На следующее утро Мел встала пораньше и сразу отправилась в больницу. Мать Патти Лу уже сидела возле палаты, и она опустилась на стул рядом с ней. Операция была назначена на семь тридцать.
– Хотите, я принесу вам кофе, Перл?
– Спасибо, не надо, – произнесла женщина, слабо улыбнувшись. – Я хочу поблагодарить вас, Мел, за все, что вы сделали для нас. Мы не попали бы сюда, если бы не вы.
– Это не моя заслуга, а канала.
– Нет-нет, не скромничайте. – Глаза негритянки наполнились слезами.
– Я могу еще чем-то помочь? – Мел дотронулась до ее плеча, но она отвернулась.
Спустя десять минут в холл с деловым видом вошел Питер Галлам и, поздоровавшись, скрылся в палате Патти Лу. Минуту спустя оттуда раздался тихий плач, и Перл Джонс вся напряглась, прошептав:
– Сказали, чтобы я не входила, пока малышку готовят.
У нее дрожали руки, и она принялась комкать мокрый от слез платок, поэтому Мел обняла ее за плечи и твердо сказала:
– Все будет хорошо. Держитесь.
Как только она это произнесла, дверь открылась, и медсестры вывезли на каталке девочку. Питер Галлам вышел следом. Перл взяла себя в руки, быстро смахнула слезы и, наклонившись, поцеловала дочь.
– Я люблю тебя, малышка. Все будет хорошо.
Питер Галлам улыбнулся им обеим и ободряюще коснулся плеча Перл, быстро взглянув при этом на Мел. На миг между ними как будто пробежал электрический разряд, но уже в следующее мгновение доктор переключил свое внимание на Патти. Девочка пребывала в полудреме после инъекции, поэтому окинула их затуманенным взором и смежила веки. Галлам сделал знак сестрам, и каталку повезли через холл к лифту, чтобы подняться на этаж выше в операционную. Питер держал Патти за руку, а Мел и Перл шли за ним следом.
– О боже! – воскликнула негритянка, когда двери лифта закрылись, и женщины надолго припали друг к другу.
Время, казалось, остановилось. Коридор был исхожен вдоль и поперек, картонным стаканчикам из-под черного кофе уже не хватало места в мусорном баке, и вот появился Питер Галлам. Мел, затаив дыхание, посмотрела ему в глаза, а женщина, сидевшая рядом, застыла на стуле, парализованная страхом, не решилась подойти.
– Операция прошла успешно, миссис Джонс. Патти Лу чувствует себя хорошо.
Перл задрожала и с рыданиями бросилась к нему.
– О боже… мое дитя… Спасибо, доктор!
Питер Галлам улыбнулся:
– Конечно, еще слишком рано говорить о конечном результате, но пока все идет в штатном режиме.
Ноги у Мел подкосились, и она рухнула на стул. Эти четыре с половиной часа, пока шла операция, показались ей самыми долгими в жизни: она искренне переживала за судьбу девочки. Питер сел рядом с ней, накрыл ее руку своей крупной ладонью и постарался успокоить:
– Ну-ну, все уже позади. Как насчет интервью сегодня во второй половине дня?
– Да, это было бы чудесно, – пробормотала Мелани, но вдруг нахмурилась. – Вы уверены, что не слишком переутомились?
Питер усмехнулся:
– Конечно! Любая удачная операция дает мне такой заряд бодрости, что я готов гонять футбольный мяч.
Такая победа вселяла уверенность, и оставалось только надеяться, что Патти Лу не подведет и не разрушит их надежды. Мать девочки пошла звонить мужу в Нью-Йорк, и Мел с Питером остались одни.
– Мел, все действительно прошло замечательно. – Он посмотрел на часы: – Мне пора на обход, потом я заскочу в свой кабинет, и к трем могу освободиться. Вас устроит это время?
– Я выясню, успеет ли бригада подъехать сюда. – Они ждали этого уже два дня, и Мел надеялась, что все получится. – Не думаю, чтобы возникли проблемы. Где вам удобно?
Он задумался на мгновение.
– В моем кабинете.
– Прекрасно. Вероятно, к двум они уже подъедут, чтобы приготовиться.
– Сколько времени потребуется для интервью?
– Столько, сколько вы сможете нам уделить.
– Часа два вас устроит?
– Вполне. А мы не сможем ли на несколько минут заглянуть к Патти Лу?
Питер нахмурился и покачал головой.
– Не думаю, Мел. Может быть, завтра, но при условии, что не будет никаких неожиданностей. Вашей бригаде придется переодеться в стерильное и действовать быстро.
– Прекрасно.
Мел быстро сделала несколько пометок в блокноте, который всегда носила с собой в сумочке. Сегодня во второй половине дня она возьмет интервью сначала у Перл Джонс, затем у Питера, завтра утром со съемочной бригадой посетит Патти Лу, и можно будет возвращаться домой. Она может даже успеть на ночной рейс в Нью-Йорк. Вот и все. Возможно, примерно через месяц им удастся взять у Патти Лу еще одно интервью, как продолжение репортажа: расспросить, как девочка чувствовала себя до операции и после нее. Но это все потом. Сейчас надо сделать основной репортаж. Она подняла взгляд на Питера.
– Мне бы хотелось сделать специальную передачу о вас.
Он улыбнулся, все еще пребывая в состоянии эйфории после успешно проведенной операции.
– Никогда не задумывался об этом…
– Думаю, зрителям будет интересно узнать о достижениях кардиохирургии вообще и пересадке сердца – в частности.
– Возможно… только нужно как следует подготовиться.
Мелани кивнула, и он, коснувшись ее руки, встал.
– Увидимся в моем кабинете.
– Мы не станем беспокоить вас раньше трех: только скажите секретарю, где хотели бы расположиться, а дальше уж мы сами.
– Договорились.
Прихватив несколько историй болезни на посту медсестер, он через минуту исчез, и Мел осталась в холле одна. Посидев немного, она направилась к таксофону и помахала Перл, говорившей с мужем. Интервью с ней было намечено на час дня, и его можно провести прямо в больничном холле, так что не придется далеко отходить от палаты Патти Лу.
Мел взглянула на часы и, прикинув, что если в два часа они перейдут в то здание, где располагается офис Питера, то успеют подготовиться к интервью и, даст Бог, съемка пройдет без осложнений. Все складывалось удачно и заняло всего три дня, хоть они и показались ей тремя неделями.
Она направилась вниз встречать съемочную группу. Коллеги прибыли вовремя. Интервью с Перл Джонс получилось эмоциональным: женщина выразила глубокую признательность медикам, лично Мел и всему каналу. В два часа операторы перебазировались в офис Питера. Две стены кабинета, в котором он решил дать интервью, занимали шкафы с книгами по медицине, а две других были отделаны деревянными панелями теплого розового оттенка. Питер сидел за массивным письменным столом и рассказывал Мел о работе кардиохирургов, о ловушках и опасностях, об обоснованном страхе, но также и о надежде, которую они давали людям. Он честно упомянул о степени риска и привел статистику неудачных исходов, но, поскольку в любом случае у людей, которым они делали пересадку сердца, не было выбора, риск почти всегда казался оправданным.
– А каковы прогнозы для тех, кто отказывается от трансплантации?
Мелани понимала, что вопрос слишком личный, но задать его должна была для пользы дела.
– Летальный исход, – спокойно ответил Питер.
На мгновение воцарилась тишина, затем он вернулся к разговору о Патти Лу. Ровно в пять они закончили, и Питер вздохнул с облегчением. День выдался непростым, да и двухчасовое интервью совершенно вымотало.
У них все получилось. Операторы выключили свет и собрали аппаратуру, довольные съемкой. Галлам держался непринужденно и прекрасно отвечал на вопросы. Мел чувствовала, что сделала именно то, что требовалось для программы новостей. Из этого материала предстояло смонтировать пятнадцатиминутный репортаж, и ей не терпелось приступить к монтажу.
– Должна признать, вы справились великолепно, – заметила Мелани.
– Я опасался увлечься медицинской терминологией и специфическими деталями.
– Нет-нет, всего было в меру: доступно и в то же время не по-дилетантски. Судьба девочки, несомненно, тронет сердца зрителей. Трудно оставаться безучастным к больным детям.
Питер с нескрываемым восхищением наблюдал, как четко налажена у Мел работа съемочной группы, но его отвлек приход медсестры. Она что-то тихо сказала ему, и он тотчас же нахмурился, а у Мел едва не остановилось сердце: неужели?..
– Нет-нет, с ней все в порядке, – поспешил успокоить ее Питер. – Один из моих коллег заходил к ней час назад. Тут другое. Только что привезли больную, которой срочно нужна пересадка сердца, а у нас нет для нее донора. Хотите пойти со мной?
Предложение удивило ее, но в то же время порадовало: она смогла завоевать его доверие.
– Выступить в роли моей коллеги, если, конечно, вас не узнают. Мне не хотелось бы расстраивать родственников или давать им повод думать, что я пользуюсь случаем с целью рекламы.
– Договорились.
Мелани схватила сумочку, сказала несколько слов телевизионщикам и поспешила за Питером. Уже через десять минут они вновь оказались на шестом этаже Центральной городской больницы и поспешили в палату к новой пациентке.
Когда Питер открыл дверь, пропуская Мел, ее поразило увиденное. Там лежала девушка удивительной красоты: светловолосая, с огромными печальными глазами и такой тонкой нежной молочно-белой кожей, что просвечивали все жилки. Девушка обернулась на звук открывшейся двери и слабо улыбнулась. Мел своим глазам не верила: как могла эта неземная красота оказаться в таком ужасном месте? На одной руке у нее была повязка после забора крови на анализы, а другую украшали синяки и кровоподтеки от внутривенных вливаний, но все это отошло на второй план, когда она заговорила. Ее голос напоминал мягкое журчание ручейка, и хотя говорить ей было трудно, их появление ее, без сомнения, обрадовало. Девушка явно обладала хорошим чувством юмора, судя по тому, как она представилась Мел. Почему судьба так безжалостна даже к таким молодым? Какая несправедливость! На лице девушки не было ни обиды, ни злости, ни скорби. Ее звали Мари Дюпре, она француженка, выросла в Новом Орлеане, но уже почти пять лет живет в Лос-Анджелесе.
– Очень надеюсь опять очутиться в Новом Орлеане, – улыбнулась девушка Питеру, – после того как добрый доктор немножко меня подлатает. – В следующее мгновение улыбка исчезла с ее лица, уступив место беспокойству и боли. – Как вы думаете, я здесь надолго?
На этот вопрос ответ мог знать только Господь Бог, и это понимали все, включая Мари.
– Будем надеяться, что нет, – ответил Питер, стараясь сохранить самообладание, и объяснил девушке, какие процедуры ей предстоят сегодня. Многочисленные манипуляции ее не пугали, но Мари не спускала с доктора огромных умоляющих глаз, надеялась получить ответ на главный вопрос. Она смотрела словно узница, приговоренная к смертной казни за преступление, которого не совершала.
– Следующие несколько дней будут очень напряженными, Мари. – Доктор чуть пожал ей руку. – Завтра утром я загляну к тебе, и тогда сможешь спросить обо всем, что захочешь узнать.
Девушка поблагодарила его, и они с Мел вышли из палаты. Мелани удивилась, что в такой трудный момент рядом с Мари никого нет. Неужели кто-то из родных не мог приехать сюда вместе с ней? Другие пациенты не казались такими одинокими. Именно потому, что одинока, она больше других полагалась на Питера, но, возможно, такое впечатление создалось оттого, что она новенькая. Когда они медленно шли по коридору, Мелани вдруг охватило ощущение, что они ее бросили одну.
– Что с ней будет? – спросила она печально.
– Надо найти для нее донора, и как можно скорее.
Питера очень беспокоила участь девушки, и он ломал голову в поисках выхода.
– Жаль ее: такая милая девушка.
Питер кивнул. Ему все больные были дороги, потому что их судьбы целиком зависели от него, хотя он редко задумывался об этом: просто делал для них все, что было в его силах. К сожалению, иногда он мог сделать очень немного. Мел уже несколько дней волновал вопрос: как он все это выдерживает? В его руки попадало так много больных, у которых почти не оставалось надежды, и тем не менее он никогда не унывал и не позволял своим пациентам падать духом.
– Ну и денек выдался, да, Мел? – улыбнулся ей Питер, когда они выходили из здания.
– Не представляю, как можно изо дня в день выдерживать такое. Я бы уже через пару лет выдохлась… нет, скорее через неделю. Такая ответственность, такое напряжение физических и душевных сил. Каждый случай – это вопрос жизни и смерти… – Мел опять подумала о Мари Дюпре. – Как с той девушкой.
– Ради ожидания победы стоит жить.
Они не сказали этого, но одновременно подумали о Патти Лу: ее состояние не вызывало опасений.
– Но ведь вам приходилось сегодня нелегко. И, помимо всего прочего, я со своим интервью.
– А мне понравилось: глядишь, и я стану звездой. – Он улыбнулся, но мысли его явно занимала Мари.
Питер просмотрел ее историю болезни, назначил необходимые исследования и препараты. Об остальном позаботятся коллеги. Главное – вовремя найти донора, но с этим он ничего не мог поделать: оставалось только молиться.
– Как вы думаете, получится?
– Трудно сказать, но очень надеюсь: у нас почти нет времени.
И так было с каждым из пациентов, вот что страшно. Для того чтобы подарить им жизнь, кто-то должен умереть.
Мелани полной грудью вдохнула весенний воздух и, бросив взгляд на машину, что взяла напрокат, протянула руку:
– Как я понимаю, на сегодня все – во всяком случае, для меня. Надеюсь, вы хорошо отдохнете после такого тяжелого дня.
– Да, дом – единственное место, где мне удается отдохнуть, когда дети рядом.
Мелани рассмеялась:
– Да вы счастливый человек: ваши явно не похожи на моих! После рабочего дня я, выжатая как лимон, приползаю домой и, вместо того чтобы принять душ и лечь в постель, выслушиваю слезные истории Вал про очередного кавалера и редактирую доклад на пятидесяти листах, подготовленный Джесс. Они обе требуют от меня внимания, я взрываюсь, а потом терзаюсь раскаянием: дети ведь не виноваты, что ты одна и должна пахать как лошадь.
Питеру это было хорошо знакомо, и он улыбнулся:
– С моими тоже хлопот хватает – ну за исключением Марка – он уже вполне самостоятельный.
Они уже подошли к автостоянке, когда у Питера вдруг возникла идея. Он с улыбкой взглянул на Мел и предложил:
– Не хотите посмотреть, как я живу? Заодно и поужинаете с нами.
– Я бы с радостью, но увы…
– Почему? Какая необходимость возвращаться в гостиничный номер сейчас? Мы ужинаем не поздно, так что к девяти вы уже будете у себя.
Мелани понравилась его настойчивость.
– А ваши дети не будут возражать?
– Нет. Уверен: они придут в восторг, едва завидев вас.
– Потому что я тетя из телевизора?
– Вовсе нет. Поехали, Мел: все будет хорошо.
– Уговорили. Мне ехать за вами?
– Оставьте эту машину здесь, а поедем на моей.
– Тогда вам придется отвезти меня обратно. Впрочем, я могу взять такси.
– Не волнуйтесь: доставлю вас сюда и заодно навещу Патти Лу.
– Вы когда-нибудь забываете о работе? – улыбнулась Мел, усаживаясь к нему в машину.
– Не получается. – Питер выглядел очень довольным, выезжая с больничной стоянки.
– Как здесь красиво! – с восторгом воскликнула Мел, глядя в окно.
Дорога то устремлялась вниз, то делала поворот, тут и там мелькали шикарные виллы, похожие на дворцы.
– Да, места здесь великолепные. Не представляю, как вы можете жить в Нью-Йорке.
– Там моя работа, дом, друзья.
– И вам там нравятся эти каменные джунгли?
– Да. Я привыкла и успела за долгие годы полюбить.
И это действительно было так. Как бы ни нравился ей Лос-Анджелес, место ее было в Нью-Йорке, в привычной среде. Питер заметил, как изменилось ее настроение, и оставил расспросы, тем более что они уже свернули на подъездную аллею, которая вела к внушительных размеров красивому дому во французском стиле, окруженному деревьями и аккуратно подстриженным кустарником. Перед зданием, посреди идеально ухоженного газона, были разбиты цветочные клумбы.
Сказать, что Мелани удивилась, значит не сказать ничего. Она и предположить не могла, что доктор живет в таком роскошном доме.
– Боже, Питер, мы что, попали в сказку?
– Вас что-то удивило? – рассмеялся, явно довольный, хозяин дома.
Мелани покраснела.
– Просто это не в вашем стиле.
– Да, вы правы: автор проекта и главный дизайнер – Анна. Мы построили его перед рождением Мэтью.
– Дом действительно великолепен, Питер!
– Тогда вперед! Пойдем знакомиться с моими ребятами: скорее всего они возле бассейна и, возможно, с друзьями.
Мелани, оглядываясь, пошла вслед за ним в дом, чуть-чуть обеспокоенная из-за предстоящей встречи с его детьми.