была, а пострадать успею завтра на парах, глядя на потрясающее лицо Артема Чернышова, такого красивого и такого неприступного для меня.
– Только чтобы побесить тебя. – Я вскакиваю с кровати и выдвигаю по очереди ящики комода с вещами. – Что мне надеть?
Я рыскаю глазами по полкам, прежде чем выудить оранжевый свитер крупной вязки, которому не меньше четырех лет. Со старшей школы в комплекции я не изменилась. Я показываю его Ромке.
– Этот пойдет?
Мой брат удрученно вздыхает, накрывает лицо ладонью и кричит:
– Мам, так что там с алгеброй?