Мона спала как дитя – как пьяное дитя, – бледный лоб ее раскраснелся, руки она, позабыв обо всем на свете, раскинула поперек постели. Боб расхаживал по ее спальне, ему очень хотелось уйти, но сначала следовало, никуда не денешься, потолковать, и очень серьезно, с матерью.
В конце концов он присел на кровать и растолкал Мону.
Она застонала, прелестные черты ее скомкала боль.
– Ох-х, ух-х. – Правая рука Моны вознеслась над постелью и опустилась на мягкую щеку. Тонкие пальцы нежно нажали на пульсирующую скулу. – Ох, Боб, дорогуша. Это ты.
– Да, это я, мама. Я. Один. Минус кое-что, мама.
Он свирепо смотрел на Мону.
– Тебе не стоило позволять мне пить так много, – сказала она и предприняла отважную попытку улыбнуться.
– Ну да. Как будто я способен тебя удержать.
Она тихо застонала.
– Такой большой красивый мальчик, как ты, – слова ее слегка размазывались, как у терзаемого болью человека. – Против бедной маленькой женщины.
– Это ты бедная маленькая? – фыркнул Боб. – Послушай, мне пора уходить. Но я должен узнать, что ты собираешься предпринять по поводу моего Экка.
– Твоего Экка?
Боб вытаращил глаза.
– Ты хоть что-нибудь из этого вечера помнишь?
Она рискнула высказать догадку:
– Я проигралась?
– Да.
– Сильно?
– ДА.
– Ну и ладно. – Мона снова закрыла глаза. – Чем мы займемся сегодня? Через минуту мне станет лучше.
– Мама.
– Да, дорогуша.
– Ты отняла у меня моего зверька.
Веки Моны затрепетали, глаза приоткрылись.
– Правда? Вот старая дура.
В глазах Боба полыхнул огонь.
– Ты отняла моего зверька, и теперь его съедят.
– Не надо сейчас ничего рассказывать, дорогуша. Еще слишком рано. У меня нет сил.
– Вообще-то уже полдень. И я хочу получить его обратно.
Мона вздохнула.
– Я тебе другого добуду, дорогуша. Экков вокруг хоть пруд пруди, по пятачку пара. Путаются под ногами, точно катышки пыли. – Она нахмурилась. – Во всяком случае, раньше путались. Пока не поползли дурацкие слухи о том, какие они изумительно вкусные.
Она слабо усмехнулась.
– По счастью, Хед ничего об этом не знает.
Боб застонал.
Мона, ужаснувшись, открыла глаза пошире.
– Хед знает? Кому же хватило ума проболта…
Выражение сыновьего лица остановило ее.
– Ой.
– Согласно тому, что ты, мама, наплела твоей отборной компании, он не только последний из Экков, но и самое упоительно вкусное блюдо в девяти тысячах галактик.
– Это было неумно.
Мона казалась искренне смущенной, впрочем, оставалось неясным, чем именно – нравственной стороной ситуации или несколько подозрительным характером ее уверений.
Боб вскочил на ноги и принялся снова расхаживать по спальне.
– Вот и всегда ты такие фокусы выкидываешь.
– Всегда? – нахмурилась Мона. – Разве я раньше Экков проигрывала?
Боб остановился. Резко повернулся к ней.
– Я хочу получить его назад. Хватит меня обирать. – И он сорвался на крик: – ПОЛУЧИТЬ ЕГО НАЗАД!
– Да, дорогуша. Очень хороший план. Я так и сделаю. Через минуту.
Хоть бы сын ее не шумел так. А еще того лучше, исчез бы совсем. Ну ничего. Она наденет что-нибудь миленькое, сходит к Хеду, и тот вернет ей Экка. Конечно, вернет.
А пока хорошо бы позавтракать, это может снять бу́хающую за глазами боль. Она все уладит, разберется со вчерашней игрой. Но только когда перестанет болеть голова. И когда Боб прекратит орать на нее. Когда она снова придет в себя.
Впрочем, возможно, и после этого ничего у нее не получится. А вот до этого – не получится наверняка.