– Добрый день, месье Бержерон. Анна Семёновна, вы, как всегда, прекрасны, – я поздоровался с представителем организации одарённых, занимающимся регистрацией моего владетельного Дома, и переводчиком. – Надеюсь, моя просьба о встрече вас не сильно побеспокоила.
– Вовсе нет, – миловидная женщина лет сорока призывно улыбнулась. – Лично я всегда рада оказать вам любую услугу.
– Благодарю, – я сделал вид, что не понял весьма откровенного намёка, учитывая, как переводчица на меня смотрела, регулярно облизывая надутые ботоксом губы. – Месье Бержерон, так получилось, что нашу команду выбрали для участия в Играх, что пройдут в Греции. И я прекрасно понимаю, что вы и так делаете всё, что возможно, но вынужден поинтересоваться, нельзя ли ускорить процедуру каким-нибудь образом?
– Месье Орехофф, – начал француз, а Анна Семёновна, которая всю дорогу пыталась затащить меня в койку, но дело своё знала и принялась синхронно переводить, так что создавалось полное ощущение, что мы беседуем напрямую, без посредников. – Для начала поздравляю вас и вашу команду. Пусть сейчас Игры всё больше напоминают шоу, но всё равно там встречаются только лучшие из лучших. Я был уверен, что рано или поздно вы окажетесь в их числе, но даже не надеялся, что это произойдёт так скоро.
– Благодарю, – я слегка кивнул. – Честно говоря, никогда не думал о себе с такой стороны и не представлял, что когда-то стану участником Игр. И до сих пор не понимаю, что делать и зачем вообще мне это нужно.
– Нужно, непременно нужно! – чуть не подскочил со стула сухенький старичок, в очках и с седой бородкой а-ля кардинал Ришелье, которая, правда, смотрелась на нём скорее забавно, чем стильно. – Вы не понимаете, какие это открывает для вас возможности!
– Я понимаю, что минимум двое из моей команды рискуют оттуда не вернуться. – Я скривился и отхлебнул чаю, чтобы успокоиться. – Причём если за Мико ещё может заступиться государство, то Изабелла – это чисто моя проблема. Точнее, Белка и Матвей, поскольку он свою девушку никогда не бросит. А я даже не могу пообещать им защиту, просто потому, что у меня нет Дома. А без него даже со всеми моими несомненными достоинствами и достижениями никто всерьёз воспринимать не будет.
– Да, вы совершенно правы, – часто закивал Бержерон и, виновато улыбнувшись, развёл руками. – Но, увы, есть установленные процедуры. Я не могу их обойти просто так. К моему величайшему сожалению.
– А не просто так? – я зацепился за резанувшие ухо слова. – То есть варианты всё-таки имеются, надо лишь выполнить определённые условия. Так?
– Приятно иметь дело с умным человеком, – француз откинулся на спинку кресла и отсалютовал мне бокалом вина. – Всё так и есть. Регистрация владетельного Дома, по сути, формальность. До двадцатого века никто этим специализированно не занимался. Каждый сам вёл свою родословную, какие-то принимались правителями, какие-то нет. Но в итоге все они просто получили юридический статус Дома по факту своего существования.
– Прекрасно, – я немного напрягся. – И что требуется, чтобы быстро влиться в их ряды?
– О, – расплылся в улыбке старик. – Для вас буквально сущий пустячок. Я узнал, что у вас имеется некий молоток. Так вот…
– Прощайте, месье Бержерон. – я с трудом сдержался и не двинул в наглую сморщенную рожу, поднялся и бросил на стол пару пятитысячных купюр. – Было очень приятно познакомиться. Надеюсь, ваше возвращение в Париж окажется лёгким. Анна Семёновна, безумно рад был с вами познакомиться. Всего наилучшего.
– Ви слишком импульсивни, Виктохь, – с ударением на последний слог вдруг по-русски заявляет сам француз, никак больше не прореагировавший на мою эскападу. – Если ви дадите мне пять… даже две минути вхьемени, я докажу вам, что это лучший виход в вашей ситуации.
– Я не сомневаюсь в вашем умении делать белое чёрным и наоборот, – я никогда не питал иллюзий в отношении этого дедушки, потому что любой чиновник его лет и должности – это матёрый волчара, съевший на теме очковтирательства не одну собаку. – Но две минуты выделю. Не больше. Даже интересно, что вы придумали.
– Анна, бьюдьте добьхи, остявте нас. – Переводчица послушно поднялась и направилась к выходу, а я мысленно поморщился, заметив, как дедок бросил сальный взгляд собственника на её задницу. Причём не знаю, кто вызывал у меня большее отвращение, старый развратник или бабёнка, лёгшая под одного и тут же пытающаяся соблазнить другого.
– Итак, осталось минута сорок секунд, – я поторопил француза, просто чтобы тому жизнь мёдом не казалась.
– О уи, – ничуть не смутился тот, задорно улыбнувшись. – Всьё оч-ень пхосто. Ви слишком молоди, чьтобьи удехьжать такое богатство. Ви думаетье что вокхуг дгузья, но знаетье ли, что Бенедетти ужье связались с Изабелль, отменьив помолвка. Её признають одной из Бенедетти, но с одинь условий. Догадаьетесь какьой?
– Привести Матвея вместе с молотом, – я ни секунды не сомневался с ответом. – Но даже если это правда, при чём тут вы? Или хотите облагодетельствовать меня за долю малую, как вы привыкли? Знаете, именно это ваша главная проблема. Вы почему-то считаете, что весь мир желает жить именно так, как вы решите. Вот и сейчас вы решили, что молодой и глупый варвар лучше избавится от опасной вещи, чтобы сохранить друга и получить свой владетельный Дом. А по сути, если разобраться, ведь вся эта регистрация – лишь фикция.
– Чьто ви имееть в виду, – немного опешил Бержерон. – Я упольномочен…
– Вот именно это, – невежливо перебил я старика. – Что вас кто-то уполномочил нести свет тёмным варварам. Естественно, что взамен они должны поделиться с вами своими богатствами. Бремя белого человека, так ведь? И для вас нет разницы, Африка это или Сибирь. Для вас все мы не люди. Уверен, что за молот вы даже готовы дать мне статус «почти человека». Эдакого младшего брата, которому можно время от времени кидать кости со стола. Просто не успели озвучить своё предложение. Но знаете что, идите в пень. И с регистрацией, и с предложением. Да, я хотел бы войти в европейское объединение Домов одарённых, но вы почему-то постоянно забываете, что не одни на планете. И если уж на то пошло, в азиатском регионе богоборцев гораздо больше. Думаю, они мне не откажут. Счастливо оставаться.
– Подождьите, Виктохь! – вот теперь дедка проняло, и он, подскочив, кинулся за мной. – Подождьите! Нье нужно гохячиться! Ми нье отказиваем вам во вступлении! Я льишь только хотьель помочь…
– Я не сомневался, – я криво ухмыльнулся. – Мне в последнее время все хотят помочь, прежде всего избавить от лишних активов. То родное бюро, то вы. А взамен, как собаке, кидают кость, мол, вот тебе Игры или Дом. И почему-то все считают, что я должен паром писать от этого. Но не хотят понять одного – мне все ваши подачки не нужны. Я проживу и так, благо вырос в деревне, руками работать умею. Так что на кусок хлеба себе всегда наскребу. А знаете почему?
– Догадьиваюсь, – почему-то грустно улыбается мсье Бержерон. – Когда-то я биль как ви. Молодьой и дерьзки. Ньо жизнь умьееть обламивать таких. И ви этьо поймётье.
– А вот хрен ей, – я зло оскалился. – Может, поэтому владетельные Дома Европы и выродились, потому что слишком боялись жить. Слишком тряслись за своё благополучие. А мне плевать! Не скажу, что моя мечта только убивать богов и больше ничего, я не настолько кровожаден, но в целом мне достаточно, если люди будут в безопасности. Как бы пафосно это ни звучало. А всё остальное – пыль! Мишура. Так что я не расстроюсь, если не поеду на Игры. Не обижусь, если Белка с Матвеем уйдут к Бенедетти. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Но вы ошибаетесь в одном. В том, что Кузнецов кинет меня. Он человек чести, если помните, что это такое. И давайте на этом закончим, пока я не сорвался.
Я вылетел из кафе, где проходила встреча, и, даже не кивнув переводчице, направился по улице. Ламба уехала на ремонт, другой машины для города у меня не было, а такси поблизости не наблюдалось. Да и, честно говоря, хотел прогуляться, проветрить голову. Общение с чиновником Европейского сообщества одарённых вышло сумбурным и эмоциональным. Я должен был догадаться, что у меня попытаются отжать трофеи, но не ожидал, что это будет так грубо. Ладно, пренебречь, вальсируем. Поднимать лапки и сдаваться я тоже не собирался.
Выходов из ситуации я видел не так чтобы очень много. Первый – ехать на Игры так, как есть. На мой взгляд, не самый худший вариант, но чреватый существенными проблемами. В то, что Матвей меня кинет, я не верил, тут я сказал французу чистую правду. Даже ради Белки он не пойдёт на предательство, пусть я ему не сват и не брат. Кто-то мог бы ткнуть меня носом в то, что он ушёл из родного Дома, но, на мой взгляд, эти вещи несопоставимы. Тогда его просто поставили перед фактом, что он теперь обязан подчиняться Раевскому как сюзерену.
Причём я уверен, будь это его личный выбор, Матвей бы сдох, но не предал свой Дом. Это чувствовалось в кузнеце, некий внутренний стержень гораздо крепче стали. Но его подкосило предательство дяди, а главное, бездействие деда и отца, решивших плыть по течению ради сохранения Дома Кузнецовых. И это при том, что по сути его как такового уже не существовало.
Короче, максимум, что нам грозило, так это то, что Матвей с Беллой уйдут из команды. В принципе, это мы могли пережить, хоть и не хотелось бы терять столь ценных членов группы. За прошедшее время мы все сумели оценить, насколько полезно иметь мастера на все руки, способного буквально на коленке починить всё что угодно. Или, наоборот, взломать, что тоже бывало очень важно. Например, при работе в жилом секторе приходилось проверять многочисленные подвалы и чердаки. Обычно приходилось ждать кого-то из ЖЭУ, да и то в половине случаев нужный ключ найти было целой проблемой. А так тихо вошли, тихо вышли. Немного незаконно, зато быстро и надёжно.
То же самое с машинами. Автопарк у нас разросся, и грузовик, и броневик нуждались в качественном обслуживании. Да и полевой ремонт тоже никто не отменял. Вон давеча на болотах я ничуть не волновался за технику, зная, что Матвеич, если надо, разберёт и соберёт её с помощью пассатижей и такой-то матери.
Не менее полезной оказалась и Изабелла, или, точнее, Алла, хоть лолька уже привыкла к итальянскому имени. Теперь осталось выяснить насколько. Что для неё важнее, чувство ответственности или плюшки европейского владетельного Дома. Честно говоря, я надеялся на первое, но понимал, что живот вполне может перевесить сердце и душу. С милым рай в шалаше бывает только в сказках, где щука исполняет любое желание по щелчку пальцев. В реальности же быт очень быстро убивает любовь.
Правда, был момент, что я их тоже с голой задницей оставлять не собирался. Скорее уж, наоборот, премию за Серебряное копытце мы честно поделили, плюс я подкинул от себя кое-что. Купил им квартиру в новом доме концерна Тереньтевых. Неплохую трёшку себе, кстати, такую же взял, чтобы было, где перекантоваться. Со скидкой вышло весьма выгодно. Да и в остальном перспективы вырисовывались весьма неплохие, учитывая, что основной Дом Кузнецовых теперь сам заказы не брал, а Ромушевы ломили совершенно нереальные цены. Так что с талантом Матвея и подарком Тоймли оказаться без куска хлеба с толстым слоем чёрной икры сверху – это надо было очень сильно постараться. Я тоже наглеть не собирался, мы с Матвеем это уже обсудили. Двадцать пять процентов в казну Дома, и делай что хочешь. Тем более что заказы уже пошли, Скуратов вон по блату уже себе очередь застолбил, собираясь обновить броню чуть ли не всем своим родственникам.
Так что, что бы там ни говорил француз, за ребят я особо не переживал. То, что Белка меня не поставила в известность о предложении Бенедетти, не означало ровным счётом ничего. Сдаётся мне, там и Матвей ещё не в курсе, иначе молчать бы не стал. К тому же это будет отличной проверкой на доверие. По результатам можно будет многое сказать и сделать соответствующие выводы. А сбегут, значит, так и надо. Мне же лучше, не ударят в спину.
Но немного успокоившись, я вдруг осознал другую проблему. А для чего вообще мсье Бержерон мне всё это рассказал? Неужели реально думал, что я отдам артефактный молот? Да ни в жизнь не поверю! Это поначалу до меня не дошло, что что-то тут не так, потому что, как обычно, вспылил. Как же враги покусились на моё, ату их. Как ещё морду дедку не набил. С трудом сдержался. Наговорил всякого зато. А по факту, меня просто поставили в известность о планах итальянцев, и всё. Не думаю, что мсье остановит процедуры по регистрации Дома. Про азиатов он лучше меня знает, и что я запросто могу податься к ним – тоже.
При этом в альтруизм французского старичка я тоже не верил. Может, это сказывалось предубеждение против европейцев, их я действительно не любил. Было за что. Они нас тоже не жаловали, считая дикими варварами, которых хорошо было бы загнать в каменный век, чтобы не мешали грабить и выкачивать ресурсы. Это только очень наивные люди могут верить, будто со временем что-то поменялось или что среди богоборцев этого нет.
К сожалению, владетельные Дома, несмотря на все свободы и возможности, по факту ничего не решали, оставаясь цепными псами государств. Да, где-то поводок был посвободнее, где-то даже можно было перетащить махину госаппарата в нужную сторону, но не более. И если правительство давало команду, кланы и Дома послушно бежали в нужную сторону. Причём иногда такую, которая, казалось бы, противоречила самой сути богоборцев. Достаточно вспомнить Великую Отечественную и то, какую роль играли одарённые в третьем рейхе. И ведь сейчас делают удивлённые глаза, мол, невиноватые мы, нас заставили.
Так что именно надо было старому му… мужику. Ведь он приехал сюда не только переводчиц на спинке повалять или накинуть малолетнему болвану пару глупых предложений. Наверняка есть второе дно… но я его не вижу. А может, и нет второго дна, а это было чисто предупреждение, что от меня не отстанут. Или ещё что-то. Не знаю. И от всех этих мыслей вон голова уже разболелась и захотелось кому-нибудь дать в морду. Или нажраться в хлам. Это, кстати, предпочтительнее, и я уже было нацелился на ближайший бар, когда рядом притормозил белый БМВ.
– Садись, – махнула рукой Таня, – подвезу.
– Как ты меня нашла? – Голова уже не соображала, и понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить. – А, отслеживание местоположение смарта.
– Хреново выглядишь, – Тарасова на секунду прижалась ко мне, целуя в щёку. – Плохие новости? Не удалось договориться?
– Хрен его знает, – честно выдал я то, что было на уме. – Непонятно. Мсье решил развести меня на молот и был послан в пешее эротическое. Но вот сама подача была такой, что сейчас ломаю голову, реально ли у меня хотели отжать артефакт или таким образом предупредили о чём-то. Короче, без бутылки не разберёшься. А ещё с Дарой что-то надо делать. Тоже не пойму, чего она в разнос пошла, нормально же общались.
– Вить, мне иногда кажется, что у тебя реально эмоциональный коэффициент, как у табуретки, – улыбнулась Таня. – Неужели ты не понял, чего Дарка бесится? Почему тебя постоянно надо брать прямо за яйца, в прямом смысле этого слова, чтобы ты хоть что-то начал соображать?
– Погоди, погоди, ты сейчас серьёзно?! – Понимание рухнуло словно пыльный мешок в подворотне. – Ты хочешь сказать, что Дара по мне сохнет?!! Да ну бред!!!
– Почему?! – вот теперь пришла очередь блондинки удивляться. – С чего бы она не могла в тебя влюбиться?
– Ну это же Дара! – я в шоке откинулся на кресле. – Свой пацан! Она мне сама в клубе девок снимала! Так, это ты не слышала…
– Да ладно, будто я не знаю, какой ты кобель, – тяжело вздохнула Таня. – Но учти, поймаю, ятра оторву. А насчёт Дары, балбес ты. И девки эти были лишь её попыткой отгородиться от чувств. Убежать от себя. А сейчас она заметила, что между нами что-то есть, и взыграло ретивое.
– Мать моя женщина, – я хлопнул себя по лбу и потёр лицо ладонями. – Этого ещё не хватало. И чего делать?
– Не думаю, что тебе надо объяснять, что делать с девушкой, – игриво ткнула меня в бок блондинка. – Ночью у тебя хорошо получалось. Даже слишком.
– Да дело не в этом, – я отмахнулся, – меня больше её дед напрягает. Не успеешь оглянуться, как окажешься, повязан по рукам и ногам.
– Думаю, что тебе для начала стоит просто поговорить с Дарой, – Тарасова резко сменила тон на серьёзный. – Выяснить, права я или нет. И желательно сделать это как можно быстрее. Дара, конечно, сейчас никуда не денется, как минимум до конца Игр, но и оставлять такую проблему чревато. Обиженная женщина куда страшнее любого духа. И хорошо бы тебе эту аксиому не испытывать на себе.