1. Монополия, которая развалилась


Монополия сама из себя и есть, самая слабая её точка, – сказал Джеф Питерс. – Это, – ответил я, – скорее похоже на бесплодные рассуждения на тему – Зачем нужны полицейские?

– Э, нет, – возразил Джефф. Никакой связи между монополией и полицейскими нет. В моей фразе заключается главная идея – это стержень, здесь в малом скрывается многое. Надо сказать, что монополия чем-то напоминает яйцо, хотя внешне она такой не выглядит. Потому что, если ты решил разбить яйцо, то для этого удар по нему можно нанести либо снаружи, либо изнутри. Вот и с монополией всё именно так, для того чтобы её развалить – удар надо нанести изнутри. Нужно сидеть и ждать своего часа, пока процесс созреет внутри, пока цыпленок начнет долбить скорлупу своим клювом. Посмотри, сколько новых колледжей и библиотек проклевываются и пищат у нас в стране. Да-да, сэр, каждая компания таит внутри себя зародыш разрушения, она как тот петух, которому взбрендило в голову кукарекать слишком близко от того места, где негры-методисты1 в штате Джорджия проводят свои богослужения на открытом воздухе, или как тот выскочка республиканец, который сам объявил себя кандидатом на пост губернатора Техаса2.

Я ради шутки спросил Джеффа, приходилось ли ему когда-нибудь, в его сложной и полной невзгод жизни, возглавлять предприятие, которое можно было бы назвать «монополией». К моему великому удивлению он ответил да.

– Помню было такое, затеяли мы дело, – сказал он. Причем, государственная печать штата Нью-Джерси не смогла наложить вето на деятельность этой сильнейшей и самой надежной монополии из тех, что поддерживаются властью закона. Все было у нас – и удача, и успех, и поддержка, да еще и крепкие нервы. К тому же, абсолютное право на продажу товара столь необходимого обществу, а я говорю о вечном двигателе3. Обойдя всю планету нигде не найдешь такого доку в юридических каверзах, который смог бы обнаружить хоть какое-нибудь слабое место в нашей детально разработанной схеме. По сравнению с нашим предприятием Рокфеллеровская возня с нефтью4 – это просто тьфу, мелкая лавочка. Но, увы, мы прогорели.

– Наверно, – ответил я, – Конкуренты помешали вам.

– Нет, причем здесь конкуренты. Все было так, как я тебе уже говорил. Мы погубили себя сами, это то, что я называю самоубийством. Как говорит Альберт Теннисон, внутри самой нашей корпорации зародилась болезнь, которая её и уничтожила. После чего Джефф рассказал мне, что произошло:

– Ты наверно помнишь, я тебе уже говорил о том, что несколько лет подряд мы с Энди Такером вместе восьмерку крутили5. Он был самым фартовым из всех моих корешей. Где бы он не увидел доллар, он принимал за личное оскорбление, если не мог его отнять каким-либо из известных ему способов. К тому же, Энди был интеллигентен, много чего знал. Многое он почерпнул из книг, и мог часами говорить на нужную тему ни на йоту не удаляясь от главного. Он постоянно придумывал всякие хитрые аферы: то курс лекций о Палестине, для которого он использовал волшебные светящиеся картины с ежегодного съезда закройщиков готового платья в Атлантик Сити, то собирался завалить прилавки Коннектикута суррогатным пойлом из древесного спирта, настоянного на мускатных орехах6

Однажды весной мы с Энди отправились в Мексику, там один предприниматель из Филадельфии ассигновал нам 2. 500 баксов за право владения половиной паев серебреного рудника в Чихуахуа. Другая половина ценных бумаг на рудник стоила порядка 2 или 3 тысяч долларов. И скажу тебе, рудник этот был настоящий. Только вот, я до сих пор не понимаю, кто же в действительности был его владельцем.

Возвращаясь на Родину по берегу реки Рио-Гранде, мы с Энди оказались в Техасе и наткнулись на маленький городишко. Этот городок назывался Птичий Город, но птицами там и не пахло. В нем проживало, где-то 2.000 человек, большая часть населения были мужчины. На мой взгляд, главная причина того, что этот город не исчез с лица земли, заключалась в зарослях чапараля7, бурно разросшихся поблизости. Некоторые из жителей занимались животноводством, другие были профессиональными картежниками, третьи были конокрады, а большая часть горожан занималась контрабандой. Мы с Энди остановились в отеле, здание которого было похоже на многоярусный книжный шкаф с садом на крыше. В день нашего приезда начался дождь. Как говорят в таких случаях, должно быть Великий Водолей открыл все краны в своем жилище на горе Амфибиус.

В то время в Птичьем Городе было три салуна, но ни мне, ни Энди они были не нужны, мы не пили. Конечно, мы не могли не заметить как все дни напролет, с утра до полуночи, местные жители совершают ритуальный обход всех питейных заведений города по магическому треугольнику. Все они хорошо знали на что лучше потратить свои кровные.

Третий день подряд шел дождь, и вот, он начал понемногу стихать. Как то, в один из дней, после обеда нам с Энди было абсолютно нечего делать, и поэтому мы решили прогуляться на окраину, посмотреть на непролазную грязь, которая нас окружала. Этот город находился между рекой Рио-Гранде и глубоким, и широким руслом старой иссохшей реки. Сейчас, когда река вздулась из-за дождей, дамбу, отделявшую её от старого русла, размыло и она сползла в воду. Энди долго стоял на берегу и в задумчивости смотрел на эту картину. А надо сказать, человек он был неглупый и мозг его никогда не спал. Вдруг, в его голову пришла идея, которой он сразу же поделился со мной. Ну, в общем… Мы решили создать корпорацию и, вернувшись обратно в город, сразу же взялись за дело.

Сначала мы отправились в главный салун города, который назывался «Голубая Змея», и выкупили его за 1, 200 долларов. Затем, якобы, спасаясь от дождя, мы нагрянули в забегаловку мексиканца Джо. Потолковали с ним о том о сем, и купили её за 500 долларов. Ну а третья берлога нам досталось за 400 долларов. Таким образом, мы стали монополистами и владельцами питейного бизнеса в этом городе.

Проснувшись на следующее утро жители славного Птичьего Города обнаружили, что они стали островитянами. Прорвав дамбу, вода заполнила русло иссохшей реки и город оказался окруженным со всех сторон бушующими и ревущими потоками. Дождь не прекращался, с северо-запада на город наползали тяжелые свинцовые тучи, всё это говорило нам о том, что в ближайшие две недели на наши головы прольется количество осадков в шесть раз превышающее среднюю годовую норму. А конца потопа было и не видно.

Весь этот Курятник выпорхнул на улицу и, отряхивая перышки, потащился в салуны с утра пораньше горло промочить. Приходят, а куток мексиканца Джо закрыт, также как наглухо заколочен и второй пункт спасения утопающих. Таким образом, сгорающий от желания выпить народ, ругаясь на чем свет стоит, был вынужден идти в «Голубую Змею», где их уже давно поджидали. И что же ты думаешь, они увидели в «Голубой Змее»?

С одной стороны бара за стойкой сидел я, Джефф Питерс, великий магнат. В каждой руке у меня было по шестизарядному револьверу, я мог свободно не только разводить с клиентами, но и задуть лампаду8, если хлебурный9 начинал буровить. Рядом со мной было три бармена из местных, а на стене красовалась вывеска длинной в 10 футов, на которой было написано: «Любая выпивка – за стакан 1 доллар!». Энди в голубом костюме, как с иголочки, устроился на несгораемом сейфе и дымил первоклассной сигарой с золотым ободком. Он следил за нашими посетителями и в любую минуту был готов подкатить к ханурику, если тот тяжелый10 или на рожон прет. Начальника полиции города и двух его заместителей мы поили бесплатно.

Нашим посетителям потребовалось минут десять на то, чтобы до них дошло, что мы их выхарили11. Мы думали будет кипиш12, но все прошло как по писанному. Горожане поняли, что теперь они в нашей власти. До ближайшей железной дороги было 30 миль. Они знали, что потребуется, по крайней мере, две недели для того чтобы река успокоилась и все немного подсохло. С шутками, да с прибаутками они начали швырять деньги на стойку бара, стоял такой звон, что нам казалось, будто виртуоз играет попурри на ксилофоне.

В этом городке проживало, примерно, полторы тысячи взрослых, повидавших жизнь, людей. Не в самый лучший день шальным ветром их занесло в этот забытый Богом уголок, большинство из них просто мучились без спиртного, и каждому из них требовалось не менее 100 грамм в день, а может быть и больше. «Голубая змея» была единственным местом, где они могли получить все, что им надо, и переждать до тех пор, пока спадет вода и угомонится разбушевавшаяся стихия. Наш план был прост, как и все гениальные идеи.

К десяти часам доллары звенели уже не так бодро, и вместо веселой джиги13 уже можно было разобрать ритмы тустепов14 и маршей. Я выглянул в окно, смотрю, а там, сотни две наших клиентов выстроились в очередь перед банком и ссудной кассой. Ни минуты я тогда не сомневался в том, для чего этим гуливанам так срочно потребовались деньги. Потому как понял, что они решили их все просадить в нашем салуне. Все их сбережения должны были достаться нашему спруту-осьминогу, которые он точно должен был заграбастать своими мокрыми и скользкими щупальцами.

В полуденный час мы отправились домой обедать. Барменам мы сказали так, раз выдалась свободная минута, пусть время зря не теряют и заморят червячка, да и сами решили сделать то же самое. Мы с Энди пересчитали навар. Сумма была порядка 1. 300 долларов. По нашим расчётам, если вся эта «Птичья Гавань» еще две недели будет оставаться островом, то наша монополия будет в состоянии ассигновать строительство Чикагского Университета в придачу с новым студенческим общежитием. В этом общежитии будут специальные комнаты для профессорско-преподавательского состава, защищенные звукоизоляционной обивкой. К тому же, мы будем в состоянии обеспечить каждого бедняка в Техасе личной фермой, при том условии, что на новом месте он будет обустраиваться сам.

Такой успех сильно вскружил голову бедолаги Энди, он вдруг почувствовал, как сильно вырос его авторитет, особенно в собственных глазах, ведь все детали этой схемы были разработаны им самим. Он поднялся с сейфа, закурил самую большую сигару, которую смог найти.



– Джефф, – говорит. – Я не думаю, что в этом мире ты где-нибудь еще встретишь трех таких жестоких эксплуататоров как фирма «Питерс, Такер и Сатана», которые, буквально, из воздуха способны создавать новые способы одурачивания пролетариата. Мы нанесли потрясающий удар по рядовому потребителю, прямо в солнечное сплетение, не правда-ли, Джефф?

– Да, – отвечаю ему, – только всё это выглядит так, будто бы мы заядлые гольфисты, но не можем играть, потому что страдаем от гастрита, или так, словно мы упираемся, а нас помимо нашей воли заставляют рядиться в шотландские килты. Судя по всему, заманка с гарью15 удалась, так что скоро мы Скибо16 покупаем. Я теперь не смогу жить как прежде. Уж, лучше я наемся до отвала и буду наслаждаться роскошью, хотя бы один единственный раз в своей жизни, чем буду мучить себя недоеданием все оставшиеся дни.

Энди налил себе 150 грамм нашего самого лучшего виски и, как и следовало ожидать, выпил. Первый раз за всё время нашего знакомства с Энди я видел, как он выпивает.

– За Свободу и Независимость! – произнес он тост, – Я взываю к Богам!

Затем, отдав должное Богам – Олимпийцам, а, также для того чтобы досадить мучающему его диабету, он выпил еще. На этот раз за успех в бизнесе. Затем последовали тосты: и за абрека Райсулы17, и за железнодорожников из «Норзерн Пасифик», и за типографию школьных учебников, и за борьбу с беззакониями связанными с производством маргарина, и за Лихай Вэлли18, и за Федерацию Угледобывающих Предприятий, и… за всех Святых Угодников!

– Энди, все нормально, – говорю, – ты, конечно, должен выпить за наших братьев монополистов, но только смотри, сильно не увлекайся. Ты же знаешь, что самые известные и всеми ненавидимые магнаты-миллиардеры – по жизни трезвенники и перебиваются бледным чаем с сухариками. Поэтому, если ты хочешь стать богатым, то знай меру.

Энди зашел в подсобку и вышел оттуда переодевшись в свой лучший костюм. Смотрю, появилось в нем что-то зловещее, демоническое и притягивающее, а его глаза пылали огнем – и это были глаза благородного повстанца. Такая перемена в нем мне совсем не понравилась. Я наблюдал за ним и видел, как он меняется после каждой новой порции виски. На всех спиртное действует по-разному, но существует две ситуации в которых вы никогда не знаете, как человек поведет себя в следующий раз. Первая, – это когда мужчина выпивает свою первую рюмку спиртного, а вторая, – когда женщина выпивает последнюю.

Менее чем за час Энди превратился из раздавленного морской пучиной ползающего по дну ската, в гордый и отважный буер, способный носом прошибить самые крепкие льды Антарктики. Внешне он вел себя прилично и пытался сохранять спокойствие, но чувствовалось, что внутри него бушует огонь. Никто не знал, что от него можно было ожидать в следующий момент, настолько жажда приключений затмила его разум.

– Джефф, – говорит. – «Ты же знаешь, что я Везувий – пылающая геенна огненная?

– Само собой, я в этом ни минуты не сомневался, – отвечаю ему. – Но ты же не Ирландец, и поэтому тебе не надо коверкать слова. Почему ты не сказал, что ты Вельзевул и гений, согласно всем правилам синтаксиса английского языка, так как произносят эти слова американцы?

– Нет, я не ошибся! Я сказал, именно, то, что я и хотел сказать! – ответил он. – Я Везувий, – огнедышащий кратер вулкана. Внутри меня бурлит огонь, потоками лавы он вырывается наружу и превращается в слова и фразы, которые в изобилии своем готовы обрушиться на собеседника. Я чувствую как миллионы различных фраз, а сними синонимов и антонимов клокочут во мне. Я чувствую, что я должен произнести речь на какую-нибудь тему. Ведь, после того, как спиртное ударит мне в голову я превращаюсь в настоящего оратора.

– Хуже этого ничего и быть не может, – сказал я.

– Насколько я себя помню, – говорит он, – алкоголь всегда пробуждал во мне желание выступать перед публикой. Вот почему во время второй выборной кампании президента Вильяма Брауна19 перед моим выступлением мне наливали три порции коктейля «Рикки»20 и я мог говорить о «Серебряном вопросе»21 на два часа дольше самого Билли22. В конце концов, они меня убедили в своих выступлениях говорить о золоте как о единственном стандарте, который должен поддерживать американскую денежную единицу23. И вот результат! Вопрос о серебре отпал.

Если у тебя появилось такое сильное желание поговорить, – говорю, – то почему бы не прогуляться на берег реки и не отвести там душу? Насколько я знаю, там много всякой мошкары роится, а она прекрасный слушатель. Она, к тому же еще, и прекрасный оратор, потому что жужжит без умолку. Ну, что-ж, придется ей тебя терпеть. А компанию ты ей составишь прекрасную, будете вместе ораторствовать.

Нет – ответил Энди. – Мне нужна аудитория. Для меня лишь только одна мысль о том, что я могу потерять слушателя, кажется такой же чудовищной как то, что Сенатора Бевериджа люди зывают Великим Юным Сфинксом с побережья реки Уобаш24. Джефф! Я знаю, что могу сплотить людей! Я должен сказать то, что лежит у меня на сердце, иначе, в один прекрасный момент, я потеряю нить рассуждений и стану похож на занудное, сентиментальное собрание сочинений глубокоуважаемой миссис Саутворт в роскошном переплете с золотым обрезом.

Я его спрашиваю – а какие темы для практики ораторского искусства наиболее импонируют тебе, и какие из них ты хотел бы затронуть в своем выступлении? Есть ли у тебя какие-нибудь тезисы?

– У меня нет какой-либо конкретной, излюбленной темы, – заявляет Энди. – Я универсал, по каждой теме я имею серьезную подготовку и глубокие знания. Я одинаково хорошо разбираюсь во всех них вместе взятых и в каждой в отдельности. Я могу говорить о решении проблемы Русской эмиграции или же о поэзии Джона Китса, или же говорить об оплате тарифов за оказанные услуги, или же о кабильском языке и литературе25, или же об устройстве и работе канализационных систем. При этом, я могу заставить свою аудиторию почувствовать всю остроту момента, заставить смеяться, восклицать, и печально всхлипывать, кричать от возбуждения и радости, а также безудержно рыдать, роняя слезы.

– Ну, что-ж, Энди, – говорю, – Если, ты действительно чувствуешь непреодолимое желание выступать публично, открыть людям глаза и указать им светлый путь, я полагаю тебе надо в город. Там ты найдешь кого-нибудь, кто согласится терпеть, пока ты будешь гнать пургу26. А мы всей ельней27 будем работать. Скоро обед и весь народ, естественно, попрет к нам, а хорошо просоленная свинина с бобами вызывает непреодолимое желание вмазать. Уверен, мы заработаем тыщи полторы, а может и больше, еще до того как наступит полночь.

Энди ушел и я видел, как он остановил пару прохожих и начал с ними говорить. Постепенно количество людей, окружавших Энди, выросло до шести. А через некоторое время я увидел как он жестикулировал и размахивал руками на углу улицы, при этом, что-то убежденно и горячо толкал уже перед довольно большой группой. Когда, не закрывая свой рот ни на секунду он тронулся с места, вся толпа, выстроившись в цепочку, потянулась за ним. Он шел вдоль по главной улице города собирая вокруг себя все больше и больше людей к которым, увлеченно прислушиваясь, присоединялись все новые и новые желающие получить святое откровение из уст Великого Посвященного. Вся эта картина напомнила мне сказку о Крысолове, который увлек за собой всех крыс из города.



Пробил час, затем два. Уже, смотрю, на часах три, а вокруг ни единой души.… В наш салун никто не пришел. Шел легкий моросящий дождь. Улицы были пусты, лишь только несколько уток важно крякая, разгуливали вдоль и поперек, и лишь иногда женщины озираясь по сторонам, спешили по магазинам.

Одинокий прохожий не спеша подошел и остановился перед нашим заведением, мы думали он захочет зайти и что-нибудь заказать, но он остановился лишь только для того чтобы соскоблить грязь со своих сапог.

Я вышел и спросил его: – Приятель, я видел сегодня утром по городу прошла шумная процессия. А сейчас он похож на древние руины Тира и Сифона по стенам которых лишь только ящерицы ползают. Ты не знаешь в чем дело? Почему никто не идет к нам?»

На что тот ответил: – Весь город сейчас собрался на складах Сперри, там, где хранятся шерстяные ткани, и там ваш закадычный друг выступает с речью. Он настолько глубоко разбирается в вопросах о которых решил рассказать публике, настолько серьезно и веско аргументирует свои доказательства, что все его слушают с почтенным вниманием.

– Хорошо, – ответил я – Надеюсь, без перерыва он не сможет обойтись, и скоро поймет, что от его выступления страдает торговля.

Ни одного посетителя не было и после обеда. Тишина повисла гробовая. В шесть часов вечера двое Мексиканцев привезли в наш салун безжизненное тело Энди, свисающее лицом вниз с маленького ослика бурро28. Он продолжал что-то невнятно бормотать и жестикулировать, пока мы его не раздевая и не снимая обувь, пьяного в стельку, бросили в кровать.

После того, как мы его таким образом уложили, я закрыл кассу и вышел узнать что же там произошло. И тут я встретил человека, который мне всё рассказал. Оказывается, Энди выступил с великолепной речью, которая продолжалась два часа. Такой речи в Техасе никогда не слышали, да и вряд ли когда-нибудь еще услышат. Да мало того что в Техасе, во всем мире!

– И о чем была эта речь? – решил уточнить я.

– О борьбе с пьянством, – ответил Джефф. – После того, как Энди закончил свое выступление, все люди этого города зареклись бросить пить на целый год.