Сергей Сергеевич Плюснин, конечно, мог бы и не представляться: бывшего начальника Генштаба, уволенного, как утверждали многие, за открытый протест против «разрушительных реформ» в российской армии, знали все. Уйдя в отставку три года назад, генерал поначалу «исчез», чтобы заняться литературной деятельностью, но в это никто не поверил, и вскоре поползли слухи о какой-то новой общественно-политической структуре, которую создает Плюснин.
В свое время начальник Генштаба генерал Плюснин любил появляться на телевизионных экранах. Газеты и радио не любил: там пропадало его личное обаяние, которым он гордился и которое помогло ему сделать головокружительную карьеру от выпускника торгового техникума до высших постов в военном руководстве. Кстати говоря, сам-то Сергей Сергеич был убежден, что своего потолка он еще не достиг.
Появляясь на телеэкранах, он выстраивал ответы на все вопросы так, что было видно: это говорит человек стратегического, государственного ума! И обращался он не к простым слушателям, а к тем, кто вершил судьбы России и мира. Он верил, что такие люди есть, и был убежден, что «таким людям», в свою очередь, нужны такие, как он. Плюснин был убежден в этом, пока не поползли слухи о скором возвышении его давнего недруга генерала Бойченко.
Генерал Бойченко входил в тесную обойму номенклатуры «Арбатского военного округа». Так злые языки именовали генеральскую верхушку, которая, по существу, и являла собой подлинное армейское руководство. Говорили, что «Арбатский военный округ» стал формироваться еще с довоенных времен. Поводом будто бы послужила история феерическая, но подлинная.
…Однажды к даче Семена Михайловича Буденного, одного из первых советских маршалов и создателя Конармии, прибыл суровый отряд. Шел конец тридцатых, и люди в форме НКВД вызывали священный страх у всех, кто их видел перед собой. У всех, кроме С.М. Буденного. Поначалу бравый маршал решил, что его просто хотят пригласить на очередную торжественную встречу. Поняв, что ошибся, он повел себя так же, как в боях, которых провел в своей жизни немало. Предвидя нависающую атаку, он велел выстраивать оборону. Ворота были заперты, пространство между забором и домом очищено от гражданского населения типа «дети – бабы – няньки». Все, кто умел стрелять и был к этому готов, получили оружие, благо в доме маршала его было достаточно. В окна второго этажа были выставлены те самые «максимы», которыми легендарный чапаевский Петька гонял беляков.
Товарищи из НВКД удивились. В первый раз они не знали, как себя вести. Можно было, конечно, грозно сдвинув брови, спросить, глядя сквозь: «Вы, гражданин, в своем уме?» Но грозно сдвигать брови, не видя трепещущего человека, бессмысленно. А планируемый арестант трепетать перед товарищами из НКВД не собирался. Кто-то из его адъютантов через окно адресовал товарищам из НКВД вопрос о целях прибытия и предложение поскорее убраться. Адъютант был плохо обучен светским манерам и не был достаточно знаком с нормами русской литературной речи. Зато с «великим и могучим» был знаком хорошо и предметно. Поэтому, вдобавок ко всему, товарищи из НВКД услышали громкий отборный мат в свой адрес. И это тоже было необычно.
Товарищи, трезво оценив обстановку, позвонили и потребовали поддержки. Когда через полчаса подъехал грузовик с воинами, Семен Михайлович пошел на крайние меры: он снял телефонную трубку. Услышав ответ, не здороваясь, спросил прямо:
– Коба, ты там ох…, что ли?
Изумленный абонент, которому такой вопрос в последний раз Семен Михайлович задавал в 1919-м, кажется, году, поперхнулся трубочным дымом и закашлялся.
– Ты там у себя в Кремле какого… кашляешь? Ты что, решил всех своих товарищей пострелять к… матери? – продолжал задушевную беседу маршал Буденный.
– Погоди, Семен, – попросил его курильщик трубки. – Расскажи, в чем дело?
Услышав рассказ, повел себя странно. Переспросил: так просто и обматерили, и выстроили оборону? Выслушав ответ, еще посмеялся, потом спросил: чей там дом находится ближе других к «товарищам из НКВД»? Пообещал перезвонить.
Из окон второго этажа буденновской дачи было видно, как из соседнего дома что-то прокричали. Главный «товарищ из НКВД» стремглав бросился в дом, выскочил оттуда как ошпаренный, скакнул в машину, что-то крикнув при этом, и все дружно отбыли.
Вскоре после этого в кабинете товарища Сталина произошла встреча. Хозяин кабинета представил маршалу Буденному невысокого плотного товарища в пенсне. Крепышу сказал, положив руку на плечо Буденному:
– Коба проверенных боями людей никому не отдаст. Ты, Лаврентий, наводи порядок в стране, а армию строят и будут строить другие люди.
Помолчал и спросил, дружески приобняв Буденного:
– Найдем мы таких людей, Семен?
На что Буденный, моментально оценив ситуацию, ответил:
– Коба! Ты только дай приказ. Разве я хоть один твой приказ не выполнил?
Сталин разжал объятия, встал прямо перед Буденным, пристально посмотрел ему в глаза и признал:
– Не было такого! Надеюсь, и не будет.
НКВД, конечно, был посрамлен, Буденный снова стал героем, и слова Сталина понял правильно: надо не только крепить оборону, но и быть готовым к наступлению. С того времени, как гласила легенда, и стал создаваться «Арбатский военный округ», АрбВО. Для оперативного управления всеми армейскими делами, всеми! Не говорили вслух, конечно, что с тех пор соперничество наркомата обороны с НКВД ширилось и крепло. Или о соперничестве нельзя так сказать?
Формировался АрбВО неспешно, основательно и незаметно. Тех, кто сам туда просился, не брали. Офицера, рекомендованного несколькими арбатовцами, тщательно проверяли, понимая, что чужие тут «смерти подобны» не в переносном, а в прямом смысле слова! Так что деление в округе было простое: «наш» и «НЕ наш». Ну, понятно…
Кто-то говорил, что легенда – она и есть легенда, кто-то свято верил в ее реальность, но уж наличие и роль АрбВО признавали все!
Вот этому-то АрбВО Плюснин и не понравился. Не понравился с самого начала, едва стал подниматься наверх. А собственно, что там могло понравиться? Окончил торговый техникум, начал службу по призыву, с рядового, и родственников, которые бы гарантировали тыл, не имел. Образование получил гражданское, значит, друзей с училищной поры нет. Значит, не вошел Плюснин с юных лет в круг людей, которые помогают друг другу всегда и во всем, значит, нет у него в друзьях тех, кто сидит в штабах и всегда в курсе важных дел. Короче, не было у него «подпорки». А один-то что может сделать?..
Вот и тянул Плюснин лямку с самой срочной службы, опираясь только на себя самого. А у таких людей, как известно, друзей не бывает, зато врагов – куча. Ну хорошо, не врагов – недоброжелателей, какая разница? Правда, все признавали его работоспособность и упертость. Поставленную задачу Плюснин выполнял, даже если приходилось идти на открытое столкновение, и авторитетов не признавал. Ну и хорошо, решили его недоброжелатели «на верху», значит, сможет заниматься нужными и трудными делами. Надо же кому-то и «внизу» работать, осуществлять, так сказать, повседневное управление войсками. Тянул лямку и пусть тянет.
И Плюснин потянул. Долго тянул, свято веря, что проходит обряд посвящения в «рыцари АрбВО». Работал как проклятый, по шестнадцать – восемнадцать часов в сутки, не обращая внимания ни на какие причитания жены.
Став начальником Генштаба, решил: всё, принят в святая святых. И тут же его обломали. Он в своем кабинете устроил «обмывку» назначения, накрыл стол. Все пришли, поздравили. Выпили, как полагается. А после третьей один из генералов, как бы извиняясь, сказал:
– Ну, извини, пора нам. У внука сегодня день рождения, сам понимаешь…
И ушли. Девять человек. Самые важные, самые главные, от которых зависело всё! Ушли на день рождения внука! Ушли тесно, своим кругом. Ушли все вместе, на глазах у остающихся. Ушли, будто говоря: не наш ты, парень, не наш. И никогда нашим не станешь.
Плюснин это пережил. Более того, даже стал укреплять отношения именно с теми, кто его публично унизил. Долго укреплял, но своего добился. Все девять человек были отправлены в отставку в течение двух лет, один за другим. Такого еще не бывало. А он, Сергей Плюснин, такого добился! Правда, и сам недолго продержался. Все-таки АрбВО существовал реально, серьезно и действенно. Но это – в армии.
А тут, в отставке, на гражданке, авторитет Плюснина был, оказывается, высок. Тут его принимали как человека, которого сверху наказали за сопротивление развалу российской армии. Тут его встречали как героя. Плюснин, конечно, не возражал. Ездил на встречи, объяснял, рассказывал, давал советы. Со многими оставшимися военными руководителями он сохранил хорошие отношения и сейчас демонстрировал это направо и налево. Чтобы все видели: генерала Плюснина от российской обороноспособности никому отставить не удастся! И когда стало формироваться новое общественное движение в поддержку армии, кандидатура Плюснина даже не обсуждалась. Ей просто не было альтернативы.
Появление Плюснина в милиции Корсакова не удивило. Не удивило и поведение генерала. Он вел себя как человек, чьи слова всегда имеют силу приказа, а приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Плюснин произносил фразы, не вдаваясь ни в какие пояснения. Словосочетание само по себе должно было переводиться в некие обязательные действия.
Оказалось, что вещи Корсакова находятся в полиции как «вещественные доказательства».
– Не будет же гостиница держать номер пустым, – ни к кому не обращаясь, пояснил Каворский.
– Ну, правильно, – неизвестно кого поддержал Плюснин и, глядя на полицейских с веселой злостью, продолжил: – Игорь Викторович, а поехали со мной в Златоглавую? А то местные деятели еще что-нибудь придумают. Других-то дел у них, как я вижу, нет.
Шлыков на прощание попытался сохранить лицо:
– Если что, мы вас разыщем.
Плюснин, ухмыльнувшись, процедил:
– Ты своими делами занимайся, Шлыков. Понял?
Нависла неприятная пауза, Корсакову стало неудобно, и он предложил Шлыкову:
– Если что – звоните. Вот мой телефон.
И Шлыков подхватил:
– Вы мой телефон запишите.
– И мой тоже, – включился Каворский.
Спорить с генералом никто не хотел. Даже полицейские.
Ну а Корсаков уже все для себя решил. Во всяком случае, на данный момент. За часы, проведенные в камере, он, пожалуй, действительно отдохнул и смог обдумать все, что происходило в последние дни. Слишком многое произошло за эти последние дни такого, чтобы еще чему-то удивляться. Игорь даже ждал чего-то такого, а то и похуже.
Он уже понял, что арест по подозрению в убийстве Влады Лешко, как ни смешно, самая простая неприятность. Именно – неприятность! Во всем, конечно, надо разбираться, но ясно, что Владу ему просто подставили через Римму, проверяя какое-то предположение. Скорее всего, люди, сделавшие это, не были уверены, что пресловутые документы шли от нее? А сейчас уверены в своей правоте? Возможно.
Владу, как сказал Шлыков, убили зверски, буквально растерзали. Значит, пытали. Что она им сказала? Назвала тот же адрес, что и Корсакову? Если так, то у этого «дяди Коли» те, кто ищет эти таинственные бумаги, побывали, и Корсаков уже ничего не изменит. Если же Влада промолчала, то и «дядя Коля» все еще никому не известен. Но поиски-то продолжаются, и уж теперь-то никак не обойтись без Корсакова. Почему?
Во-первых, потому, что он специально приехал в Ярославль и искал бумаги. Во-вторых, потому, что, судя по всему, иных претендентов пока просто нет. И как говорится, за неимением поварихи… Значит, сейчас задача номер один у Корсакова – выйти из окружения с минимальными потерями. А «минимальные» в данной ситуации – это мерс, стоящий на платной стоянке, и «дядя Коля».
Хватать мерина и ехать на нем в Москву одному – риск. По пути столько всякого может случиться, что потом сам черт ничего не разберет. Ну а искать «дядю Колю» сейчас, «под присмотром», – верх глупости! Сейчас лучше всего затихнуть на несколько дней и посмотреть, что будут делать «те». Заодно, если повезет, он узнает, кто такие эти самые «те».
У Плюснина все было серьезно. От полиции отъехали на двух бэхах, а на выезде из города заехали на пару минут в какой-то ангар. Плюснин и Корсаков сели на заднее сиденье тонированного джипа, но уже не того, в который садились, отъезжая от полиции. Спереди пошла одна бэха, сзади еще две. Корсакова, правда, Плюснин посадил к левому окну, а сам уселся почти посередине. Место для охраняемого объекта.
Поначалу Плюснин расспрашивал о поисках потомка Романовых[1], но вскоре, вздохнув, констатировал:
– Вижу, в самом деле вам досталось, а я тут вопросами извожу. Давайте отдыхайте.
Отодвинулся, давая Корсакову прилечь, накрыл его курткой, и до Москвы больше никто в машине не произнес ни слова. Дисциплина, однако.