Первым, кого назвала Томка, когда Корсаков ее разыскал, был Сёма Каримов. Точнее, она его не называла, потому что, услышав о смерти дяди Гоши, она слова сказать не могла и ревела горько-горько. Потом, кажется слегка успокоившись, попросила ее оставить, и Корсакову пришлось вести себя совершенно дурацки, объясняя, что время идет, а преступники…
В общем, Тома вышла из комнаты и вернулась через пару минут, протягивая лист бумаги, который подсказал Корсакову имя, а все остальное было делом техники, и вот сейчас Корсаков в окно наблюдал, как Сёма гордо шествует к подъезду. Корсаков, увидев Сёму, стал неспешно спускаться вниз, чтобы встретиться с ним в тот самый момент, когда тот откроет двери квартиры. Снизу хлопнула дверь, Корсаков двинулся навстречу. И сразу же дверь хлопнула еще раз и затопал кто-то еще.
Вот непруха! Не хватало еще, чтобы это были соседи, которые остановятся на площадке и начнут какой-нибудь пустой разговор, а Корсаков не хотел, чтобы кто-то увидел его вместе с Сёмой. Понимая, что ничего тут не изменить, Корсаков перешел на пролет, ведущий к квартире Сёмы Каримова. Он сделал пару шагов, когда на площадку вышел Сёма, и тотчас туда же выскочили два парня бесспорной наружности. Такие будут делать то, что им велят, не задумываясь ни о смысле происходящего, ни о последствиях.
Ухватив Сёму за руки – каждый за свою – они прижали его в двери, будто распяли. Вся красота Сёмы стекала с него, будто плохо нанесенный грим. Он пытался что-то сказать, но язык не слушался, а может, и мыслей в этот момент в этой голове просто не было. Он глянул на Корсакова, и была в его взгляде безнадега.
Ну что же, надо помочь, решил Корсаков. Не зря же он потратил на поиски этого хлыща сутки. Гоша Дорогин жаждет возмездия.
Тогда, сразу после убийства, сидя возле трупа, Корсаков понял, что обо всем надо молчать. Ни слова. Ничего не знаю, ни о чем не говорили. Потом, когда приехала полиция, так и вел себя, отвечая на вопросы. Потом, узнав, что Дорогин ночевал у Корсакова, следователь оценил важность этой информации, прицепился к нему как клещ, но и тут Игорь вел себя совершенно спокойно.
Рассказал, что у Дорогина погибла любимая женщина, с которой он, кажется, давно расстался. «Когда расстались? Да не помню. Я же не летописец. Как погибла? Да не в курсе». Гоша все это время не просыхал, приходил уже поздно, так что поговорить не удалось… Конечно, если бы знал, то… Врал напропалую, понимая, что, в сущности, ничем не рискует. Невозможно будет потом доказать, что он обладал важной информацией, которую скрыл от следствия. Никто при их разговорах не присутствовал и ничего рассказать не может.
Для себя же Корсаков все решил еще в тот миг, когда увидел лежащего на асфальте Дорогина и стреляющего в него парня. Гошу убили потому, что он полез в дело о смерти Милы Гордеевой, и, видимо, влез быстро и слишком глубоко. Иначе сперва бы предупредили.
Едва следователь ушел, Игорь позвонил Нике Зарембо. Это был первый шок. Ника заявила, что с Дорогиным виделась уже давненько, о смерти Гордеевой впервые слышит только сейчас, и вообще ей некогда, ее ждут. Корсаков хотел заорать: «А с кем же он вчера ездил в полицию?», но в трубке уже хозяйничал отбой. Конечно, можно было поехать и разыскать Нику в редакции, но Игорь понимал: это уже не имеет смысла. Нику кто-то «убедительно попросил» помолчать сейчас, чтобы не замолчать навсегда.
Он долго сидел, перебирая в уме всех, к кому можно было обратиться, и постепенно понимал, что сейчас ему никто не сможет помочь. Если уж Гошу убили после визита в полицию, значит, дело серьезное. А в чем суть этого дела, замешаны там «оборотни в погонах» или Милу сбил чей-нибудь высокоподставленный отпрыск – в этом ли суть? Значит, надо что-то придумывать самому. С этой публикой проще разговаривать, когда есть чем их припугнуть. А иначе…
И надо же, такая неприятность. Хотя почему – неприятность? Даже хорошо, поправил себя Корсаков. Не похоже, что такой красавчик быстро придет в себя. «Спасибо, ребята», – поблагодарил он пареньков, но произнес это мысленно. А вслух спросил, поравнявшись с группой:
– Куда спешим, пацаны?
Пацаны, казалось, только теперь заметили его присутствие.
– Дуй дальше, хрен старый, – почти беззлобно посоветовал один из них. Тот, который стоял к нему лицом.
Ну а что, он же лицом стоит, так что все видит, отметил Корсаков и пробил. Пробил почти неуклюже, как-то бесхитростно, тягуче. Он сделал это, чтобы паренек не жаловался потом, что, мол, били «не по правилам». Все видел, значит, должен был думать и уворачиваться. Парень не ждал такого и рухнул будто подкошенный. Корсаков-то знал, что падает паренек не от силы удара, а от его точности и отработанности. Попав в челюсть, Корсаков сбил ему равновесие, только и всего. Но этого не понимал второй нападавший и тем более Сёма.
Второй паренек попытался принять положение для какой-то кинодраки имени Джеки Чана, но делал это картинно и слишком долго. Корсаков опередил его, нанося удар. И тоже результативный.
– Ключи где? – спросил он Сёму, старающегося понимать, что же тут произошло.
Сёма что-то промычал, вытаскивая руку из кармана. Корсаков обернул руку платком, взял ключи и открыл двери. Втолкнул Сёму, втащил пареньков, вошел сам, связал им руки шарфиками, свисавшими с вешалки. Втащил Сёму на кухню, налил стакан воды:
– Пей.
– Я пить не хочу, я писать хочу, – честно ответил Сёма.
– Ну, сходи, да недолго, – разрешил Корсаков.
Сам он встал в двери, чтобы Сёма, не дай бог, со страху не устроил какой-нибудь шум. Но, судя по всему, это и в голову Сёме не приходило. Глаза приобретали осмысленность, и Корсаков усадил его к кухонному столу, а сам занялся делом и упаковал ребят. Закурил.
– Ну, и кто это такие? – спросил Игорь таким обыденным тоном, будто они вот так каждый вечер обсуждают, кто и за что хотел сегодня избить Сёму.
– Я не знаю. Поверьте мне, не знаю, – прижал ладони к груди Сёма. – Первый раз их вижу.
– Хм, странно, – выпустил мысль Корсаков. – Разве так бывает, чтобы ни с того ни с сего напали на человека?
– Бывает, – не убирал ладошки от груди Сёма.
– Ну, смотри, – согласился Корсаков. – Они ведь не отстанут. Придут в следующий раз, когда меня уже тут не будет, понимаешь?
– Что же мне делать? – искренне попросил совета Сёма.
– Ну, не знаю, – затруднился с ответом Корсаков. – Надо бы тебе куда-то исчезнуть на время. Ты сам-то откуда?
– Из Новосибирска, – сразу же ответил Сёма, – и поправился: – Но сейчас я уже москвич.
– Да ты что! – обрадовался Корсаков. – Давно?
– Два месяца.
– Квартиру купил, что ли?
– Ну… можно и так сказать, – слегка замялся Сёма.
– Ну а что? Район хороший, дом хороший, – похвалил Корсаков. – А квартира как? Не маленькая?
– Хотите посмотреть?
Проводя экскурсию по своему жилищу, Сёма, казалось, стал приходить в себя. Квартира, мало того, что сама по себе была хороша – трехкомнатная, с лоджией и высокими потолками, так еще и обставлена и обустроена была со вкусом и достатком.
Вот засранец, подумал Корсаков, нашел ведь, чем масло на хлеб намазывать.
– А ты кем, собственно, работаешь? – поинтересовался он.
Кажется, к Сёме возвращалось сознание. Во всяком случае, он вдруг стал бдительным.
– А вы, собственно, кто? – Он повернулся к Корсакову, и лицо его приобретало привычный вид преуспевающего человека.
– Я, собственно, тот, кто недавно тебя спас от бандитов, – напомнил Корсаков.
– Ах да, – вспомнил Сёма и полез в карман. Он вытащил несколько стодолларовых бумажек: – Вот, возьмите. И – спасибо вам.
Хамит, – значит, приходит в себя, понял Корсаков. А это ему сейчас было не нужно, и он шлепнул ладонью. Два раза. Сперва по руке, в которой были зажаты купюры, потом – Сёме по лицу.
– Ты, сучонок, так со своими телками разговаривай!
Он подтолкнул Сёму к стене, схватил его левой рукой за левое плечо так, чтобы можно было предплечьем надавить на горло. И – надавил. Не больно, конечно, но дискомфортно: в таком положении человек ощущает себя под полным контролем противника. Под контролем и в опасности.
– Ты почему на похоронах не был? – выдохнул он в лицо Сёме.
Лицо парня снова превратилось в маску бледную и плоскую. Потом он попытался вдохнуть, но внезапно ослаб и повалился на пол. Приходил в себя он, перетащенный к открытому балкону и облитый водой из-под крана, медленно, будто нехотя.
Сел, прислонившись к стене, спросил:
– На похоронах Милы?
– Милы.
– Что с ней случилось?
– Вопросы ты будешь задавать потом. Сейчас я тебя буду спрашивать, понял?
– Спрашивайте, – вяло согласился Сёма.
– Ты почему сразу подумал именно о Миле, когда я спросил о похоронах?
Лицо Сёмы несколько оживилось. Кажется, он хотел соврать. Но потом снова обмяк.
– Понимаете… Мы в пятницу пошли на… вечеринку.
Ох, не хотел Корсаков лезть во все это, но делать было нечего. Мила всем своим прошлым заставляла его копаться в грязном белье. И Корсаков лез, понимая, что иначе он ничем не отплатит за смерть Гоши Дорогина.
– Что за вечеринка?
– Ну… Вы же взрослый человек, – заюлил Сёма.
– Взрослый, взрослый, – нетерпеливо кивнул Корсаков. – Ты резину не тяни, ты дело говори. Что за вечеринка?
– Ну… Вы же слышали о свинге? – потупившись, уточнил Сёма.
– Свинг – это когда мужчины и женщины…
– Ну да! – облегченно согласился Сёма. – Мы меняемся партнерами. Половыми партнерами. В конце концов, это наше личное дело, мы никого не заставляем.
– Да хватит тебе стонать! – рявкнул Игорь. – Пошли вы на эти свои… игры. Так. Втроем?
– Да.
– Ты, Денис и Мила?
– Да.
– Ну, и что?
– Мы только начали… ну… в общем, уже отдыхали после… первого раза… У Милы зазвонил телефон. Она поговорила, подозвала Деню, и они уехали.
– Куда?
– Не знаю. Честное слово, не знаю, – снова приложил Сёма ладошки к груди. – Милочка сказала, что они вернутся через час, чтобы я не скучал там без нее.
– И что потом?
– А потом ничего.
– Как это ничего? Совсем ничего? И ты не удивился, что твоя подруга и друг уезжают среди веселья и исчезают?
Глаза у Сёмы наполнились слезами, и он произнес каким-то тусклым голосом:
– Я испугался. Я очень испугался, но не знал, что делать. Не знал, куда обратиться!
– Звонил им?
Сёма помолчал, будто взвешивая: признаться или умолчать, потом, томно прикрыв глаза, сказал:
– Денискин телефон был вне зоны приема.
– А Людмилы?
– Сначала не отвечал. Потом ответил, но мужским голосом.
– И что сказал?
– Спросил, кто говорит. Потом сказал, что он из полиции и мне необходимо к нему приехать.
– Куда приехать? Он назвал адрес?
– Нет. Я отключил телефон.
Понятно. Его хотели вытащить туда же, где в тот момент были Мила и Денис. Скорее всего, для того же, для чего и их увезли. И если телефон Милы отвечал, а Денис был «вне зоны», может быть, уже были они разлучены… Да что тут гадать! Дело надо делать!
– А не мог Денис домой уехать? Он откуда? – решил проверить искренность Сёмы Корсаков.
– Он из Ярославля, – сразу же откликнулся тот.
– Точно?
– Точно! Там у него невеста…
– Невеста? – Брови Корсакова полезли к затылку.
– Ну а что? Милочка – это же… так… приятное знакомство, не больше.
– И ты знаешь, где живет Денис и где – его невеста?
– Где невеста – не знаю, а у родителей мы и останавливались. Мы к нему ездили пару раз по делам.
Это хорошо. Это уже перспективно. Это упускать нельзя!
– По каким делам? – Корсаков постарался до предела наполнить свой голос сарказмом и недоверием.
– Ах, вы же не знаете, – почти подпрыгнул Сёма. – Ой, а пойдемте на кухню, а? Я кушать очень хочу.
Кушать хотел и Корсаков, поэтому кивнул: мол, давай поедим.
В кухне Сёма продолжил рассказ: Дениска привез какие-то бумаги и предложил Милочке найти на них покупателя. Она, кажется, нашла, но что-то там расстроилось. Денис очень огорчился, потому что сначала те готовы были заплатить большие деньги.
– Что такое «большие»? – уточнил Корсаков. – Я такой денежки не знаю. Десять тысяч рублей?..
– Не знаю, – искренне ответил Сёма. – В эти дела я не лез. Но Денис бы не сказал про «большие деньги», если бы речь шла о тысячах рублей.
– Почему? Это что – мало?
Непроизвольная усмешка появилась в уголках рта Сёма, но он ее согнал. Впрочем, Корсаков и так уже понял ответ. Значит, какие-то бумаги, привезенные, скорее всего, из Ярославля, стоили больших денег, но сделка сорвалась. Или – не сорвалась? Может, Гордеева хотела сама провернуть всё, получить деньги и не делиться с Денисом? А он, узнав об этом, убил ее и скрылся? В голове мелькнуло: если «покупатели» решили все, включая и эти «бумаги», и тех, кто ими торговал, скрыть, сделать «совершенно секретным»? Тогда понятно, почему исчезли и Мила, и Денис и зачем два паренька пришли к Сёме.
– Ну а что это за бумаги?
– Не знаю. Денис говорил, что купил их у какого-то коллекционера. Тот, мол, в таких бумагах не разбирается, а знатоки за них заплатят, не торгуясь.
– Так, вы с ним за бумагами и ездили?
– Ну да. Вдвоем веселее ехать.
– Это точно, вдвоем веселее, – легко согласился Корсаков. – Вот и поедем вдвоем.
– Куда? – изумился Сёма.
– В Ярославль, конечно.
– Когда?
– А чего тянуть? Сейчас поедим и отправимся.
– Да вы что! Я устал, я спать хочу! Никуда я не поеду!
Корсаков положил руку Сёме на плечо, внимательно уставился в глаза.
– Ты хотя бы понимаешь, что эти двое пришли не случайно? И уж, конечно, они пришли не для того, чтобы я им морды набил.
Надо напомнить этому окурку, кто тут хозяин, а то, ишь, приободрился, подумал Корсаков и жестко спросил:
– Согласен?
Сёма был согласен.
– Ну а раз сегодня, благодаря мне, у них не получилось, значит, что им остается делать?
– Что? – Губы у Сёмы задрожали.
Корсаков улыбнулся, надеясь, что выглядит хищно, и ответил:
– Дождаться, когда ты снова выйдешь из дома, и решить все вопросы разом. Впрочем, – безжалостно продолжил Корсаков, – впрочем, вряд ли они будут ждать. Проще вломиться к тебе ночью, когда ты крепко спишь. Спишь-то крепко?
– Крепко, – признался Сёма. – За день так устаю! Представить себе не можете.
– Ну, вот видишь, – подвел итоги Корсаков. – Вряд ли ты до утра доживешь. Ребята серьезные…
– Что мне делать? – покорно спросил Сёма.
– Уехать домой ненадолго.
– Прямо сейчас? – обреченно ужаснулся Сёма.
– Ну, тебе решать, – равнодушно ответил Корсаков. – Я тебе перспективу обрисовал.
– А знаете, – решился Сёма. – Я и сам собирался домой съездить. Правда. Уже подарки маме купил. Папе куплю по дороге на вокзал. Или лучше самолетом?
– Ой, Сёма, Сёма, – почти по-цыгански загоревал Корсаков, – хороший ты парень, а дурной!
– Почему?
– Да потому, что тебя эти ребятишки и на вокзале, и в аэропорту найдут. И с тем же результатом, понимаешь?
Сёма понимал.
– Как же быть?
– И что бы ты без меня делал? У тебя машина далеко?
– Машина? В сервисе. Что-то там застучало, обещали завтра после обеда сделать.
– Это даже хорошо, что твоя машина в сервисе.
– Почему?
– Потом объясню, – отмахнулся Корсаков. – Есть у тебя надежная подруга, которая сможет войти в положение и одолжить тебе машину до завтра?
– Есть. А зачем?
«Мальчиков», так и лежавших спеленатыми у дверей, вынесли на площадку: соседи увидят – решат, что делать.
Машину Сёме одолжила женщина лет пятидесяти со следами былой красоты и мешками под глазами. Корсаков стоял в стороне и наблюдал трогательную сцену прощания. Будто на войну провожает, усмехнулся он про себя.