Миссула
Март 1929 г.
Через полтора года, после того как Мэриен отстригла волосы
День выдался теплый, и разлилось ощущение – даже не звук – скрытого таяния, невидимых ручейков под снегом. Река, не замерзавшая посередине, узкой черной полосой текла между широкими белыми берегами.
Но вечером город опять стиснуло, он затвердел. Над горами, обещая снег, нависли облака.
Развозной грузовик, боковушки которого рекламировали «Хлеб и пирожные Стэнли», с грохотом пересек железнодорожное полотно довольно далеко от центра. Сидевшая за рулем Мэриен на низкой скорости ехала по обледеневшей колее, проложенной другими колесами, уверенно выруливая, когда машина начинала скользить. Ей нельзя застрять в снегу или грязи, ей вообще нельзя привлекать к себе внимание, она необычный развозчик – четырнадцатилетняя девочка, вымахавшая, как иной взрослый мужчина, но тощая, в комбинезоне, овечьем тулупе, связанном Берит коричневом кашне и кепке, низко надвинутой на короткие волосы. Полиция, получив свое, оставила ее в покое, однако неосмотрительность не могла привести ни к чему хорошему. Она развозила хлеб и пирожные, да, но кроме того спрятанные в корзинах под фирменными упаковочными тряпками мистера Стэнли бутылки.
Бутылки стали решением.
Когда она отстригла волосы и ее можно стало принять за мальчика (вместо речи гугня, голова опущена), фермеры иногда брали ее как дешевую рабочую силу, но на сборе яблок и отпиливании тыквенных стеблей много не заработаешь. Работа в библиотеке, где она расставляла книги на полки, приносила еще меньше. Все, что она могла придумать, дабы раздобыть необходимые деньги (например, открыть автомастерскую), не годилось для четырнадцатилетней девочки, сколь угодно смелой.
Однажды, отработав на ферме, сгорев на солнце, с болью в руках она лежала на веранде, и в ней шевельнулось слабое воспоминание. Калеб как-то продал винокуру в конце долины пустые бутылки. Он получил достаточно, чтобы на много недель обеспечить себя леденцами, однако работа показалась ему тяжелой и нудной. «Не буду я рыться в мусоре для этого старого кретина», – буркнул тогда Калеб. А Мэриен могла и порыться.
Винокура звали Забулдыга Норман. Она знала, где его хижина и сарай, в котором он держал свое хозяйство. Гуляя по лесу, слышала запах горячей браги. И, собравшись с духом, постучала в дверь, открывшуюся со скрипом и явившую буйную седую шевелюру и бороду с испуганными, внимательными глазами по центру.
– Чего? – спросил Забулдыга, как будто она уже что-то сказала, а он не расслышал.
– Мистер, вам нужны бутылки? Я могу приносить бутылки, если вам надо.
Пожевав губами, он кивнул:
– Еще бы, мне всегда нужны бутылки.
Десять центов за галлон, пять за кварту, два с половиной за пинту. Она обшаривала проулки позади подпольных баров, хозяйственно-продуктовых лавок, аптек, копалась в городской свалке и на захламленных задних дворах у пьяниц. Заполняла мешки пустыми бутылками – зелеными, коричневыми, прозрачными. На некоторых были этикетки. Канадский виски «Премиум». Английский джин «Премиум». Скорее всего, подделки, напечатанные бутлегерами, но некоторые походили на настоящие, хоть пойло могло быть разбавлено водой и этиловым спиртом. Прежде чем залить в бутылки свою белую бурду, по-своему добросовестный Забулдыга отклеивал этикетки в кипятке. Мэриен обменивала мешки на купюры и монеты. В конце концов Забулдыга заявил ей, что ему пока хватит, и отправил к мистеру Стэнли, пекарю, который охотно купил ее припасы.
Как-то раз, пока она с грохотом доставала мешки из машины Уоллеса, мистер Стэнли стоял у заднего выхода своей пекарни и курил. (Он выпекал хлеб, варил отруби – запахи, само собой, смешивались, хотя у Стэнли винокурни были рассованы по всей долине.)
– Парень, тебе не хочется расширить дело? – спросил он.
– Всегда ищу дела, – ответила Мэриен. Небольшой приступ угрызений совести: – Но знаете, я не мальчик.
– Так там девочка? – мистер Стэнли наклонился и заглянул под козырек кепки. Сузившиеся глаза, облако дыма, мука на волосатых руках. Она не сомневалась, что он уже давно раскусил ее маскарад. – Ну что ж, ладно. Тебе не хочется расширить дело, девочка?
Перед тем как переехать железную дорогу, Мэриен побывала в шести домах, в клубе ветеранов, четырех ресторанах и у двух врачей. Сумеречное небо отяжелело от так и не выпавшего снега. На адресах она выдавала корзины: где-то только выпечку, где-то только алкоголь, а где-то и то и другое. Стучалась в двери, спускалась в подвалы, забирала деньги из укромных скворечников и дупел, оставляя там бутылки. Стэнли не позволял ей развозить по подпольным барам и придорожным кафе крупные партии, требовавшие больше изворотливости и времени, а кроме того, повышавшие риск ограбления. Он держал ее для мелких заказов. Висевший на шее кошелек медленно заполнялся купюрами и монетами; после каждой поездки она вручала наличные Стэнли, тот отсчитывал ей пару купюр, которые она приносила домой и складывала в одном из тайников во флигеле (книги с вырезанными страницами, кошель, прикрепленный снизу к сиденью стула). Стэнли не возражал против того, что она девочка. Остальные его развозчики воровали выпивку, пытались оттяпать бизнес. Мэриен нет.
Прошлым летом она заявила Уоллесу, что по достижении четырнадцати лет хочет бросить школу.
Они были в его мастерской, и дядя, отложив кисть, вытер тряпкой руки.
– Но почему, Мэриен? Многому нужно научиться.
– Хочу работать. Я уже развожу товары для мистера Стэнли.
Уоллес уселся в кресло, указав ей на другое.
– Слышал.
Он не спросил, что она развозит. Не хотел знать, хотя все равно уже знал.
– По закону я обязана окончить только восемь классов, и несправедливо, что ты все еще нас содержишь, хотя вовсе нас и не хотел. Я буду платить тебе хорошие деньги за стол и комнату.
Он сморгнул, как будто Мэриен, выведя его из гипнотического состояния, прямо под носом хлопнула в ладоши.
– Что значит – я вас не хотел?
– Ты поступил порядочно. Но не ты решил так жить.
– Неправда, Мэриен, вы нужны мне.
– Ты не хотел ответственности.
Он обвел взглядом неоконченные картины, мешанину из кистей и тюбиков краски. Машинально посмотрел на часы, словно надеясь, что ему пора на какую-нибудь мешающую разговору встречу.
– И как ты думаешь жить без образования? Вечно водить грузовик Стэнли?
Она говорила ему это тысячу раз.
– Я буду пилотом.
Уоллес приуныл.
– Все еще?
– Мне нужно накопить на уроки, но я буду платить тебе пять долларов за комнату и стол. Если нет, если у меня когда-нибудь кончатся деньги, я вернусь в школу.
Она не сказала, что уже просила всех пилотов в городе научить ее летать, но никто не взялся. Теперь в Миссуле за ярмарочной площадью имелся настоящий аэродром с небольшими ангарами и бензоколонкой.
Ее инструктор еще не появился, но появится. Она знала. Мэриен заметила, что посул пяти долларов в неделю вызвал у дяди интерес, но он только повторил:
– Пилотом… – Уоллес с минуту подумал, положив испачканные в краске руки на колени. – Я знаю, Мэриен, ты любишь аэропланы… Не хочу, чтобы прозвучало жестоко, но даже если ты научишься летать… Для чего? Хочешь, как жена Брейфогла, еле-еле сводить концы с концами? Состариться без дома, без детей, без опоры в жизни? Тот позер, ее муж – если они, конечно, женаты, в чем я сомневаюсь, – в какой-то момент удерет, и с чем она останется? Как ты думаешь, что будет с такой женщиной?
– Я должна стать пилотом. И стану вне зависимости от того, буду ходить в школу или нет.
– Тогда ходи в школу.
– Ты удрал, чтобы стать художником, хотя тоже было не практично.
– Тут другое.
– Почему же?
– Не глупи, Мэриен. Потому что я мужчина.
– Не переживай за меня. Никогда не переживал. Зачем начинать?
Уоллес посмотрел на свою картину: поросший выжженной травой холм, скученные облака.
– Если бы не появились вы с Джейми… – Он осекся, потом продолжил: – Да, может, иногда мне и хотелось не иметь груза ответственности, но так мне было бы хуже. Я пытаюсь сказать, здорово, что вы появились, здорово, что я отвечал за кого-то, хоть и не всегда… заботился. – Он вздохнул и, взявшись за переносицу, закрыл глаза. – Мэриен, мне правда очень стыдно, но у меня нет того, что бы заставило тебя пойти в школу на следующий год, если ты не хочешь.
– Нет?
– Нет.
Мэриен вскочила, наклонилась и, обняв, поцеловала его в щеку:
– Спасибо, Уоллес. Огромное спасибо.
– Не благодари меня, девочка. Я тяну тебя на дно.
Сидя за рулем грузовика Стэнли, Мэриен ехала к публичному дому мисс Долли. Первые ленивые снежинки просеивались сквозь свет фар.
После рейда 1916 года, прихлопнувшего почти все бордели в городе, мисс Долли, похожая на тусклую оплывшую свечу, уцелела и по-прежнему руководила своим заведением на Уэст-Фронт-стрит; ее грязная голубятня несколько лет негромко ворковала в затихшем, потемневшем квартале. Девушкам из закрывшихся борделей приходилось работать в закопченных, неосвещенных подвалах, снуя по проулкам подобно похотливым сусликам. Девушки мисс Долли были готовы на все, только бы избежать подвальных кроватей, и трудились усердно, хотя и негодовали на Долли, вычитавшую у них за жилье, питание, даже за стирку и воду для ванн, даже за нагревание на плите щипцов для завивки, короче, за все, что только можно придумать.
Мисс Долли удержалась в центре и после исчезновения китайцев, а с ними их лапшичных, прачечных и травников, выводивших девочек из интересных положений. Она удержалась и когда в квартале появились механики и обойщики Армии спасения, и когда колбасник купил соседний дом, где некогда размещался приличный бордель. Она отвела своих девочек от окон, сидя за которыми они привыкли привлекать внимание прохожих, постукивая по стеклу вязальными спицами или наперстками. (Какой волшебный разносился перестук в старые добрые времена, в дни выдачи жалованья, громкий, как от шахтерских молотов, и даже более прибыльный. Стоило ей заслышать дребезжащее стекло или стук игральных костей в стаканчике, у мисс Долли увлажнялись глаза.) Пожар, виной чему, как она туманно намекала, стала то ли полиция, то ли разорившийся конкурент, то ли поборницы трезвости и добродетели, в конце концов вынудил ее переселиться в неприметный кирпичный дом к северу от железной дороги. Там не было никакой вывески, сообщающей о размещении женского пансиона, не говоря уже о женском товариществе. Клиенты знали, заходить нужно сзади.
Подъехав как можно ближе к дому, Мэриен припарковала грузовик, отцепила сзади сани, где стояли две корзины с еженедельным заказом, и поплелась по улице, таща их за собой.
Одна из девушек, Белль, открыла кухонную дверь.
– Ты! – воскликнула она, увидев Мэриен. – Заходи!
Белль оделась не для клиентов, на ней было простое синее платье с заниженной талией, шерстяные чулки и серая шаль, а волосы стянуты в низкий узел. Лишь густые румяна и сурьма могли навести на мысль о ее профессии.
Мэриен держала в руках одну корзину.
– Вторая в санях.
Белль выскочила в шлепанцах на улицу и, быстро вернувшись со второй корзиной, провела Мэриен на кухню.
– Хорошо, что ты приехала. У нас почти все кончилось.
Белль говорила это всякий раз, очевидно, забывая о педантичности, с какой мисс Долли распределяла недельную норму. Для щедрых посетителей мисс Долли покупала у бутлегеров и импортную выпивку, настоящие скотч, джин, но большинство с удовольствием пили дешевую брагу мистера Стэнли.
– Посиди немножко. Долли нет.
Мэриен надо было ехать дальше, но внимание девочек мисс Долли ей всегда льстило. Она сняла пальто, кепку и села за стол.
– Она оставила деньги за заказ?
– Вот уж чего не знаю.
Откинув ситцевую тряпку, Белль заглянула в одну из корзин и завизжала. На бутылках стояло пирожное с заварным кремом. В другой корзине, к еще большему своему удовольствию, она обнаружила дюжину профитролей, каждый упакован в отдельный кулечек из вощеной бумаги. Подарки девочкам от мистера Стэнли, который время от времени сюда захаживал.
– Давай съедим один, – предложила Белль. – Всего один, поделим.
И тут же вскочила за ножом. Разрезав профитроль пополам, одну половину она жадно отправила в рот пальцами с накрашенными ногтями. Мэриен откусила от своей. И тесто, и крем, еще холодные из грузовика, были твердые и вкусные.
Белль, продолжая жевать, скосилась на нее. Девочки мисс Долли так привыкли к раскрашенным лицам и завитым волосам, что мальчуковость Мэриен представлялась им неприличной и возмутительной. Белль протянула руку и пригладила Мэриен волосы, попытавшись пальцами сделать пробор.
– Говорила я тебе, хватит уже стричься так коротко. Выглядит смешно.
– Мне нравится.
– А дядя не против, что ты стрижешься?
Уоллеса у мисс Долли знали хорошо.
– Он и не пытается со мной воевать. Вот экономка пытается. Прячет ножницы.
– Ты сама стрижешься?
– Нет, меня стрижет друг, Калеб.
Белль кокетливо дернула плечиком:
– Наверно, хороший друг, если позволяешь ему себя стричь. Я никому не разрешаю ко мне подходить, кроме Коры. У нее получается. Все время говорю, ей надо в парикмахерши.
Мэриен вспомнила последнюю стрижку, как Калеб потом смотрел на ее голый торс, потому что шея и плечи у нее все еще чесались от обрезанных кончиков. У девочек мисс Долли ей все было страшно интересно. Она смотрела, как они возятся со своими бог знает из чего сшитыми платьишками с оборками, как кокетливые и соблазнительные ужимки стремительно сменяются праздностью и скучающими позами. Притягательность, гуща женского естества возбуждали ее любопытство, хотя она предпочитала – более-менее – косить под мальчика. Девочки Долли были болтливы, ленивы, жестоки, но что-то в них представлялось важным. Они казались разгадкой тайны, которую она толком не могла нащупать.
Какое-то время она расплачивалась с Калебом, только позволяя ему себя целовать. Впускала его язык, странную мускулистую влажность. После последней стрижки он спокойно расстегнул ей рубашку и, приспустив с плеч, уставился на обнаженную грудь. Мэриен вспомнились картины с Иисусом, где Он после бичевания и видно излучающее свет сердце. Но когда Калеб протянул руку и провел большим пальцем по соску, она отпихнула его, и он рассмеялся, как если бы обчистил чужой карман.
Белль встала и, смочив руки в раковине, вплотную занялась волосами Мэриен, разглаживая и разделяя их на пробор.
– Нет, так не пойдет, – сказала она. – Нужна расческа и чуток бриллиантина. Погоди минутку.
Оставшись одна на кухне, Мэриен слушала шаги Белль по лестнице. Потом нечеткие голоса. Из кастрюли на печи вырывался луковый пар. Рядом с печкой находилась дверь, ведущая в подвал. Она открылась, и вошла миссис Ву. Страшная худоба, маленькое круглое личико, волосы с проседью. Миссис Ву без удивления посмотрела на Мэриен, подошла к печи и помешала варево деревянной ложкой. Затем достала из кармана фартука несколько купюр и, протянув их со словами: «От мисс Долли», – опять исчезла в подвале.
Наверху послышались беспорядочные шаги. На кухню вбежала Белль.
– Поднимись. Там всего пара девчонок. Мы тебя переделаем, разоденем, для смеха. Что скажешь? Скажи «да».
– Да.
Грузовик Стэнли может подождать. Ей осталась всего пара адресов.
– Отлично!
Из-под пирожного Белль достала бутылку. В стакан плеснулось самогона на два дюйма. Белль долила в бутылку воды, заткнула ее пробкой и вернула на место.
Наверху Белль провела Мэриен по темному коридору и толкнула дверь в тесную каморку, освещенную розовым светом: на лампу наброшена розовая шаль, розовые обои с раппортом из роз и лилий. На неприбранной кровати на животе лежала Кора в халате и, задрав ноги, читала книгу. Девушка, называвшая себя Дезире, крошечная, но пухленькая, с лицом, съежившимся, как нераспустившаяся почка, сидела за трюмо в туфлях без задников и расчесывала падавшие на спину черные волосы. Для всех места не хватало. Из ящиков маленького комода, как виноградная лоза, свисали шелк и кружева.
– И что мы будем с ней делать? – спросила Белль, имея в виду Мэриен.
Девочки навалились и, не успела она моргнуть, сорвали всю одежду. Они были привычны к наготе и не стеснялись, как и она сама, хотя рассмеялись на мальчишеские кальсоны. Белль хлебнула самогона, протянула стакан Дезире, та отпила и передала его Коре, Кора отдала остатки Мэриен, которая их и допила. Раньше, до того как Калеб стал ее парикмахером, они втроем с Джейми часто плавали голышом, но тогда это ощущалось первозданным целомудрием, ритуальным обнажением, естественной чистотой. Мэриен прижала кошелек к голой груди.
– Ты думаешь, мы позаримся на твои деньги? – усмехнулась Дезире. – Прости, просто смешно.
– Я не могу их потерять, вот и все.
– Мы сами зарабатываем.
– Сколько?
– По-разному. Спорю, больше, чем ты.
Такой способ заработка Мэриен никогда не рассматривала. У Джильды, матери Калеба, вид всегда был нищенский, но кто знает, как бы она выглядела, если бы не пила.
– У тебя сиськи наконец прорезались, – сказала Кора. Ирландский акцент.
– Где? – спросила Дезире. – Я не вижу ни одной.
– Да вот, – ответила Кора. – Сходи за лупой. – А Мэриен спросила: – У тебя уже есть месячные?
Мэриен, хоть и много читала, не имела ни малейшего представления, что значит девочка, и так от проститутки, в розовой, как кусок кварца, каморке она узнала о ежемесячном проклятии, воистину проклятии, по словам Коры, в которых слышался ужас из-за недополученных доходов.
На Мэриен надели черную нижнюю юбку Дезире, кремовый пеньюар, чулки, подвязки и туфли с ремешком на каблуках. Она таращилась на себя в трюмо, а девочки мазали ей волосы бриолином, пудрили лицо, подводили глаза и втирали румяна.
– Это больно?
– Не очень, – ответила Белль. – У кого-то, правда, страшно болит живот. Когда начнется, надо быть поосторожней, можно залететь. Ты ведь знаешь, что это значит? – Мэриен знала. – Но, если случится, приходи к нам, миссис Ву все уладит.
– Как уладит?
– Чуток перебор марафета и чуток поскрести. – Сев на трюмо, Дезире взяла Мэриен за подбородок. – Миссис Ву была девочкой мисс Долли. А потом начала смежное дело, избавляя от неприятностей.
– Значит, она вышла замуж? – спросила Мэриен, пытаясь представить себе мистера Ву.
Девочки засмеялись.
– Приоткрой рот, – велела Дезире. Красная помада прошлась по окружности губ Мэриен. Дезире отстранилась посмотреть: – Могло быть и хуже.
В зеркале Мэриен увидела смутно знакомого человека. Белки глаз, густо обведенных сурьмой, казались неестественно белыми. Под румянами и пудрой исчезли веснушки. Лицо стало одновременно мягким и жестким, черты резкими, однако еще не вполне определенными.
– И что мне теперь делать?
– Теперь мы продадим тебя по самой высокой цене, – заявила Кора и, стиснув грушу на флаконе духов, направила Мэриен на грудь ароматное облако брызг. – Столько мужиков ищут что-то вроде тебя. Тебе вообще сколько?
– Четырнадцать с половиной.
– Больше, чем было мне, когда я начинала. Ты еще девушка?
– А сколько мне должно быть?
– Не надо, – сказала Белль. – Не ты.
– Это деньги, – заметила Кора.
– Считаешь, твой пример может вдохновить? – спросила Дезире.
Кора обиделась:
– Я больше не живу в одной комнате с восемью братьями и сестрами, правда? И около скотного двора, где воняет навозом.
– А теперь положи руку на бедро, вот так, – обратилась Белль к Мэриен, – и скажи: «Приветик, мистер, хотите свидания?»
– Приветик, мистер, – важно повторила Мэриен. – Хотите свидания?
Девочки чуть не лопнули от смеха.
– Ты спрашиваешь так, будто предлагаешь свидание на похоронах, – выдавила Дезире.
– Сядь вот так, – попросила Кора, выгнув спину и посмотрев через плечо, – и скажи: «Этот мудошлеп, что ли»
Покраснев, Мэриен подчинилась, но разозлилась на их смех, на грязное слово, на свое отражение в зеркале.
Звонок в дверь. Громкий, гулкий, напугавший всех так, что наступила тишина.
– Как раз когда стало весело, – раздраженно бросила Кора.
– Ни у кого не назначено, – вставила Белль.
– Им не нужно «назначено», – фыркнула Кора.
Послышались приглушенные звуки, миссис Ву кого-то впустила.
– Черт. – Дезире вскочила и начала шарить в ящике. – Это ко мне. Я забыла.
– Кора может пойти, – сказала Белль.
– Нет, Баркли Маккуин привередливый.
– Что ж, большое спасибо, – скривилась Кора.
– Да я не про то, ну, он любит, чтобы все было, как он хочет. Белль, спустись вниз, задержи его на минуту. Кора, помоги мне с волосами.
– Баркли Маккуин? – переспросила Мэриен.
Кора уже отводила волосы Дезире с лица.
– Ты его знаешь?
– Слышала.
– Возьми ребенка, – попросила Дезире Белль, выкручивая из гильзы столбик губной помады.
Мэриен похватала свою одежду с пола.
– Пойдем. – Белль потащила ее за собой. – Мне надо вниз. Долли взбесится, если он уйдет.
– Как-то странно идти в таком виде.
Белль оглядела ее:
– Посмотрим, что будет, когда он тебя увидит.
– Я не могу. – Мэриен отпрянула.
Белл потянула ее за руку:
– Просто ради смеха. Будет весело, увидишь. Они же иначе не могут. Скажи про мудошлепа. Попробуй. Я дам тебе целый профитроль.
Внизу Белль выхватила у Мэриен ее одежду и, зашвырнув в переднюю гостиную, где царил мрак, быстро прошла в заднюю. Мэриен задержалась в коридоре, прижавшись к стене. В дверную щель она видела скрещенные ноги сидевшего мужчины, начищенную черную туфлю с элегантно загибающимся носком. Туфлю, не ботинок, несмотря на снег. Дверь закрылась. В коридоре, не считая электрического бра, тоже было темно.
– Прости-и-ите, мистер Маккуин, что заставили вас ждать, – начала Белль, почти как светская дама. – Дезире будет буквально через мину-у-уту.
– Утверждают, терпение – добродетель. – Посетитель выговаривал слова тихо и с акцентом, похоже на говор шотландских шахтеров, но чище, мягче. – А ведь здесь дом добродетели, не так ли?
Мэриен услышала имя Баркли Маккуина, начав работать на Стэнли. Номинально владелец ранчо. С севера. Его отцу, шотландцу, удалось стать одним из первых крупных скотоводов штата, задолго до того, как появилась необходимость в оградах. Мать происходила из флатхедов салиши. Когда какая-нибудь напасть – облава, взрыв, перехваченная партия – лишала местных винокуров и бутлегеров доходов, те шептали имя Баркли Маккуина. Недавно федералы нагрянули с обыском к Забулдыге, разворотили не только его винокурню, но и еще с десяток таких же допотопных заведений, и гуляли слухи, будто в рамках некой договоренности с Баркли Маккуином власти имели нужную информацию. Стэнли знал, рано или поздно дойдет очередь и до него. Говорили, Баркли Маккуину известны все ходы и выходы. Он перевозил пойло через границу на автомобилях, поездах и мулах, на лодках, лошадях и в рюкзаках; вел дела во всех городах Монтаны, а еще в Вашингтоне, Айдахо и обеих Дакотах; придорожных закусочных, подпольных кабаков и магазинов, где можно купить выпивку, у него было не сосчитать; на зарплате у него состояла куча полицейских, юристов, федералов, машинистов, советников, конгрессменов, судей и всех их бухгалтеров; свои запасы спиртного он распихал, где только мог, – от шахт и церковных подвалов до настоящих складов. Говорили, что многотысячное поголовье скота и обширные земли служат ему лишь развлечением. Говорили, что большинство тех, кто работает на Баркли Маккуина, даже не знают об этом.
– Если вам требуется добродетель, мы найдем, – с напускным оживлением хихикнула Белль. – Все для вас, мистер Маккуин.
– Пожалуй, но не сегодня. Дезире скоро будет готова?
– Сбегаю посмотреть.
Белль выскочила из комнаты и пронеслась мимо Мэриен, театрально поведя плечами.
– Белль, – прошептала Мэриен, – что мне делать?
Та остановилась на середине лестницы, наклонилась через перила и прошептала в ответ:
– Поздоровайся. Скажи, что собираешься войти в дело.
Белль шутила, но подзадоренная Мэриен подумала: а почему бы и нет? Почему не профинансировать мечту о небе за счет мужской похоти? Она опять вспомнила Джильду и то животное. Старые часы в конце коридора отсчитывали секунды, как будто кто-то неодобрительно цокал языком. Мэриен могла бы проскользнуть в переднюю гостиную, надеть комбинезон и уйти, но ее парализовало любопытство. Она услышала нетерпеливый шорох, по полу зацокали туфли. Шаги, и дверь распахнулась.
Что увидел Баркли?
Поток света выхватил длинную тонкую фигуру. Бледные, обведенные черным голубые глаза, хрупкая шея, висящие мешком чулки, поскольку не хватало ног их заполнить, черные лакированные туфли, под узкими щиколотками похожие на подковы. Маленькую голову покрывала шапка переливающихся волос цвета слоновой кости. Тонкие запястья, длинные пальцы. Она боится, увидел Баркли. Увидел испуг, а затем какую-то искру, что-то во взгляде, напоминающее ощерившиеся зубы. Вызов. Он не понял, что перед ним ребенок. Да и как можно ожидать здесь ребенка? Он думал о Дезире, внутри у него горел жар и все давило.
Что увидела Мэриен?
Элегантного мужчину в черном костюме, белые накрахмаленные манжеты, на черном жилете золотая цепочка от часов, черные волосы аккуратно подстрижены и лоснятся от масла. Широкий нос салиши, полные губы и четко очерченные, покрытые веснушками скулы. Смуглый, глаза темно-синие. Красавцем не назовешь. Глаза посажены слишком глубоко, подбородок тяжелый, как у бойцовской собаки. Баркли на нее смотрит, видела она; чувствовала, его взгляд буквально прикован к ней.
– Ты кто? – спросил он.
Белль спустилась с Дезире, надевшей скромное кремовое платье; уж какие под ним прятались тесемки и оборки, оставалось только гадать. Мэриен попятилась, все еще прижимаясь к стене, а Баркли двинулся за ней. Идиотка, выстрелило в мозгу, как можно было подумать, что она сможет пойти по стопам Белль и ее товарок. Глупый ребенок, разряженный с головы до пят.
– Ты кто? – повторил Баркли.
Мэриен беспомощно посмотрела на Белль, которая, похоже, пыталась подавить душивший ее смех. В таком наряде, под таким взглядом невозможно сказать, что это еще она, Мэриен Грейвз. Ответа нет.
– Просто ребенок, – отмахнулась Дезире, взяв Баркли под руку. – Не наша.
Маккуин не отбросил ее руку, но и не ответил на жест, все еще не сводя глаз с Мэриен. Белль кусала губы, глаза у нее увлажнились от смеха. Дезире была в бешенстве. Их взгляды загнали ее, как гончие псы лисицу.
– Пойдем? – спросила Дезире, повысив голос.
Маккуин покорился и пошел за ней. Когда он проходил мимо, Мэриен плотнее прижалась спиной к стене и отвела лицо, уловив исходящий от его волос запах масла и еще какой-то дух, горьковатый. Она не привыкла к надушенным мужчинам. Баркли замедлил шаг. Мэриен поняла, он хочет, чтобы она подняла на него взгляд, и еще ниже опустила голову.
– Она просто ребенок, – повторила Дезире. – Мэриен, дуй домой.
– Мэриен, – повторил Баркли.
Мэриен стояла с опущенной головой, пока Баркли и Дезире наконец не поднялись по лестнице и не закрылась дверь. Белль согнулась пополам от смеха.
– У тебя проблемы, – проговорила она, хватая ртом воздух. – О господи.
Мэриен рванула в переднюю гостиную, лихорадочно сбросила платье, нижнюю юбку, чулки, туфли. Какие проблемы? Опять натянула рубашку, комбинезон, сунула ноги в ботинки и, не потрудившись завязать шнурки, пронеслась мимо Белль на кухню за пальто, кашне и пустыми корзинами. Миссис Ву, отвернувшись от плиты, посмотрела в накрашенное лицо Мэриен сначала с изумлением, а потом с отвращением.
– Нет, – покачала она головой. – Нехорошо.
Мэриен успела домой до сильного снегопада. Поднялась наверх умыться. От мыла щипало в глазах, но как она ни терла, не могла избавиться от следов сурьмы.
Берит испекла пирог с курицей, и Мэриен ела в молчаливом волнении. Для Джейми были вареные морковь и лук, поскольку Берит еще наказывала его, пытаясь заставить таким образом есть мясо. Уоллес куда-то ушел. Джейми рассказал Мэриен, что днем поднимался на гору Джамбо.
– Не увидел ни одного лося. Вот все, что мне удалось.
Он открыл свой блокнот на рисунке белки, забирающейся на ствол дерева. Угольных штрихов немного, но все уверенные. Мэриен ощутила грубость древесной коры, крошечные распяленные коготки, изгиб карабкающегося тельца. С набитым пирогом ртом она спросила:
– Ты что-нибудь знаешь о Баркли Маккуине?
– Ты, наверно, больше моего.
Мэриен знала, Джейми переживает из-за ее работы, хотя ему нравилось, что теперь у них были деньги на лакомства и билеты в кино. На Рождество она подарила ему бинокль и набор акварели.
– А почему ты спрашиваешь?
– Я с ним виделась. Ну, что-то вроде этого. Столкнулась.
Мэриен хотела объяснить, как между ней и Маккуином в воздухе повисла какая-то неловкость, как от него перешла к ней, но понимала, что все слова превратят встречу в ничто. Или, наоборот, во что-то очень большое.
– Где?
– У мисс Долли.
Джейми вспыхнул:
– Тебе не надо бывать в таких местах.
– Меня никто не видит. Если только они уже не там. А в таком случае им не с руки читать мораль.
– Разговоры ходят.
Мэриен вскинулась:
– Какие разговоры?
– Что ты работаешь на винокура.
– Но это же правда.
– А что у тебя с глазами? Ты похожа на енота.
Она яростно доела остатки куриного пирога. Он не поймет, даже если объяснить.
– Плевать мне на разговоры, – бросила она.
Когда Мэриен шла во флигель, белые снежинки, крупные, как мотыльки, порхая, плавно опускались на землю. Она попыталась читать, но сознание уплывало к мисс Долли. Она неподвижно сидела в кресле, однако воспоминание о встрече с Баркли Маккуином жалило, как змея. Мэриен надела пальто и опять вышла в ночь. Когда она пробиралась по снегу к хижине Калеба, сердце билось так сильно, что толчки пульса ощущались в шее. В воздухе словно слышалась неявная дробь, невидимые крылышки колибри. Но у Калеба было темно, а когда она постучала по стеклу, он не вышел.
Миссула
Май – июнь 1929 г.
Через два месяца после встречи Мэриен и Баркли Маккуина
Воскресным утром, когда Джейми дремал в постели, получая удовольствие от прохладного утреннего ветра, шевелившего волосы, косых лучей солнца, гревших ноги под одеялом, с лаем вскочили собаки и, вышибив дверь с проволочной сеткой, помчались встречать Уоллеса, шедшего по дорожке к дому. Джейми смотрел, как тот пропихивается через клубящуюся собачью свору, кажется, даже не замечая ее; так человек, намеревающийся утопиться, невнимательно пропарывает волны. Ворот был расстегнут, шляпа съехала на затылок. Накануне вечером Уоллес уехал на машине, значит, по дороге кончился бензин или он въехал в канаву. В такие дни дядя бывал непредсказуем. Мог молча отправиться в постель и не вылезать оттуда до самого вечера; мог угощать Джейми длинными, веселыми, бессвязными историями, мог горько жаловаться на какую-нибудь мелкую несправедливость за карточным столом, мог просить прощения за неясные обиды или все вместе. Угадать невозможно.
Уоллес распахнул дверь и рухнул на раскладушку Мэриен, распространив застоялый дух пота и перегара. Один пес умудрился проскочить вместе с ним, но остальные остались снаружи и выли, пока Джейми не встал и не впустил их.
– Где твоя сестра?
Заговорив, Уоллес показался не таким уж и пьяным.
– Развозит товар Стэнли, – ответил Джейми, забираясь обратно под одеяла.
– Я знаю, что Стэнли, – мрачно сказал Уоллес. – Она, должно быть, не очень хорошо водила мою машину.
– Что-то сломалось?
Уоллес отмахнулся:
– Ты знаешь Лену? Охотницу?
– Лену?
– Широкая, как мужик, и ходит в мужской одежде. Курит сигары.
Джейми понял, о ком идет речь, хотя не знал женщину по имени.
– Видел.
– Страшная, как смерть.
Джейми неплохо помнил лицо: тяжелое, с широким подбородком, густые брови, нос пестрит, как розовый гранит. Она действительно была уродлива, но прозвучало жестоко.
– В уродливых женщинах есть что-то оскорбительное, – продолжал Уоллес. – Уродливый мужчина – беда, но там все-таки можно эстетически за что-то зацепиться. Уродливая женщина только раздражает. – Припозднившаяся собака еще махала хвостом за дверью. – О, ради бога! – Уоллес вскочил и впустил ее. – Ну, довольна? – Он опять лег. – Вчера Лена заявила, что теперь ходит с ружьем, не с капканами. За столом сидел Фред из Спокана, там, где товарные вагоны, возле Лоло, знаешь?
Джейми кивнул, догадавшись, что Уоллес имеет в виду придорожную забегаловку на юге, сколоченную из двух товарных вагонов.
– Ты знаешь Фреда из Спокана?
Джейми опять кивнул. Он шапочно знал почти всех заядлых картежников, ошивающихся в Миссуле. Они заменили старых университетских друзей Уоллеса, тех, что приходили и спорили, когда Джейми и Мэриен были маленькими, но потом как-то незаметно приходить перестали.
– Фред спросил почему, и Лена ответила, что не хочет по ошибке весной прихватить кормящих матерей. Тогда этот незнакомец, который играл, говорит: «Дорого, наверное, иметь сердце». А Лена сказала, что, если детеныши умрут сейчас, она их не увидит потом в своем капкане.
Джейми слишком заинтриговал рассказ, чтобы ему испытать обычную вспышку отвращения к ловле зверей капканом.
– Похоже, она более предусмотрительна, чем большинство людей. Так машина там? В Лоло?
Уоллес не отрываясь смотрел в потолок веранды, закинув руки за голову.
– Как ты думаешь, если Мэриен станет пилотом, она кончит, как Лена?
– Ты хочешь сказать уродкой?
– Да, мне так кажется. Жесткой, одинокой, а в лицо воткнута сигара. Думаю, сырье у Лены было погрубее, чем у Мэриен, но она… Мне уже трудно вообразить ее в платье. Ты можешь представить себе Мэриен невестой? – Его смех споткнулся, перешел в кашель.
– Нам всего четырнадцать, – напомнил Джейми.
– Знаю, – вздохнул Уоллес. – Знаю. Уже поздно. – Он приподнялся на локте и посмотрел на Джейми: – Может, ты с ней поговоришь?
– Она меня уроет.
– М-м-м… – Уоллес повернулся на спину. – Наверное, ты прав. Как бы я хотел, чтобы к нам еще ходила Берит.
Он так часто запаздывал с жалованьем, что Берит в конце концов поступила к профессорской жене в большой дом к югу от Кларк Форка, хотя и пролила несколько скупых норвежских слез, обнимая близнецов на прощание. Перед уходом она научила Джейми кое-что готовить. Он, разумеется, отказался прикасаться к мясу, но, если кто-нибудь поймает и почистит, готов был жарить рыбу. И Калеб иногда приносил форель. Или Мэриен. Хлеб ей давал Стэнли, и, когда хозяйственных денег, которые Джейми выуживал у Уоллеса, не хватало, она докладывала. Джейми ухаживал за огородом, устроенным, как у Калеба. Иногда в сувенирной лавке центральной гостиницы продавался какой-нибудь его рисунок, но деньги Джейми откладывал для себя. Он старался содержать дом в чистоте, но, поскольку ни Мэриен, ни Уоллес, судя по всему, этого не замечали и не имели ничего против грязи и беспорядка, постепенно сдавался.
– Как только Берит не пыталась заставить Мэриен носить платья, – сказал Джейми. – Невозможно.
Ничего не ответив, Уоллес закрыл лицо руками.
– Уоллес?
– Я должен тебя кое о чем попросить. – Из-под ладоней голос прозвучал глухо. – Мне нужно, чтобы ты сказал Мэриен, когда она вернется. Я не могу.
– Что сказал?
– Я потерял машину.
– Как это потерял? Где?
– Проиграл. Поставил ее сегодня ночью.
Джейми не сдержался.
– Почему? – крикнул он. – Почему ты поставил именно ее?
Уоллес сел, сбросил ноги на пол. Руки повисли между колен.
– Я выигрывал. Ну, то есть сначала проигрывал.
Потом ему показалось, что колесо фортуны повернулось, как ветер вращает флюгер. На сете он сорвал небольшой куш. Потом опять выиграл, уже больше, и еще раз, на флеше. Кроме Лены и Фреда из Спокана, за столом сидел рыжеволосый незнакомец в шикарном пальто с меховым воротником. Он достал бутылку канадского виски («Настоящее пойло», – сказал Уоллес) и разлил всем. Уоллеса охватила какая-то легкость.
– Было маловероятно, что я выиграю в следующий раз, но я знал, что выиграю. И выиграл. Я знал, мне надо пару раз проиграть для приличия и убраться подобру-поздорову, но я не проигрывал, даже когда старался.
Фишки, летающие по столу, прибивались к нему, как вольные птахи.
– А потом этот незнакомец спрашивает, не дядя ли я той девчонки, что развозит бухло Стэнли. Я говорю, не понимаю, мол, о чем ты. А он спрашивает: ты ведь Уоллес Грейвз, правда? Он знал имя Мэриен. – Уоллес помолчал. – Он меня взбесил. Я вспомнил Мэриен, вспомнил, как в вашем детстве переживал, только чтобы вы в конце концов вернулись домой, не потеряв по дороге руки-ноги, но теперь, оказывается, я должен переживать из-за ее репутации. Мне надо было уйти. Я знал, что удача кончилась.
Но он остался и проиграл. И проигрывал, и проигрывал. Злобно, мрачно, целеустремленно. Проиграл все фишки, что-то в долг под расписку, а потом и серый «Кадиллак». Его заполучил рыжеволосый незнакомец в пальто с меховым воротником. Старый автомобиль – кроме дома, последние крохи, оставшиеся после Великой светлой полосы 1913 года, – ездил только благодаря неустанному уходу Мэриен, и, возможно, именно поэтому Уоллес позволил себе его поставить: отомстить, поскольку потеря автомобиля станет для нее особенно болезненной. Невезение, по убеждению Уоллеса, лишь разновидность уныния, источником которого служит внутренняя энергия, а значит, Мэриен – то, как Лена напомнила ему о ней, неприятные слова незнакомца – стала причиной его настроения, а следственно, и полосы невезения.
– Денег на другую нет. – Уоллес утер нос манжетой. – Скажешь ей? Я должен лечь, но ты ведь ей скажешь?
Когда Мэриен пришла домой, Джейми, верный чувству долга, рассказал ей о проигрыше Уоллеса и вынес ее первое бешенство, заодно не дав вытащить треклятого дядю из постели с намерением содрать с него кожу. Мэриен спросила, почему он так спокоен, и Джейми ответил, что они не могут яриться оба.
– Значит, если бы я не вышла из себя, то вышел бы ты?
– Может быть. Не знаю.
Они в самом деле напоминали систему шлюзов, одни ворота в поисках равновесия выпускали избыток эмоций, причем со стороны Мэриен обычно грозила опасность переполнения, а Джейми принимал в себя излишек и поднимал уровень, когда вода опускалась. Все думали, что, будучи близнецами, они одинаковые, но это был баланс, не тождество; Мэриен чувствовала, как Джейми, но не являлась им.
Этой ночью, когда они лежали на веранде на раскладушках, Мэриен спросила:
– Как ты думаешь, почему он играет? Нам хватало бы денег, если бы он не играл.
– Я не думаю, что он спит и видит, как бы нас разорить, – послышался в темноте голос Джейми. – Наверно, уже не может не играть.
– Ты ведь не хочешь сказать, что так уж трудно перестать выбрасывать деньги на ветер?
– Я думаю, ему нужны острые ощущения.
– Какие ощущения? Он же вечно проигрывает.
– Но если завяжет, то никогда и не выиграет. По-моему, ему нравится надеяться.
– Надежда не должна стоить так дорого.
– Ты же знаешь, он раскаивается.
Мэриен перевернулась, и раскладушка скрипнула.
– Да. Он даже всплакнул, когда наконец перестал от меня прятаться. Все твердил, что вляпался. А больше ничего. И не раскрыл, кому достался автомобиль, сказал – незнакомец. Да какая разница. Лучше не знать. Может, когда-нибудь увидишь.
– Вряд ли, потому что никто кроме меня не станет корячиться, чтобы он ездил.
После секундного колебания Джейми сказал:
– Все-таки автомобиль был Уоллеса. Принадлежал ему. При желании он мог его и поставить.
– Но он проставил его ни за что. Просто так. Проиграл ради того, чтобы проиграть.
На следующий день из тайников во флигеле она собрала почти все свои летные деньги, заработанные на бутылках – одна за одной, на корзинах – одна за одной, отправилась в город и у знакомого механика купила подержанный «Форд». Механик являлся клиентом Стэнли. На его жену, алкашку, уходила уйма денег. Когда она знала их тайны, люди обращались с ней иначе.
Мэриен сообщила Уоллесу, что он может ездить на «Форде» в университет, но если собирается играть или пить, то придется либо ходить пешком, либо искать, кто его подбросит, либо купить собственную машину. Если солжет, оба понимают: она узнает. И еще Мэриен известила дядю, что отныне будет платить только три доллара в неделю за комнату и стол. Остальное пойдет в счет машины, которую он будет брать напрокат.
Грусть, поселившаяся во флигеле, пустые тайники перевешивали радость от стильного черного «Форда», ее собственного автомобиля с колесами и мотором. С другой – приятной – стороны, ее долг Уоллесу заметно уменьшился, стал терпимым. Может, их с Джейми и навязали Уоллесу, но он и сам был не прочь навалить на плечи побольше груза. Без близнецов он бы уже давно себя разрушил. Может, они не давали ему сорваться в пропасть.
Макеты аэропланов, висящие во флигеле, казались теперь ненужными: милые остатки детской фантазии. Небо, причину ее тяжких трудов, она почти забыла, поскольку работала, чтобы вернуть потраченное. Деньги возвращались медленно. Дело мистера Стэнли встало. Федералы в отчаянных попытках не допустить полного провала сухого закона закручивали гайки. Стэнли намекал, что его выдавил Баркли Маккуин.
После встречи с Маккуином Мэриен поставляла товар мисс Долли как можно быстрее, осмеливаясь заходить лишь на кухню.
– Чего ты взъелась? – поинтересовалась Белль, когда Мэриен отказалась опять нарядиться. – Мы всего-навсего повеселились. Никто и пальцем не тронул бедняжку.
– Ничего я не взъелась. У меня еще много адресов, вот и все.
Мэриен точно не понимала, что это такое, но она больше чем взъелась. При воспоминании о Баркли Маккуине у нее начинало покалывать кожу, учащался пульс, внутренности распирало в разных направлениях. По ночам, на веранде, она иногда думала о Калебе, как он целовал ее, спускал с плеч рубашку, но в последнее время мысли обратились на Маккуина, как тот пригвоздил ее взглядом к стене, как спросил: «Ты кто?»
Она подрядилась еще на одну работу, стала развозить на «Форде» продукты в рестораны. Сын Берит, Сигги, ставший «сухолюбом» – полицейским, боровшимся с бутлегерами, – как-то заглянул к ним и предупредил о предстоящем обыске у мистера Стэнли. Мэриен попыталась дать ему деньги, какие при ней были, но Сигги отпихнул ее со словами:
– Я не продажная тварь. Просто знаю, как тебе нелегко.
Федералы нашли у Стэнли только хлеб и пирожные.
Жаркий июньский день. Калеб появился, когда Мэриен на улице возилась с мотором «Форда».
– Я иду купаться. – Он облокотился на автомобиль. – Если хочешь, давай вместе. – И он одарил ее самой обворожительной своей улыбкой. – Можешь даже подвезти меня, если как следует попросишь.
– Джейми придет через час, – ответила она. – Он тоже захочет.
Калеб посмотрел на нее так, как тогда, прежде чем назвать цену за стрижку.
– Боюсь, мне неохота ждать час.
Она думала соврать, сослаться на необходимость работать, но знала: после его ухода будет сидеть и жалеть, да еще стыдиться того, что не осмелилась. Он смотрел на нее, ждал. Достал серебряный портсигар, полный самокруток, и прикурил для каждого по одной.
– Роскошный, – похвалила она портсигар.
– Водил на охоту одного богатея, – объяснил Калеб.
Он не сводил с нее взгляда. Знал, что она боится.
– Здорово, – сказала Мэриен. – Поехали.
Она двинулась на запад и, выбравшись из города, свернула на юг там, где Биттеррут извивался по равнине крутыми изгибами. «Форд» грохотал по дороге, а Калеб что-то насвистывал. Потом достал из кармана фляжку и предложил ей. Самогон обжег горло. Она передернулась и вернула фляжку.
– Тебе пора стричься. – Калеб дотронулся пальцем до ее шеи.
– Нормально пока, – увернулась Мэриен.
Она остановилась между деревьев, лимонный свет играл в ветвях. Когда они шли к воде, Калеб спросил:
– Джейми пойдет на следующий год в школу?
– Почему бы тебе не спросить у него?
– Давно его не видел. Все время где-то пропадаю.
Основное время Калеб проводил в горах, либо один, либо ходил проводником с охотниками, платившими ему за то, чтобы он нашел им дичь, выстрелил, если они промахнутся, и сделал вид, что это не он. Мэриен купила ему хорошее ружье, и он отблагодарил ее даже скорее, чем обещал. Про него рассказывали, семнадцатилетний парень знает, где будет зверь. Еще рассказывали про невозмутимую смертоносную силу его выстрелов. Калеб позволял Уоллесу донимать его грамматикой, поскольку она помогала делу. Говорил он хорошо.
– Тогда нам тем более стоило его подождать, – упрекнула Мэриен, а когда Калеб ничего не ответил, спросила: – Ты думаешь, Джейми слишком мягкий и поэтому не охотится?
Прежде чем ответить, Калеб задумался.
– Мы как-то шли к реке, – начал он, – и встретили детей, они набросили на собаку одеяло и бросали в нее камнями. Мне пришлось удерживать Джейми, иначе он убил бы парня, который не успел убежать. Так что нет, я не считаю его мягким.
Мэриен вспомнила. Собака теперь жила у них, ползала за Джейми, как храмовый раб, смотрела на него из-под столов и кроватей. А того мальчишку пришлось везти в больницу. Джейми повезло, у его отца было темное прошлое и ни малейшего интереса вмешивать полицию. Иначе Джейми могли отправить в исправительную школу в Майлз-Сити.
– Мне казалось, я завис в воздухе, – объяснил тогда Джейми. – Обезумел. Мог его убить и не понять, что это плохо. Хотел его убить.
– Ты преподал ему урок, – сказала Мэриен.
– Нет, – Джейми помотал головой. – Есть люди гнилые внутри, и гниль не уйдет никогда.
Они подошли к бухте, отгороженной от основного течения. Калеб разделся прямо на берегу, а Мэриен зашла за деревья. Защитить свое интимное пространство удалось только скоростью. Голая, она метнулась в воду, пытаясь прикрыться руками. Когда забежала, у нее вырвался вопль. Камни больно впились в ноги. Мэриен согнулась, задыхаясь от холода и предчувствия, зубы у нее стучали. Калеб стоял по грудь в воде, водя руками под водой, как будто разглаживал простыни на кровати. Он подошел к ней. Под водой у него была фляжка, и он предложил ей, с фляжки капало. Мэриен отвинтила крышку и закашлялась от холодного самогона. Калеб откинул голову, длинные волосы ушли под воду, кожа на ключицах натянулась.
– Знаешь, я ходил к одной из девочек мисс Долли. Накопил денег.
Она постаралась подавить желание отпрянуть.
– Зачем мне знать?
– Я думал, они тебе расскажут. А чего ты так взбесилась?
– Я не взбесилась. А к какой девочке?
– К Белль.
Мэриен не хотела морщиться, но мина скорчилась сама собой.
– А что? – спросил Калеб. – Самая симпатичная.
– Просто она… – Мэриен хотела сказать «вульгарная», как будто была снобствующим персонажем романа. Но кто ей дал такое право? Вот она голая в реке с юношей.
– Что просто?
– Ничего. Ты сказал ей, что знаешь меня?
– Ну да. Она спросила, не я ли стригу тебя, и я сказал, да.
Мэриен пришла в ярость:
– Зачем?
– А что тут такого?
Она точно не знала.
– Не думала, что ты пойдешь по проституткам.
– Почему нет?
– Ты знаешь почему. Еще не думала, что ты начнешь пить.
– Ни слова про мою мать.
Они яростно смотрели друг на друга, стоя по подбородок в воде с лиловыми от холода губами.
– Прости, – прошептала Мэриен.
Она поняла, Калеб решил не злиться. Он хитро прищурился:
– Белль кое-чему меня научила.
– Чему?
– Она сказала, неплохо знать, как доставить девушке удовольствие, но, если я сам хочу его получить, лучше прийти к ней. И еще она сказала, остальные девочки думают только о том, чтобы быть приличными, и с ними не так здорово.
– Я не собираюсь быть приличной, – брякнула Мэриен, не подумав.
Калеб улыбнулся своей воровской улыбкой:
– Хочешь доставить мне удовольствие?
– Нет.
У Мэриен не имелось подходящего слова для той ее части, что ожила и требовала внимания. Дырка, говорили девочки мисс Долли. Дупло, еще говорили они. Голубая лагуна, прореха, волчий угол. Ни одно не годилось.
– Чему? – еще раз спросила она.
– Ты имеешь в виду, чему она меня научила?
Мэриен кивнула. Он подошел ближе, вытеснив ее на более мелкое место. Наклонился, прижался губами к ее груди. Ощущение скорее сильное, нежели приятное, круг замкнулся. Они стояли рядом, в воде остались только ноги, Калеб нагнулся. Мэриен чувствовала его возбуждение. Завороженно смотрела на часть своей плоти, исчезнувшую у него во рту. Он не так пожирал ее, как то животное Джильду, был мягче, осторожнее. Наконец отодвинулся.
– Понравилось?
– Не знаю.
Она не могла признаться, что понравилось.
Калеб шагнул к ней; Мэриен попятилась; они пошли выписывать в воде круги.
– Белль сказала, на тебя запал Баркли Маккуин и Дезире возревновала. Правда?
– А если да?
– Ты знаешь, кто он?
– Конечно.
– И ты позволишь ему такое?
– Вряд ли я его еще увижу.
– Значит, позволила бы.
Мысль, что к ней прикасается Баркли Маккуин, показалась абсурдной, фантастичной.
– Идиотский вопрос.
– Значит, все-таки позволила бы.
Теперь они стояли неподвижно. Калеб был серьезен, взволнован, как будто собирался задать другой вопрос, но вместо этого сказал:
– Я не хочу, чтобы ты стала моей девушкой и всякое такое.
Правда ли?
– И прекрасно, потому что я тоже не хочу быть твоей девушкой.
– Ну, тогда ради забавы.
Его рука под водой потянулась к ней, но Мэриен отступила назад.
– Мне холодно. – Она вышла из воды, спиной чувствуя его взгляд, но ей было все равно.
Мэриен оделась, не просохнув, зашла за деревья и уехала. Она спокойно оставила его одного так далеко от города. Калебу быть что здесь, что где-нибудь еще – безразлично.
Вечером в ванной она осмотрела свои груди, одна из которых стала теперь значительно опытнее другой, и заметила крошечные красные точечки вокруг соска, где губы Калеба оставили синяк.
Ярко отполыхавший и угасающий под вечер июльский день. Мэриен постучалась в заднюю дверь дома возле Патти Кэньона, в конце длинной узкой лесной просеки. Красивый, хотя и небольшой, недавно выкрашенный в зеленый с белой отделкой. Соседей поблизости нет. Прежде она ничего сюда не возила.
Дверь открыл Баркли Маккуин. Она только разинула рот. Белая рубашка и черный жилет. Уголок рта вздернулся.
– Привет. Ты кто? – спросил он.
Она не могла понять по его тону, считает ли он, что впервые задает ей вопрос, или напоминает о встрече в коридоре у мисс Долли.
– Мэриен Грейвз.
– Значит, на сей раз ответ есть.
Помнил. Разумеется.
– Я привезла заказ.
– Давай.
Он взял у нее корзину. Четыре бутылки самогона. Ясно, он заказал их только для того, чтобы ее послали к нему. Она привезла ему себя.
– Зайди, я расплачусь.
– Я спокойно подожду здесь.
В открытую дверь она заметила рыжеволосого мужчину, который сидел за кухонным столом и читал газету. Он поднял взгляд, после чего опять углубился в газету. Она видела его раньше, в городе.
– Зайди, – весело повторил Баркли. – Или я пожалуюсь Стэнли, что его развозчик некоторым клиентам отдает предпочтение. Девочек Долли ты навещаешь, а меня нет.
Мэриен смущенно мялась на месте.
– Это Сэдлер, – представил Баркли рыжего мужчину. – Он не кусается. Точно не хочешь зайти? Не хочешь посмотреть мой дом?
Сэдлер поднял голову и слабо, прохладно улыбнулся.
– А что в нем особенного? – спросила Мэриен.
– Только то, что он мой.
– Наверно, не так-то легко осмотреть все, что ваше.
– Не надо верить слухам. Ладно, подожди здесь.
Баркли ненадолго исчез и, вернувшись с пустой корзиной, отгородил Сэдлера с его газетой дверью.
– Я провожу довольно много времени в Миссуле и не люблю гостиницы, вот и подумал, что нужно пристанище. – Он достал из кармана золотой портсигар и зажигалку и сел на край крыльца, широко расставив на траве ноги в черных туфлях. Постучал по доскам рядом с ним: – Посиди минутку. Ты куришь?
Она села.
– Иногда.
Он прикурил сигарету ей – фабричную, не самокрутку, – затем себе. Она обратила внимание, что руки у него в легких веснушках, чистые ногти аккуратно подстрижены. Вспомнила портсигар Калеба, Калеба у ее груди. Калеб в общем похож на Маккуина, но менее собран, менее дисциплинирован. Ногти у него всегда обгрызены до мяса.
– Я недавно вернулся из Чикаго, – сказал Баркли. – Ты там бывала?
– Только на поезде, в младенчестве.
– А вообще выезжала из Миссулы? Не считая младенчества?
– На озеро Сили-Лейк, и еще один раз дядя брал меня в Хелену.
– Это все Монтана.
Она кивнула.
– Что ж, Монтана – хорошее место. Не хуже других, что я видел.
– Я хочу посмотреть другие.
– На мой взгляд, все везде слишком захвалено.
– А где вы были?
– О, много где.
– А не в Америке?
– Тоже.
– А в Арктике были?
– Слава богу, нет. Звучит страшно. – Он заметил ее реакцию: – А ты хочешь? Тебе не кажется, что там слишком одиноко?
– Я не против.
Улыбка у него оказалась кривая, с одной стороны губы поднимались выше.
– А с меня, по-моему, хватит одиночества.
Она кивнула, недоумевая, что сказать.
– Ты не хочешь спросить, почему я одинок?
– Ну ладно.
– Так спроси.
– Почему вы одиноки?
– Мое хроническое состояние. В раннем детстве отец отправил меня в Шотландию, откуда он родом. В холодную, темную, отвратительную школу, где работали холодные, темные, отвратительные люди. Темные в смысле души, не кожи, которая у них была как раз очень белая. Меня там все считали любопытным субчиком. Слишком коричневый для шотландца, слишком бесцветный для салиши. Моя мать салиши. Ты знала?
Под его продуманной непринужденностью она уловила еле заметное подергивание нервов, так напрягается удочка, когда попадается рыба.
– Да.
– Ты наводила обо мне справки?
– Нет, – слишком энергично ответила она. – Слышала где-то.
Баркли, похоже, развеселился.
– Это должно означать, что тебе известно мое имя, хотя я был так невежлив, что не представился.
– Вы Баркли Маккуин.
– Что еще ты про меня знаешь?
– У вас на севере ранчо.
– А еще?
– Вы предприниматель.
– И какое у меня предприятие?
Она посмотрела ему прямо в лицо, затянулась сигаретой. Табак был богаче вкусом и мягче, чем все, что она курила до сих пор.
– Скотоводство. Как я уже сказала.
– Что еще тебе известно?
– Больше ничего.
– Ты умеешь молчать. Очень полезно в твоем деле. – Косой взгляд. – Пекарском деле.
Она улыбнулась и отвернулась, чтобы это скрыть.
– Что говорят обо мне девочки у мисс Долли?
Она испугалась, но смело ответила:
– Они говорят, вы любите, чтобы все было по-вашему.
Хриплый, лающий смех.
– Правда, люблю. А почему нет? Каждый должен понимать, чего хочет. – Он всмотрелся в ее лицо: – Мэриен Грейвз. А чего ты хочешь больше всего?
Никто никогда не задавал ей такой вопрос. Быть пилотом. Быть пилотом. Быть пилотом. Сказать было так просто, всего два слова. Но она ответила:
– Не знаю.
– Иногда излишняя скромность становится препятствием. – Мэриен промолчала, и он продолжил: – Если ты не скажешь мне, чего ты хочешь, я не смогу тебе помочь добиться этого. А я хочу тебе помочь.
– Почему?
– Мне нравится твое лицо. – Баркли бросил сигарету на землю и раздавил черной лакированной туфлей. – Хочешь знать, что мне известно о тебе?
Почти шепотом:
– Да.
– Твой отец был капитаном корабля «Джозефина Этерна», и его посадили в тюрьму. Мать пропала. Тебя и брата отправили жить к дяде, Уоллесу Грейвзу, который, по моему мнению, превосходный художник, но пьяница и конченый игрок. Впечатляет? Я знаю, что тебе еще нет пятнадцати. Знаю, что ты отлично водишь автомобиль, хороший механик и развозчик у Стэнли. Развозчица. Стэнли, видимо, новшество нравится, ты как бы вдохнула жизнь в его дело. У него есть чувство стиля, для мелкой-то сошки. Потом, ты не воруешь, не треплешься. А то, что до сих пор не имела неприятностей с федералами или еще кем, отчасти везение, а отчасти лень и продажность государственных людей. Кстати, последние месяцы в некоторой степени благодаря мне.
Она попыталась не показать, как сильно напряглась.
– Все потому, что мне нравится твое лицо. Даже сейчас, когда ты одета под мальчика, правда, не вполне убедительно, мне оно очень нравится. В твоей привлекательности есть что-то шекспировское. Ты не поймешь, что я имею в виду.
– Вы имеете в виду «Двенадцатую ночь».
– И «Как вам это понравится». И «Венецианского купца». Я думал, ты не ходишь в школу.
– Есть и другие способы чему-то научиться.
– Верно.
Она потушила сигарету о подметку ботинка и отбросила окурок. Взвинченность уступила место собранности, осмотрительности. Сама не понимая откуда, она знала, какой Баркли хочет ее видеть. Взвешенной, отстраненной, немного жесткой. Мэриен отметила острый край крыльца под пальцами, то, как он посмотрел, когда она вытянула ноги.
– Чего я до конца не смог понять, – продолжил Маккуин, – так это, во-первых, почему ты решила пойти к Стэнли. Деньги, да, но большинству девочек твоего возраста деньги не настолько интересны, чтобы бросить учебу и связаться с винокурами. А поскольку твой брат продолжает ходить в школу, дядя тут ни при чем, иначе он и брата заставил бы уйти из школы и приискать работу. Как тебе логика?
– Ничего.
– Ничего. Прилично. Тогда я выдвину несколько версий и предложу вывод, а ты уточнишь, если я не прав. – Баркли смотрел прямо на нее. – Я думал, может, ты решила помочь дяде с долгами, которых у него много и становится все больше. Но я ни разу не слышал, чтобы ты пыталась кому-нибудь заплатить. Тогда я подумал, может, ты любишь риск. Иначе зачем позволила девочкам Долли вырядить тебя? Любишь маскироваться. Шлюхой, мальчиком.
– Не маскироваться. Так удобно.
Маккуин коротко, снисходительно улыбнулся.
– Или, подумал я, ты копишь на то, чтобы удрать. Но ты купила автомобиль и никуда не уехала. И я заключил, автомобиль не то. Ты хочешь купить что-то другое. А потом обратил внимание, как ты ходишь на аэродром. Осторожно навел справки и выяснил, да, ты ошивалась там и упрашивала пилотов научить тебя летать. Все время после полета Линдберга, два года. Но учить тебя никто не хочет.
Она не ожидала от Баркли такой методичности в разгадывании ее самого заветного желания и не предполагала, что при достаточном терпении и упорстве его можно выкопать.
– Наверное, обидно, – очень мягко продолжил Маккуин, – для человека, больше всего на свете мечтающего стать пилотом.
Она испугалась. То не была давешняя нервозность или дрожь, как в речке с Калебом, не обычная тревожность, а неподотчетный ужас, какое-то глубинное сопротивление тому, что вскипало между ними.
– Я не хочу быть пилотом, – уперлась она. – Просто мне втемяшилось на какое-то время. Я думала, занятно научиться летать.
– Я бы хотел, чтобы ты доверяла мне, Мэриен.
– Бутлегеру, с которым познакомилась в борделе?
Она хотела пошутить, сострить, но просчиталась. Лицо Баркли закрылось.
– Я владелец ранчо, – тихо сказал он. – Не стоит об этом забывать.
Над их головами пролетела и исчезла между деревьями сова. Баркли, нахмурившись, проследил за ней.
От произошедшей в нем перемены Мэриен стало неловко. Захотелось вернуть его расположение.
– Мне надоела школа и хотелось заработать немного денег, – пожала она плечами. – Уоллес никогда не хотел своих детей, но взял нас, потому что у него доброе сердце. Больше никого не было. Я хотела отблагодарить его, вот и все. Помочь выбраться.
– Но чего ты хочешь для себя? Помимо «помочь выбраться»?
– Не знаю. Ничего. Как все.
Он наклонился к ней:
– Я не верю ни одному твоему слову.
Она остро ощущала его мужскую силу, дыхание, уверенность, с какой черные туфли уперлись в землю, запах, запомнившийся ей еще у Долли: какое-то масло для волос или одеколон, горький, терпкий. Задумалась, сколько ему лет, и не могла определить. (Двадцать восемь.)
Баркли опять улыбнулся своей кривой улыбкой:
– В твоем расследовании тебе удалось узнать, что мне было всего девятнадцать, когда умер мой отец? Проведя год в шотландском университете, я вернулся домой. Отец все оставил мне. Ранчо, но еще ответственность за мать и сестру, и, к моему изумлению, кучу долгов. Я думал, тут какая-то ошибка. Один из самых крупных землевладельцев штата, человек, который жил нарочито благочестиво, умеренно, в достатке, но не на широкую ногу. Я не мог понять, как он мог очутиться в долгах, пока не начал разбирать его бумаги. Неправильное управление, вот в чем дело. Самая простая штука на свете. Доверял не тем людям. Не туда вкладывался. Закапывался все глубже и глубже, пока не очутился в миленькой глубокой черной яме. По счастью, он переселился в настоящую яму, прежде чем успел закопать нас еще глубже. Я не мог сказать матери. Но мне и не пришлось. Оказалось, у меня чутье угадывать возможности, а восемь-девять лет назад наступило время огромных возможностей.
Начало сухого закона. Он посмотрел на Мэриен, проверяя, слушает ли она.
– Я вытащил нас из ямы, а потом только и делал что работал. Хотел быть уверен, что никогда не окажусь там опять. Нашел людей, разоривших моего отца, и разорил их. – Кривая улыбка. – Они не догадались, кто их разорил. Предпочитаю стратегию непрямого действия. – Баркли опять резко помрачнел. – Я говорю тебе это, так как хочу, чтобы ты знала: я понимаю, каково нести груз чужих ошибок, когда ты молод. Знаю, каково, когда тебя недооценивают. Но такая недооценка может стать возможностью, Мэриен, если умело ей воспользоваться. Улавливаешь?
Опыт говорил Мэриен, что недооценка не привела ее никуда, уж точно не за штурвал аэроплана, но она ответила:
– Думаю, да.
– Увидев тебя тогда… Не знаю, как сказать. Я увидел в тебе человека, которого мне необходимо знать. Ты меня заворожила. Иначе я бы не… – Он осекся и задумчиво провел каблуком по траве. – Я имел много девушек. Обычно я тут же забываю о них. Если бы ты была, как они, я бы тебя тоже уже забыл. Думаю, я не ошибаюсь. Я ждал, что ты уйдешь. Но ты все время здесь. – Он постучал пальцем по виску. – После одного мимолетного взгляда. А ты думаешь обо мне?
При воспоминании о том, как она о нем думала, когда она о нем думала, Мэриен вспыхнула.
– Мне надо идти.
Она встала, взяла корзину.
Он протянул руку и схватил ее через брюки за ногу чуть ниже колена. Хватка была сильная, как будто челюсти животного.
– Мэриен. Я хочу узнать тебя, больше ничего. Быть тебе другом. – Он одумался и отпустил ее. – Теперь, поскольку мы друзья, маленький совет. Вместо того чтобы давать деньги Уоллесу, ты с таким же успехом можешь выбросить их в реку. Я навел справки о его долгах. Он никогда не сможет с ними расплатиться, а в какой-то момент наступит срок. Но я могу помочь.
Ей очень хотелось спросить, сколько и кому должен Уоллес. Его долги казались темным колодцем, куда она вечно заглядывала, прислушиваясь к плеску от упавшего камушка.
– Если я была одета, как шлюха, – сказала Мэриен, – это еще не значит, что я шлюха.
Выражение лица у Баркли не изменилось.
– Помни, ты всегда можешь ко мне прийти.
У Мэриен не имелось причин интересоваться домом по приезде сюда, но на обратном пути она остановилась и осмотрела отдельно построенный бело-зеленый гараж, возле которого припарковала грузовик Стэнли. По структуре гараж напоминал миниатюрный амбар, куда могли поместиться два автомобиля, на раздвижных дверях висел замок. На каждом длинном фасаде было вырезано по два маленьких квадратных окна, и она подумала, если на что-то встать, можно заглянуть внутрь. Интересно, на каком автомобиле ездит Баркли? Она время от времени видела автомобили бутлегеров – мощные «Паккарды», «Кадиллаки», «Студебеккеры», «Виски-6», слышала истории про улучшенные моторы, двойные полы, выдолбленные сиденья, бронированные баки для горючего, ребордные колеса, чтобы ездить по железнодорожным рельсам и эстакадам.