3. Современные сельские мошенники

Джеффа Питерса нужно зажечь. Когда бы я его не спрашивал, рассказать что-нибудь интересное, он твердил одно – его жизнь скучна, без эксцессов и инцидентов, как самый длинный из романов Троллопа57. Но, если, все-таки, его удавалось растормошить, то открывался волшебный ларец. Поэтому, для того чтобы выудить из него что-нибудь, я много раз закидывал удочку и много интересного всплывало на поверхность, подхваченное стремительным потоком, пока я не начинал чувствовать, что рыбка начала клевать, и он начинал рассказывать как раз то, что мне было нужно.

– Смотрю опять, – говорю, – Западные фермеры, несмотря на то, что как сыр в масле катаются, бегают за своими прежними идолами, проповедующими популизм58.

– Охота им бегать, – пускай и бегают, – ответил Джефф, – Что фермеру нужно в этой жизни? – Чтобы речка текла, кленовая роща на берегу росла, да, чтобы рыбка ловилась. идел я таких тыщи раз. Одно время мне казалось, что я сумею ввести в блудную59 одного жирного гуся60, но, тут, Энди Такер дал мне фору. Как говорил Энди – Фермеры всегда были дундуки61, дундуками и останутся. И еще он сказал про них, – Это такие люди, которые будут распихивать всех локтями, лезть куда не надо и агитировать всех; то на войну, где им и пули ни по чем; то на выборы, где кто-нибудь из их родни баллотируется на высокий пост; или же звать всех в кассу, где продаются билеты на балет. Они наша опора и оплот, то на чем эта страна держится. И я не знаю, чтобы мы без них делали.

– Как то было дело. Одним прекрасным утром мы с Энди продрали глаза, где-то в Южной Индиане, в деревянной сельской гостинице, построенной из желтой сосны, пожалуй, самого распространенного строительного материала в тех местах. Всего с 68 пенсами на двоих. Помню только, что земля в этом штате имеет цвет хорошо пропеченной кукурузной лепешки. Это-то я помню, но никак не могу вспомнить, как так получилось, что накануне ночью мы слезли с поезда и оказались здесь. Ночь пролетела так быстро, что мы и опомниться не успели как вид на салун, который маячил перед окном нашего вагона, превратился в весьма самобытную художественную композицию из аптечного ларька и бака для воды, находящегося два квартала поодаль. А оказались мы на первой попавшейся станции, потому что хотели у одного фраера котлы62 забарабать,63 небольшие такие, позолоченные, а пока мы его пасли, вариант наклюнулся…, как раз на этой станции чувак сошел, он с Аляски был, у него алмазов было чуток…. Днем раньше, когда мы были на Кентуккийской ветке нам не подфартило, а тут решили взять реванш.

Когда мы проснулись то первое, что услышали, был крик петухов. И вдруг мы почувствовали что-то вроде запаха нитромуриевой кислоты64, в котором я четко смог уловить присутствие хлора и нашатыря. Потом слышим, что-то очень твердое и тяжелое свалилось на пол за нашими спинами и, послышалась крепкая брань.

Не горюй, – говорю я Энди, – Деревня есть деревня. Это, наверное, кто-то на прочность золотые кирпичи проверяет65. Мы здесь ненадолго, обуем одного – двух лопухов и… Поминай как звали.

Фермеров я всегда держал про запас, на всякий случай. Порой, не имея иного шанса, приходилось брать на хомут66 и этих баранов. Как двинутый, тёр я им по ушам, порой вообще задвигал от фонаря67, и всё ждал, когда сазан клевать начнет. Затем, давал им ксивы68 на память, правда лажовые, и исчезал в неизвестном направлении. Скажу я тебе, фермеры для таких ювелиров69 как мы с Энди, так…, шушара…, с них много не возьмешь…. Но порой бывало, что и без них никуда. Как министр финансов США прибегает к помощи банкиров с Уолл Стритт, так и мы шары втирали70 дуракам фермерам.

Когда мы спустились с лестницы, то очутились в центре самого живописного и прекрасного фермерского угодья, которое нам доводилось когда-либо видеть. На расстоянии двух миль, на холме, покрытом деревьями, виднелся большой белый дом, вокруг которого раскинулись поля, пастбища, амбары и надворные постройки, и всё это было связано в единый комплекс.

– Чье это хозяйство? – спросили мы хозяина гостиницы.

– Всё это, – говорит он, – Особняк, усадьба, лесные насаждения, сады и земельные угодья, – принадлежит господину Ецра Планкетту, одному из самых передовых фермеров, проживающем в нашем селе.

На двоих у нас оставалось всего 8 центов. И, поэтому, после обеда мы сидели, гадали по звездам и составляли гороскоп, как нам кинуть местного туза71.

– Давай, я это дело проверну, – говорю я Энди. – Нас двое прожжённых, ушлых жиганов против одного лопуха фермера – это такая же неравная схватка, как борьба Рузвельта с привязанным к дереву медведем72. – Ладно, – говорит Энди, – Пойми Джефф, я хочу быть правильным жуликом, даже когда я всего лишь собираю дань с селекционеров брюквы. Скажи, что ты собираешься взять для заманки для этого Ецры? На что он, по-твоему, клюнет?

– Да, – говорю, – первое, что вытащу из своего чемодана. – По-моему, я захватил с собой тогда новые бланки декларации на подоходный налог, рецепт приготовления клеверного мёда из простокваши и яблочных очистков, бланки для заказа учебников МакГаффи73, (которые в последствии оказались заказными бланками для приобретения жатвенных машин Мак-Кормика74), жемчужное ожерелье, которое я нашел где-то в поезде, миниатюрный золотой кирпичик и еще что-то, не помню что.

– Этого вполне достаточно. – говорит Энди. – Любой из этих великолепных и столь нужных для жизни вещей, можно наповал свалить Ецру. И еще, Джефф, – говорит, – не забудь приготовить для него восхитительный сакоташ. Сделай его таким, чтобы он сам тебе отдал хрустящие, новенькие «чистые векселя75». Это позор нашему Министерству Сельского Хозяйства, Комиссии по гражданской службе, а также закону «О чистоте продуктов питания и лекарств»76! Как власти допустили такое, что некоторые из наших фермеров разинув рты и развесив уши, покупаются на то, что им пихают такие негодяи как ты? Я уже составил список из всего того барахла, что ты с собой прихватил. Его там столько, сколько различных культур бактерий в каталогах Общества Красного Креста.

В общем, я отправился на извозчичий двор и нанял там двуколку, мне она понравилась больше всего. Двухколка домчала меня до фермы Планкетта, где я её и привязал. Смотрю, у входа в дом, на ступеньках, сидит человек одетый в белый фланелевый костюм с алмазным перстнем на пальце, на голове у него кеппи для гольфа, а на шее розовый эскотский галстук77.

– Ну, прям, ни дать, ни взять. Мы приехали на курорт. – подумал я.

– Уважаемый! Вы не подскажете, как мне найти господина Ецру Планкетта? – спрашиваю я его.

– Это я и есть! – отвечает тот,. – Или не похож, по-твоему?

Я остолбенел. Стоял, как в рот воды набрав, а в голове крутились строчки из веселого стишка Маркэма Эдвина, «Человек с мотыгой». Примерно, эти:

Назову слепым себя я,

Коль, порывом вдохновленный,

Вижу всё, не замечая

Человека – центр Вселенной.

Вот так мужик от сохи! Когда я смотрел на этого мохнатого сельского грача78 все мои планы как его наколоть стали мне казаться такими же никчемными как попытка напугать кодлу79 ушлых бандитов игрушечным пистолетом.

– Ну, – говорит он, уставившись на меня пристально, – Говори! То, то, я смотрю, левый карман твоей куртки сильно отвисает. Бьюсь об заклад, там лежит золотой кирпич. Такие кирпичи мне нужны гораздо больше, чем фуфло о твоем несправедливом увольнении или сказки о затерянном серебряном руднике.

Меня как молнией ударило. Я стоял и ничего понять не мог, до такой степени чувствовал себя идиотом. Но, все-таки, вытащил из кармана маленький кирпич, завернутый в носовой платок и развернул его, чтобы показать ему свое сокровище.

Ецра подержал его в руках, посмотрел оценивающе, прикинул сколько он может весить, и говорит: – За доллар восемьдесят центов. Пойдет?

– Да, мне свинец дороже обошелся, чем Вы мне предлагаете, – отвечаю ему с достоинством. И кладу кирпич обратно в карман.

– Хорошо, – говорит он, – Тут, видишь, в чем дело, я собираю такие, и в моей коллекции ему как раз самое место. На прошлой неделе я толкнул поддельный золотой кирпич, который покупал за 2 доллара 10 центов, за 5 тысяч долларов!

В этот момент зазвонил телефон.

– Заходи, братуха, – говорит Ецра, посмотришь, как я живу. Порой мне бывает одиноко в этой глуши. – И идет прямо к телефону, говорит мне мимоходом – По-моему, это звонят из Нью-Йорка.

Мы зашли в дом. Комната была обставлена в точь-точь как маклерская контора на Бродвее – светлые дубовые столы, два телефонных аппарата, Кресла и диван, обтянутые кожей на испанский манер, масляные холсты в позолоченных рамах, глубиной в фут, и в углу биржевой тиккер80, лагодаря которому всегда можно узнать последнюю сходную цену на бирже.

– Алло! Алло! – кричит в трубку этот оригинал. – Это Театр Риджент? Да; это Планкетт из Торгового Центра Вудбайн. Я бы хотел забронировать 4 места рядом с оркестром на вечер в Пятницу – Да, да, как обычно; на Пятницу. Хорошо. До свидания.

– Каждые две недели я езжу в Нью-Йорк для того чтобы побывать на новом представлении, – говорит Планкетт, вешая трубку. Я сажусь на 18 часовой экспресс в Индианаполисе, и успеваю десять самых веселых часов побалдеть на Бродвее81, и быть уже дома через 48 часов, еще до того как мои курицы в курятнике перестанут кудахтать и лягут спать. Тут он посмотрел на тыкву, и говорит – О, Тыквища, прародительница и родоначальница всех тыкв, спасающая людей от голодной смерти со времен пещерного века, подари мне сногсшибательный урожай, чтобы я мог им удивить всех на ежегодном собрании Американской Ассоциации Газовой Промышленности! Ты думаешь, она на такое не способна, братуха? – говорит он, обращаясь ко мне.

– Должен признаться, у меня в области сельского хозяйства, с которым я до настоящего времени особенно не сталкивался, довольно большой пробел, – говорю ему доверительным голосом.

– Понятно, чувак, – отвечает он, – Смотри, желтая примула на берегу повернулась к нам своим соцветием, прям, точно как на обложке подарочного издания «Языка Цветов» с отливной кромкой.

И тут опять зазвонил телефон.

– Алло! Алло! – говорит он, – С кем я говорю? А! Это Перкинс из Миллдейла. 800 долларов слишком большая цена за такого коня. Ты не мог бы его подвести поближе, к трубке? Хорошо. Дай-ка я послушаю его. Так. Теперь отойди подальше от трубки. Пусть немного погарцует по кругу. Быстрей. Да, да. Я прекрасно слышу. Быстрей… еще быстрей. Всё! Достаточно. Теперь подведи его обратно к телефону. Ближе. Еще ближе. Сунь трубку прямо ему под нос. Так, стоп. Подожди. Нет! Я такого коня не возьму. Почему? Нет и всё! Ни за что! Во-первых, он хромает! Во – вторых, он болеет, я слышу по его дыханию, не надо мне по ушам ездить! Все, тогда пока, – и вешает трубку.

– Так что, Демосфен82 – говорит он – Ты, наверно, понимаешь, что жизнь на селе стала другой. Отстал ты от жизни! Почему, Том Лоусон83 только и ищет, как можно современного трудягу поиметь? Так, что там у нас сегодня? Сегодня Суббота 14, точно! Теперь, смотри сюда. Ну и что-ж, что мы Деревня. Я и на своей ферме всегда в курсе всех событий в мире.

В этот момент он показывает на громадный ящик, стоящий на столе, чем-то похожий на слот-машину, с какими-то штуками для ушей. Я вставил эти штуки в уши и слушаю. Какой-то женский голос начинает читать газетные заголовки: убийства, несчастные случаи, политические события.

– Всё, что ты слышишь, – говорит Ецра, – Это краткий обзор основных событий дня из газет Нью-Йорка, Чикаго, Сент-Льюиса и Сан-Франциско. По телеграфу, вся эта информация передается на нашу сельскую станцию, а оттуда проведены линии по подписчикам с оплаченным абонементом. Здесь, на этом столе, лучшие газеты и журналы Америки. А, также, реклама самых известных ежемесячников.

Я взял какую-то газету из пачки и смотрю на заголовок, на котором написано: «Выпуск Срочных Новостей. В Июле 1909 года в „Сенчури Мэгэзин84“ будет опубликовано…» – и дальше в том же духе.

Вдруг Ецра звонит кому-то, из разговора можно понять, что своему управляющему – и дает ему указания продать 15 коров джерсейской породы по 600 долларов за каждую, засеять поле в 900 акров пшеницей и доставить на троллейной вагонетке на вокзал еще 200 банок. После этого он ачал рассказывать про Генри Клея85, затем отправил своему управляющему бутылку зеленого шартреза86 и дальше слово за слово, а потом хватается за ленту из тиккера и читает вслух:

– Смотри-ка, акции на газ поднялись на две единицы. Ну что ж, прекрасно!

Тут я его спрашиваю: – А… а у Вас никогда проблем с полицией не было?

А он, угрожающе так, поднимает руку и говорит: – А ну заткнись! – говорит, – А то узнаешь сейчас.

После чего добавляет: – Слушай, тебе, конечно, это может и не понравится, но твое присутствие начинает мне действовать на нервы. Мне надо писать статью о Химере Коммунизма для журнала, к тому же сегодня вечером я собираюсь посетить собрание Ассоциации Гонщиков.

Надеюсь, у тебя хватит ума понять, что если вдруг, что-нибудь произойдет в моем селе я тебя выгораживать не стану. Так что, проваливай.

Мне ничего не оставалось, как вернуться к своей двуколке. Конь домчал меня до гостиницы, там я его привязал и пошел в номер поговорить с Энди. В его комнате я рассказал ему о разговоре с Ецра Планкеттом, причем всё как было, так и рассказал. Сел и сижу, зеленый от отчаяния, теребя скатерть и уставившись в одну точку, как чокнутый.

– Ничего не могу понять, – говорю я Энди, насвистывая себе под нос какой-то дурацкий мотив, чтобы хоть как-то скрыть унижение и подавленность.

Покусывая кончик своего левого уса, Энди принялся ходить по комнате взад и вперед, и ходил он так долго-долго, грыз свой ус и думал, думал, думал…. Он всегда так делает когда хочет что-нибудь придумать.

Когда процесс интенсивного мысленного штурма и оценки сложившейся ситуации подошел к концу, он говорит: – Джефф, твой расклад об этом эксклюзивном сельском выродке мне понятен, и придется в него поверить. Но мне кажется, просто невероятным то, что он прошел полный курс вакцинации от всех существующих систем сельского мошенничества. – И вдруг он спрашивает меня, – Джефф, ты когда-нибудь считал меня особенно, религиозным?

– В общем то, нет, – отвечаю, – правда, я встречал много людей верующих в Бога у которых их религиозные предпочтения не были проявлены открыто. Но такие сразу станут твоими заклятыми врагами, если ты покажешь неуважение к их вере.

– Я всегда учился у природы, – говорит Энди, – От колыбели до сего дня, я пытаюсь постичь сокровенную тайну естества бытия. Я слепо верю в фатальное предначертание, ключи к которому свято хранит Великая Богиня Провидения. Каждое творение создано с какой-то определенной целью. Фермеры, например, существуют для того, чтобы такие как ты и я могли жить и наслаждаться каждым прожитым своим днем. Вот скажи, для чего нам Бог дал разум? Я считаю, что та манна небесная, благодаря которой Израильтяне жили 40 лет в пустыне и выжили, кроме того, не исчезли с лица земли, – это всего лишь абстрактное понятие, метафора, которую кто-то придумал для того чтобы дурачить легковерных. А для нас этот Эцра свалился, точно, как манна небесная. Я решил проверить теоретический постулат, который гласит – «Если уж, родился ты овцой, то будешь ты овцой, пока помрешь». И к черту все предрассудки, приобретенные в результате неправильного воспитания.

– Ты с этим Эцрой попадешь, так же, как попал с ним я, – говорю я ему. – Этот феномен порвал все цепи, которые на протяжении тысячелетий удерживали ему подобных в стойле. Он вооружился лопатой и мотыгой и окопал свой блиндаж, спрятавшись в нем за маскировочной сеткой из последних достижений в области знаний о электричестве, за образованием и знанием литературы. К тому же, у него сильный и развитый интеллект.

– И, все-таки, я рискну, – сказал Энди, – Существуют такие Законы и Принципы, через которые ему, обыкновенному сельскому обывателю, ни за что не перешагнуть.

Энди ушел рыться в чулане, и вышел оттуда одетый в клетчатый костюм, – весь в коричневую и желтую клетку с ладонь величиной. На нем был красный жилет, испещренный голубыми крапинками, и высокий шелковый цилиндр. Украдкой я подсмотрел, как он свои усы обмакнул в чернила.

– Цирк уехал, клоуны остались, – говорю. – Господин, вы, случайно, не от великого Импресарио Финиаса Тейлора Барнума87? Нет, нет, подожди-ка! Точно! Ты, прям, вылитый катала88!

– Все путем, – говорит Энди, – А где наш экипаж? На улице? Я скоро вернусь, жди. Я ненадолго.

Через два часа, Энди танцевал в нашей комнате, выбивая четкий ритм своими каблуками, и высыпал целую кучу баксов, прямо на стол.

– 860 долларов! – сказал Энди. Я тебе расскажу, что я замутил89. Он, сначала изучал меня, как на рентгене, а потом начал издеваться. Я пеньком прикинулся, слова не сказал, только наперстки вытащил и катать начал. Насвистываю, так песенку, одну, вторую. А потом свою тему втираю:

– Не робей! Подходи. Смотри, где шарик. Шарик – малик. Кручу верчу – тартать90 хочу.

И смотрю, как там этот крендель. Глянь, а его уже пот прошиб. Смотрю дальше. А у него уже крышу сорвало. Он дверь входную закрывает и следит за шариком, пялится, а шарик туда-суда, туда-сюда. Оба-на. И тут как заорет: Ставлю двадцатку на кон, я знаю, где шарик!

– Ну и что дальше? – спрашиваю его я.

– Ну…, что дальше, – говорит Энди. У него дома только 860 долларов было. И все. Но, когда я собрался уходить, он меня даже до ворот проводил. Когда мы прощались, он кость мне кинул91, а в глазах его стояли слезы, но это были слезы радости.

– Братан, – сказал он. Спасибо тебе, за то огромное удовольствие, что я получил. Я так долго не играл в наперстки. Я вспомнил те дни, когда я был простым сельским парнем, а не богачом с огромным хозяйством. Благослови тебя Господь.

И вдруг Джефф осекся и я понял, что история, которую он рассказывал, подошла к концу.

– Тогда ты подумал, – решил растолкать его я.

– Да, – сказал Джефф. – Ты угадал. Тогда я подумал…. Пусть фермеры как занимались своим хозяйством, так им и занимаются. При этом, болтают о политике, перемалывают всем кости, выдумывают всякие сплетни. Сельский труд вещь утомительная. Так что, пусть фермеры как играли в наперсток, так и играют.

Загрузка...