В холл Корсаков почти вбежал, встревожив дремавшую дежурную. Войдя в номер, сразу же отправился в душ! Мылся долго и с остервенением, как будто вывалялся в грязи! Ему и самому было неприятно такое отношение к Римме, но преодолеть себя он не мог. Промывшись резко пахнущим гостиничным гелем несколько раз, еще долго стоял под душем, переключая с горячей воды на холодную до одури.
Выйдя из ванной, лег на кровать. Спать не хотелось, но дел за день надо было сделать много, а бессонная ночь сил не прибавила. Стараясь если не заснуть, то хотя бы задремать, Корсаков набрасывал план на день.
Главное – этот самый дядя Коля, от которого и идут эти бумаги. Даже если это не его бумаги, он не может не знать, кто их хозяин. Ну а раз он знает, значит, скажет и Корсакову. А как же!
В дверь постучали, Корсаков открыл. Перед ним стояли два плотных паренька лет по тридцать каждому, а за ними – полицейский в форме и с автоматом.
– Гражданин Корсаков? Предъявите документы.
– А почему, собственно, «гражданин»? – начал было Корсаков.
Пареньки, отодвинув его, без колебаний вошли в номер, осмотрелись.
– Гражданин Корсаков, вы задержаны по подозрению в убийстве.
– Вы с ума сошли? – искренне предположил Корсаков.
– Вы лучше одевайтесь. Не надо поспешных диагнозов, – предложил один из двоих, одетых в гражданское, темноволосый.
Его коллега с аккуратно выбритой головой повернулся к двери:
– Давай понятых и дежурную.
– Постойте. Что происходит? – спросил Корсаков, понимая, что это бесполезно.
– Вы одевайтесь, одевайтесь, – посоветовал темноволосый. – Ехать вам придется в любом случае.
– В чем меня обвиняют?
– Я же сказал: в убийстве гражданки Лешко.
– Лешко? Влада Глебовна? – перебил Корсаков.
– Точно, – почти обрадовался Лысый. – Одевайся, поехали.
Корсаков одевался не спеша, обдумывая свои действия. Спрашивать о чем-нибудь сейчас бессмысленно. Все равно не отпустят, раз пришли. Видимо, он у них единственный кандидат. Кстати, а как они на него вышли? Этот простой вопрос ошеломил. В самом деле! Он уходил от Влады уже в сумерках и соседей не видел. Даже если соседи видели его и смогли описать внешность, они все равно не могли знать его имя. Видели Римму, которая ждала его у подъезда, и ее уже отыскали? Ерунда, невозможно! Но они приехали именно сюда. Так, интересно, а когда же убили Владу?
– А когда ее убили? – автоматически спросил он у темного, как он его называл про себя, и тот так же, автоматически, ответил:
– Между часом и четырьмя часами ночи. Точнее – после вскрытия, – и тут же оборвал себя: – Вы не имеете права задавать вопросы!
– Права мои еще никто не ущемил.
Теперь Корсаков чувствовал себя уже уверенно. В период «между часом и четырьмя» он был с Риммой и занимался тем, что нормальные люди не могут делать в одиночестве, значит – есть алиби! Алиби, как известно, это доказательство невиновности, основанное на том, что в момент совершения преступления подозреваемый находился в другом месте. А он, Корсаков, находился в другом месте, и есть человек, который это подтвердит!
– Вот что, – обратился он к полицейскому. – Вы ведь все равно меня сразу не отпустите, будете требовать алиби, верно?
– Ну, верно. – В голосе темного проскользнула насмешка. – А у тебя, конечно, алиби есть. И видимо, алиби железобетонное.
– Есть, – решительно согласился Корсаков.
Он хотел сразу же все объяснить, но темный перебил:
– Вот приедем и по всем правилам начнем. Ты одевайся, не суетись.
Хорошо. Полицейские правы: сейчас никто его не отпустит. Надо спокойно ехать в отделение, а уж там требовать, чтобы пригласили Римму, которая и подтвердит его алиби. Все просто. Зачем лишать ребят заслуженного удовольствия. Наверное, это очень приятно: знать, что ты властен над человеком. Уж так властен!
Пока сидел, ожидая окончания осмотра номера, пока ехали в отделение, организм вспомнил, что ночью не довелось отдохнуть, и решил отомстить: Корсаков начал засыпать. Глаза закрывались, голова клонилась вниз, то и дело падая на грудь. К отделению он подъехал уже квелый, по коридору шел медленно, иногда мотаясь в сторону.
В комнате его усадили на стул, поставленный посередине. Оба, и темный, и лысый, сели напротив. Предложили чай, сигарету. Покурили не спеша, отхлебывая чай.
– Ну что, начнем? – предложил лысый таким тоном, будто предлагал сыграть в картишки или сбегать за пивком.
– Начнем, конечно. Тем более что я давно просил вас найти человека, который подтвердит мое алиби.
– И что это за человек? – В голосе Лысого звучало сомнение. – Хорошо тебя знает?
Невольная улыбка наплыла на лицо Корсакова.
– Ну уж знает. И довольно близко.
– И кто это?
Только сейчас Корсаков вдруг сообразил, что ни фамилии, ни тем более отчества Риммы он не знает. Да и место работы – тоже. М-да…
– В общем, мы вчера только познакомились с ней, – начал Корсаков, понимая, что цена показаниям Риммы будет невелика. Более того, ее могут и совсем не искать.
Так и получилось, когда Корсаков все-таки рассказал, чуть ли не по минутам, о своем знакомстве и путешествии к Владе, о внезапном ливне и обо всем остальном.
– Ну ты смотри, Шлыков, какой орел к нам приехал из самой столицы, а! – обратился лысый к темному.
– И бабу мигом склеил, – нарочито радостно подхватил Шлыков. – Точно, орел.
– Ребята, орел я или кобель, не ваше дело, а?
– А ты… – Шлыков взял протокол, глянул в него, продолжил: – …А ты, Корсаков, еще и хулиган, а? Ты должен нам говорить «вы» и спрашивать нашего разрешения на каждый вдох-выдох, понял? Ты, тварь, человека замочил. И за что? Ты ведь даже не похож на нарка, которому ее барахла хватило бы на дозу, а? Ты, наверное, пользуешься продуктом высокого качества, а?
– Ты, Шлыков, не борзей, – посоветовал Корсаков.
Он всегда знал за собой этот недостаток, но никак не мог его преодолеть: на самоуверенное хамство он отвечал еще большим хамством. Хотя часто и получал за это. Вот и сейчас Шлыков уже начинал терять выдержку. Ну, в самом деле, что за дела! Какой-то столичный прыщ будет тут хамить офицеру полиции? Шлыков уже готовился встать и подойти вплотную, когда Корсаков понял: пора.
– Нет, ребята, серьезно! Здорово вы меня вычислили. Именно о продуктах высокого качества я и хочу побеседовать с полковником Стежевым.
Полковника Стежевого, главного борца с наркотиками по всей Ярославской области, Корсаков знал давно, когда тот служил еще то ли в Томске, то ли в Омске – Корсаков постоянно путался. А познакомились они на каком-то загородном сборище, устроенном, кажется, кем-то из сослуживцев Корсакова. С тех пор общались нечасто, в основном по телефону, но сейчас не до протокольных тонкостей.
Видимо, Стежевого хорошо знали и полицейские, потому что номер его набрали и вежливо изложили суть дела. Потом передали трубку Корсакову. Стежевой слушал Игоря активно, и активность эта выражалась по большей части в матерках и вскриках «да ты что!», а завершилась искренним сожалением «и откуда у тебя, Корсаков руки растут» и приказом передать трубку Шлыкову. Шлыков слушал внимательно, реагируя скупо («понял, понял, слушаюсь»). Положив трубку, выронил «подождем» и замолчал. Потом они с лысым курили и переглядывались, как два человека, без слов понимающие друг друга. Так же молча организовали чай, так же молча его пили втроем, закусывая засохшим печеньем.
Потом дверь открылась и в проем просунулась голова с усами. Увидев ее, Шлыков поднялся и вышел. Отсутствовал он минуты две, не больше, но вернулся оживленный.
– Что же ты сразу-то молчал? – укоризненно спросил Шлыков. – Давай твое алиби. Кого ты там трахал?
Рассказ Корсакова выслушали с той долей мужской зависти, которая неизбывна.
– Ну, и кто она такая-то?
– Говорю же, фамилии не знаю. Но знаю адрес и имя – Римма. Думаю, найти ее несложно, а?
Взгляды, которыми обменялись лысый и темный, Корсакову очень не понравились.
– Ты прав, несложно. Да, собственно, ее и искать нечего. Гусакова Римма.
Теперь уже Корсакову не понравилось, что фамилию Риммы полицейские назвали, не сделав ни одного звонка. Вообще не потратив ни минутки. Это был недобрый знак. И тем не менее он сказал:
– Ну, так приглашайте ее, и дело с концом.
Нависшая пауза угнетала. Давление ощущалось почти физически.
– В чем дело, парни?
– Дело в том, – начал и снова замолчал Шлыков. – Дело в том, что позвонила и сообщила о том, что ты убил Лешко Владу Глебовну, именно Гусакова Римма Витальевна.
Это не укладывалось в сознании. Что-то, казалось, перекрыло тот канал, по которому мозг получал информацию об окружающей среде. Как Римма могла узнать, что он убил Владу, если от нее они уходили вместе, а в то время, когда предположительно происходило убийство, они с Корсаковым самозабвенно трахались? Погоди, погоди, перебил он сам себя. Если она позвонила и заявила, что он убил Владу, значит, его алиби она не подтвердит? Конечно, не подтвердит, разваливалась в сознании спасительная конструкция.
– Ты вот что, Корсаков… – Шлыков замялся. Видно было, что он не собирается идти на прямое служебное нарушение, но и просьбу Стежевого игнорировать не хочет.
– Придется тебе у нас задержаться, – пришел на помощь коллеге лысый, носивший, оказывается, фамилию Каворский. – Мы тебя устроим, ну, не с комфортом, конечно, но прилично. Есть тут у нас помещение. Думаю, ты понимаешь, что лучше тебе никуда от нас не бегать, а?
– Да, я бы, мужики, честно говоря, просто выспался, – искренне признался Корсаков.
– Так, – сообразил Шлыков. – Ты, наверное, толком с вечера и не поел? Сейчас мы тебе принесем поесть.
– Мужики, вы ведь понимаете, что я так нагло врать не стал бы, а?
Мужики замялись.
– Да нет, вы не поняли. Я вот к чему: давайте считать меня вашим новым знакомым, и поедем куда-нибудь поедим. Я по горячему соскучился, сил нет.
После сытного обеда по закону Архимеда, как говорится, полагается поспать. Проснулся Корсаков уже под вечер в комнате, которая, видимо, была предназначена для особых случаев. Дверь железная, лежак простой, но спал Корсаков на подушке и укрыт был одеялом. На табурете рядом с его импровизированным ложем стояла тарелка с бутербродами, накрытая другой тарелкой, и бутылка пива. Поужинал и снова уснул.
Разбудили его уже утром следующего дня, часов в восемь, может, даже раньше. Шлыков привел его в тот же кабинет, где уже сидел Каворский.
– Ты чего не сказал, что бабу с собакой встретил? – вместо приветствия недовольно пробурчал Каворский.
В самом деле, ведь была дама с собачкой, которым очень не понравилось, что Корсаков по лестнице разгуливает с обнаженным торсом!
– Забыл, – виновато признался он.
– Ты забыл, а нам на полдня работы, – усмехнулся Шлыков. – Хорошо еще, что баба попалась… моральная. Ох, и ругала она тебя. Кстати, Гусаковой тоже досталось бы, но Гусакова уехала.
– Как это уехала? – удивился Корсаков.
– Подробностей не знаю. Соседи говорят, оставила ключи, на всякий случай, как всегда, и уехала, – ответил Каворский.
Видно было, что для него не все ясно в этой истории с убийством Лешко.
Зазвонил непрекращающейся трелью внутренний телефон.
– Шлыков! Да! Есть!
Шлыков поднялся, повернулся к Каворскому:
– Я – наверх, ждите!
Вернулся минут через десять. Какой-то суровый и недовольный. Открыв двери, буркнул Каворскому:
– Иди-ка сюда.
И – Корсакову:
– С тобой тут…
В этот момент дверь открылась и вошел плотный мужчина лет пятидесяти. Следом за ним – щупленький мужичок с дипломатом. Открыл его, постоял, пошаманил, помотал головой: нет ничего. И вышел.
Новый персонаж подошел вплотную, протянул руку:
– Будем знакомы – генерал Плюснин.