Пионеры выстроились у корпуса. Тамара Ипполитовна бегала вокруг с выпученными глазами и поправляла всем подряд галстуки, одергивала рубашки и подтягивала повыше шорты.
– Ребята, у нас с вами сегодня важное мероприятие, и выглядеть мы должны подобающе, – повторяла она.
Голос её слегка звенел от тревоги и постоянно прикладываемых разнонаправленных усилий. Я подошел к корпусу последним и, с шахматной доской под мышкой, оглядывался, пытаясь найти свой отряд.
Подсказку дал жилистый невысокий парнишка с кучерявыми, будто наэлектризованными волосами. Он энергично замахал рукой, как черпаком, подзывая меня.
Ладно, доверимся, я двинулся к нему, поймав себя на мысли, что начал привыкать, когда меня узнают те, такого лично я вижу в первый раз.
– Мих, чем отличается пионер от сосиски? – выдал он вместо приветствия.
– Пионер всегда готов, а сосиску готовить надо, – на автомате ответил я.
Присказка была весьма расхожа в мою бытность пионером, поэтому ответ вылетел будто сам по себе. Были и другие вариации на ту же тему, с яичницей, например. Пионер в галстуке и всегда готов, а яичница без галстука – и готова только через пять минут. Или так – у пионера галстук накрахмален снаружи, а у сосиски крахмал внутри.
– Напомни, как тебя? – сразу спросил я.
– Димка Шмель! Бз-з-з-з-з, – паренек расставил руки и изобразил подобие полета парящего над цветком насекомого.
Ходил он вприпрыжку, ловко перенося вес тела на носочки. Я тоже решил пошутить в ответ, вспомнив старую советскую загадку, пусть пацан переключится и не спрашивает вот это вот «с чего это ты мое имя забыл».
– Хочешь загадку?
– Валяй, – быстро ответил тот, краем глаза покосившись на Тамару, заканчивавшую всеобщий марафет в другом конце построения.
– Красная головка в дырку лезет ловко. Что это?
Пионер выпучил глаза, густо покраснев, но тут же сориентировался.
– Дятел!
– Далеко пойдешь, – я подмигнул пацану. – Ты легкоатлет, да?
– Ага, бегун.
Я окинул его взглядом, понятно, чего Шмель такой жилистый. Спрашивать, погоняло это у него или настоящая фамилия, я не стал, хотя определенное любопытство присутствовало.
– А че с башкой? – поинтересовался он, энергично почёсывая макушку.
Судя по всему, мы с ним за вчера не только успели познакомиться, но и начали общаться. Но не близко, если Шмель не догадался о моих проблемах со Львом и его прихвостнями.
– Бандитская пуля, – вздохнул я.
– Круто!
У пацанов этого возраста любые синяки, ссадины и шрамы всегда считались предметом особой гордости. Поэтому я вызвал интерес не только у Шмеля, но и у остальных ребят-легкоатлетов. Они то и дело на меня зыркали украдкой.
В нашем отряде насчитывалось три десятка человек, включая меня. Все такие же, как Шмель. Жилистые, высушенные, легкоатлеты ни дать ни взять. За исключением одного, выделялся пацаненок в очках с толстыми стеклами и роговой оправой. Интересно, плохое зрение не мешало ему заниматься спортом? Он что-то сосредоточенно бурчал себе под нос.
Протокольных рож, как были у Льва и его подельников, среди легкоатлетов не наблюдалось.
Я сразу смекнул, что деление на отряды здесь выстроено по спортивному принципу. Лев с блондином-шпалой стояли отдельно, в отряде с другими ребятами-боксерами. Кто-то из них демонстративно разминал шею, кто-то показывал технику в бое с тенью. А вот третий из гоп-компании был в другом отряде, судя по совсем не тонким шеям и поломанным у некоторых его сотоварищей ушам – борцов. Эти тоже демонстративно делали махи руками. Отдельно стояли девчонки, стройные, миниатюрные, скорее всего, гимнастки, ну, или тоже легкоатлетки-бегуньи. Всего я насчитал четыре отряда. Причем легкоатлетов было больше всего.
А еще у каждого отряда было свое название. Это я понял из слов Тамары, старшая пионервожатая мухой кружилась между юными спортсменами, попутно раздавая свои распоряжения:
– Медведи, подберитесь, Орлы, вы выучили речевки?
Я припомнил, что в некоторых пионерлагерях была своя форма, причем отличающаяся от отряда к отряду цветом. Ничего подобного здесь не наблюдалось, да и в принципе речи хоть о какой-то униформе не шло. Рубашки у ребят были разных цветов, какие попадутся, а галстуки все были одного – коммунистически красного цвета, только разной степени линялости. Вывод напрашивался простой – в этом пионерлагере отдыхали дети простых трудяг, видимо, выделившиеся спортивными талантами. Ну или такие прилипалы, как я или Сеня, к спорту имеющие отношение лишь опосредованно. Лагерь небольшой, не Артек далеко.
– Шмель, а Шмель, а как наш отряд называется?
– Звездочки, – гордо выпалил пионер. – Я уже всех выучил!
И он не без удовольствия представил мне отряды. Боксеры оказались Орлами, борцы Медведями, девчонки-гимнастки – Искорками.
– Запомнил? – закончив, уточнил Шмель.
И взгляд сделал такой, учительский, будто собирался этот материал потом на контрольной у меня спрашивать.
– Если что, у тебя спрошу, идет?
– Замазали!
Вообще парень он был активный, каждую свободную минуту изображал полет шмеля. Бесцельный и бесшабашный.
Ждали мы, пока Тамара проведет осмотр надлежащего пионеру внешнего вида. Закончив и с горем пополам удовлетворившись, Тамара остановилась в дверях небольшой постройки, уперла руки в боки и свистнула в свисток, зажатый в зубах.
– Председателей совета отрядов приглашаю в Ленинскую комнату! Остальные – замерли и не расходимся!
От каждого отряда к ней потянулось по пионеру, в том числе и наш – тот самый парень в толстых очках.
Я поправил сползшую на лоб повязку и поймал на себе взгляд Льва. Он коротко провел большим пальцем поперек шеи. Шпала тоже решил себя показать и едва заметно постучал кулаком по нижней челюсти.
Ну-ну. Я не стал реагировать и спокойно отвел взгляд. Закончить разборку нам здесь никто не даст, хотя я прекрасно понимал, что конфликт на этом не будет исчерпан.
– Я так понял, будет торжественная линейка? – уточнил я у Димки.
Он внушительно кивнул и, заметив ползущего по земле муравья, наступил на него своей сандалией. Нагнулся, взял муравья двумя пальцами и невозмутимо принялся сосать его попку.
– Ну да. Вчера же перенесли из-за дождя, – произнёс он одним краем рта, не отвлекаясь от своей живой конфетки.
– Понятно.
Я поправил под мышкой шахматную доску. По-хорошему, от нее перед линейкой следовало избавиться. Я огляделся и, подойдя к стене корпуса, пристроил доску на подоконник. Украсть никто не украдет, а я позже заберу, хотя понятия не имею, зачем мне шахматы. Из меня шахматист, как из Майи Плисецкой тяжелоатлет. Но что было при мне, то и ношу с собой.
Подняв глаза, я заметил Сеню, он катил велосипед в паре десятков метров от корпуса. По его втянутой в плечи голове я предположил, что Сеня хочет, чтобы его рейд остался незамеченным. С той стороны, куда он шёл, тянуло выпечкой, так что не удивлюсь, если сын идет к мамке, стянуть булочку. А вообще, на месте его матери я бы-таки отдал сыночка в спортивный отряд, чтобы бока не наедал.
Правда, далеко уйти ему не удалось. Тамара вышла из Ленинской комнаты и заприметила толстяка.
– Авсентий! Иди-ка сюда!
Сеня замер, еще глубже втянул голову в плечи. Со всех сторон послышались смешки.
– Авсентий, ха!
Но моему корешку ничего не оставалось, как подойти к старшей пионервожатой.
– Чего, Тамара Ипполитовна, – полувопросительно буркнул он, вспыхнув густым румянцем.
– У нас у девочек некому знамя нести, понесешь ты! – сообщила она и тут же безапелляционно вручила ему знамя.
– Ну Тамара Ипполитовна! Ну я же не девочка…
– Вот потому что не девочка, и понесешь.
Такому аргументу сложно было что-то противопоставить.
– Ладно, – Сеня пожал плечами.
Тамара забрала у него, правда, с некоторым усилием, велосипед и, подкатив к корпусу, оперла его о стену.
Я видел, как завистливо и выжидательно посмотрел на велосипед Лев.
Взяв флаг, Сеня встал неподалеку от меня и рядом с другими председателями, которые тоже удостоились подобной чести. Не повезло пацану, и так над именем все смеются, а еще знамя девичьего отряда нести поручили. Это потом у молодежи мозги на место встанут, а в тринадцать-четырнадцать с девчонками конкурировали не хуже, чем друг с другом. Я подшагнул к нему и легонько ткнул локтем в бок.
– Как покатался, Большой?
Хотел его отвлечь, но Сеня как-то не обрадовался.
– Фигово, земля не высохла. Как на вездеходе ездил. Теперь чистить ещё.
– Куда ездил?
Вопрос я задал для галочки, но Сеня вдруг вздрогнул.
– Да так, неважно.
Ого, как интересно – так нам есть, что скрывать. На колесах велосипеда и правда налипли шмотки грязи. Докапываться я не стал, все-таки нести знамя было довольно ответственной штукой. Обычно для таких дел знаменосцев мучили обучением, некоторой порцией муштры. Сеня на замученного был не похож, видимо, не в первый раз проводил лето в лагере и понемногу тут и там нахватался.
Тамара захлопала в ладоши, чтобы все притихли.
– Отряды, в шеренгу ста-но-вись!
Ребята быстро сориентировались, построились отрядами, и председатели затянули речевки. Я вздохнул и приготовился повторять. У нас дирижером выступил очкарик. Видимо, текст речевки он усердно и повторял, когда я его видел.
– Раз-два, три-четыре, три-четыре, раз два…
Мы замаршировали и подхватили:
Кто шагает дружно в ряд?
Пионерский наш отряд!
Кто шагает дружно в ногу?
Уступите нам дорогу!
Пионеры-ленинцы, ленинцы идут.
Будь готов – всегда готов!
Я заметно выпадал из строя. Пионеров усиленно учили маршировать, и все речевки заучивались наизусть. И пусть наша смена только началась, большинство ребят бывали в лагере не в первый раз и все хорошо помнили. И если речевку я помнил, то маршировал неважно, все-таки пионером я был полвека назад. Кто же знал, что умение под марш поднимать коленки мне ещё пригодится.
Тамара Ипполитовна кружила вокруг и то и дело всех одергивала. Оно и понятно – к статуе Ленина мы должны были подойти во всем блеске и великолепии. Там, на невысокой трибуне, нас уже ожидали представители администрации пионерлагеря.
Они смотрели на пионеров важно и значительно. Кстати, место Тамары, как старшей пионервожатой, было как раз на трибуне, и муштровать нас должны были вожатые. Но так как за пионервожатых у нас были тренера, никто это делать особо не хотел.
Я прищурился от удивления, сообразив, что не все на трибуне для меня являются незнакомцами. Среди других я заметил того самого старика, с которым познакомился с полчаса назад.
– Равняйсь! – громовым голосом распорядилась Тамара.
Председатели начали выкрикивать названия. Когда Сеня выкрикнул: «Искорки!», вновь расползлись смешки.
– Равнение на знамя дружины! За отличное дежурство по лагерной столовой для поднятия флага лагеря вызывается Никита Попов и Дмитрий Шмелев! – объявила Тамара.
Шмель сразу приободрился, вместе с пареньком из отряда борцов подошел к флагштоку с приспущенным флагом и начал его поднимать. Вышло даже неплохо, без особых рывков.
Остальные ребята почти синхронно вскинули правые руки в пионерском салюте поднятому флагу. Я среагировал не так молниеносно, но тоже не отставал.
– Галстук нормально поправь, – зашипела мне на ухо Тамара.
Не знаю, что с ним было не так, но я на всякий случай выровнял узел.
Линейки мало кто любил, как и любые обязательные процедуры, но поскольку эта линейка была первая и проходила в торжественной обстановке, все ребята оказались увлечены.
Флаг оказался поднят и подхвачен ветром. Пионеры с восхищением смотрели на развевающееся полотнище красного цвета. Все это действо происходило под барабанную дробь пионеров-барабанщиков.
Я зыркнул было по сторонам, раздумывая, что может дать мне это место, куда я волей каких-то странных извивов судьбы попал. Но это было ещё не всё.
– Так, – подала голос Тамара, оборачиваясь к отрядам: – Буянов, Куропаткин, Мамедов и Рыжиков, выйти на середину!
– Фух… – Сеня облегченно выдохнул.
Фамилии Шульц не прозвучало, и он расслабился. Я стоял себе и щурился на солнышко, пока на меня не зашипели:
– Э, что стоишь?.
– Миха, ты же Рыжиков, зовут! – услужливо подсказал мне наш председатель совета отряда, с которым мы тоже, оказывается, успели познакомиться.
Я нехотя вышел из отряда, шагнул ближе к трибуне. Ощущения были такие, будто выхожу на расстрел. Гоп-компания уже вышла и стояла с испуганными лицами. Тишина давила, все обратились в слух.
– Перед всем коллективом сообщаю, что данные пионеры сегодня перелезли через забор, за территорию лагеря! – отчеканила Тамара звенящим и хорошо поставленным голосом.
– А че Шульца не отчитывают, – буркнул шпала себе под нос, переступив с ноги на ногу.
Я покосился на Сеню, тот старательно держал флаг и даже не моргал в нашу сторону. Я стоял по левую руку от шпалы и не преминул его поддеть, решив посмотреть на реакцию:
– Че, длинный, очко играет?
Он аж скукожился весь, но не отреагировал.
– Обычно за такие выходки пионеров ждет суровое наказание! – старшая пионервожатая важно подняла указательный палец. – Но на первый раз, ввиду того, что инструктажа вчера не было из-за дождя, предлагаю ограничиться строгим замечанием! Если еще раз подобная выходка повторится, то вы молодые люди, будете отчислены из лагеря, и мы сообщим об этом вашим родителям на работу. Правильно я говорю, Савелий Иннокентьевич?
– Да, – нехотя присоединился директор, несмотря на ранний час выглядевший взмыленным.
– Вам есть что сказать в свое оправдание? – Тамара поочередно посмотрела на нас строгим взглядом.
– Мы так больше не будем, честное пионерское… – отпустив голову так, что упирался подбородком себе в грудь, просипел Лева.
Остальные двое поддакнули главарю что-то невнятное.
Я решил помолчать, не люблю давать слово, когда не уверен, что смогу его сдержать.
– Вот и посмотрим! – примирительно сообщила Тамара.
А ничего так тётка, всё-таки для неё главное было не наказать, а воспитать. А что громкая да резкая – ну, это профдеформация от работы с особым контингентом. Подростками, то есть. Пристыженные, мы вернулись в строй. А старшая пионервожатая начала увлеченно рассказывать о лагере и его правилах.
Я заметил, как явно заскучавший директор достал маленькую фляжку и втихаря глотнул, рассчитывая на то, что его никто не увидит. Вон чего мужик красный как помидор, он, оказывается, не прочь заложить за воротник. Учтём как фактор.
– У нас в лагере имеется распорядок на день, который важно неукоснительно соблюдать, – Тамара подняла лист и зачитала распорядок.
Ничего необычного: подъем, зарядка, утренние процедуры, линейка, завтрак, ну и тренировка два раза в день. В воскресенье, так называемый, выходной – нет тренировок.
Пионерам, судя по их лицам, распорядок не очень нравился. Всем хотелось отдыхать – купаться, смотреть кино и танцевать с девчонками на дискотеке. Все это в распорядке тоже было, но не так часто, как некоторым бы в хотелось.
– Для особо одаренных подчеркну, – Тамара просверлила взглядом Леву. – Территория лагеря не просто так ограничена забором. – А потом расщедрилась: – Выходить за территорию можно, но не в одиночку и с разрешения ваших тренеров. У вас для таких прогулок будет целый час свободного времени! Савелий Иннокентьевич, товарищи физкультурники, вам есть, что добавить?
Начальник лагеря, как раз полезший по второму кругу за фляжкой, вздрогнул от неожиданности и замотал головой. Тренера тоже промолчали. Старшая пионервожатая кивнула и с сияющим улыбкой лицом повернулась к нам.
– На вас, дети, возлагаются большие надежды. Вы – лучшие молодые спортсмены со всей области, и именно вы…
Я ждал концовки организационно-приветственной речи:
– … Будьте готовы!
– Всегда готовы! – ответил я вместе с хором других голосов.
– И еще! Руководство лагеря всячески поощряет общественно-значимую активность. На ежедневных линейках мы будем выявлять отличников, не только среди отдельных пионеров, но и среди отрядов. Лучшие из вас получат ленточку на флаг и конфету «Ну-ка отними!».
Тамара вытащила из кармана конфету и показала на всеобщее обозрение. На обертке стояла девочка в синем в горошину платье с конфетой в руке, дразнящая белую собачку. Я сдержал смешок.
– Ну а сейчас мы идем на завтрак!
Закончив, Тамара захлопала в ладоши, и из динамиков заиграла решительная и радостная музыка. Барабанщики отбивали дробь. Линейка закончилась, и мы строем пошли в столовую.
Кстати, Тамара, помимо того, что была старшей пионервожатой, тренировала девочек. Именно она вела в столовую отряд Искорок.
– За мной, спортсмены!
Перед нами вырос уже знакомый мне мужчина, именно он отвозил Аллу в город на «Москвиче». На линейке он не был, но успел вернуться на обещаниях конфет и ленточек. Рожа его так и светилась от счастья. Еще бы! С такой красоткой катался.
– Ты знаешь, что Роман Альбертович за сборную выступал? Прыжки в длину! – сообщил мне Шмель, которого до сих пор распирало от гордости, что именно ему доверили поднимать флаг.
Шмель снял галстук и сунул его в карман. Так делали и остальные, что формально являлась нарушением, но никто из тренеров, включая Тамару, не ругался. Я, не долго думая, снял свой галстук. Лето было впереди, и что-то мне подсказывало, что оно может стать самым удивительным в моей жизни.