I giorni vengono distinti fra loro, ma la notte ha un unico nome.
Время от времени в жизни наступает момент, когда все мечты, запрятанные в глубине сердца, нежданно-негаданно сливаются в гремучую смесь и взлетают на воздух мощным взрывом. Это похоже на умирающую звезду: слепит вспышка, затем темнота опускается ниже и ниже, и ночь окончательно накрывает холодом.
Так чувствовала себя я, когда узнала о своей болезни.
Поначалу я отказывалась верить. По сути, это был один из случаев, когда горе, несмотря на предчувствие, скребущееся в глубине души, сколько ни готовься, все равно застает врасплох.
– Почему я? За что мне эта напасть? – спрашивала я себя в приступе бешеного бессилия и внезапно навалившегося неописуемого чувства одиночества.
Это было похоже на смерть в сознании. Жизнь удалялась подобно кораблю, отчаливающему от причала. Медленно и неумолимо. Пустота и увеличивающееся расстояние вызывали головокружение и тошноту. На борту корабля не было других пассажиров, и одиночество (ненавистнейшее чувство на свете) поглощало меня, пока корабль медленно скользил по черной глади воды без отражений и бликов. Неба совсем не было видно.
Никогда не принадлежала к категории людей, которые легко сдаются.
Жизнь не сделала мне ни одной поблажки, даже тогда, когда нежность была нужна как воздух. Значение слова «бороться» я осознала самостоятельно, поэтому, наплакавшись вволю, собрала себя в кулак и сказала: «Сарина, не сдавайся. Борись и иди вперед, пришло время показать всю отвагу, на которую ты только способна! Какой пример ты подашь детям, если позволишь страху победить? Не в первый и не в последний раз выпало на твою долю решать нерешаемые проблемы…»
День за днем я восстанавливала силы, и наконец меня осенила светлая мысль, которая помогла поменять взгляд на болезнь и наполнить смыслом теперешнюю жизнь. Идея, приоткрывшая перспективы на будущее: написать дневник, историю собственной жизни, где у смерти нет шансов выиграть… или, по крайнее мере, не дано выиграть без усилий.
Ни от чего не отрекаясь, но и ни о чем не жалея, всю сознательную жизнь я верила; дети – свидетели. Они должны были знать, что я продолжаю верить, но, чтобы замысел стал реальностью, необходимо было собрать по крупинке жажду жизни, искренне полюбить свое нынешнее состояние и жить им до самого конца. Иначе мне никто не поверил бы и все усилия были бы напрасны.
Не прошло и недели после осмысленного принятия решения, как Сволочь удостоила меня визитом, как бы бросая вызов, высмеивая планы и унижая с такой жестокостью, к которой я не была готова. Она впервые решила лично явиться и нагнала на меня адский ужас: вместо маски на ней было мое лицо!
Сама того не желая, невесть по какой причине я вдруг поднялась с кровати. Была ли это я? Нет, не я приказала телу оторваться от кровати, а ногам – идти. Она, она, она… Но факт остается фактом: я встала и пошла. У меня не было ни малейшего понятия, куда и зачем я шла. Дом казался мне совершенно незнакомым местом. Я почти бежала, что уже само по себе неприемлемо для женщины моего возраста. Скажем так, я волочила ноги со всей скоростью, на которую была еще способна. Я задыхалась, а подбородок дрожал от напряжения.
Нервное возбуждение нарастало с каждой секундой. В голове стучали вопросы:
– Зачем? Куда? С какой целью я это делаю?
Казалось, я стала главной героиней нереального психологического триллера. Неожиданно я поняла, что гнало мои ноги и парализовало мозг: страх! Я пыталась убежать и спрятаться, не зная от чего! Он преследовал меня, охваченную постоянно растущим ужасом, в темном доме. Сама темнота пугала странным превращением: вязкая липкая жидкость обволокла тело, мешая двигаться. Я разгребала ее руками, пытаясь освободиться и трепыхаясь, как муха в паутине. О… Боже, какой тяжелой была эта темнота! Казалось, я взвалила на плечи всю тяжесть ночи.
Выбежав из спальни, я пересекла гостиную и споткнулась о стул, слегка отодвинутый от стола. (Честно говоря, в тот момент я не помнила названий комнат.) Едва не опрокинув стул, я остановилась и ухватилась за спасительную спинку. К счастью, не упал ни стул, ни я. Кто знает, куда страх загнал бы меня, если бы не препятствие, в которое я врезалась!
Я замерла, прислушиваясь к собственному дыханию в темной тишине.
– Пресвятая Богородица, спаси и сохрани меня, грешную! – взмолилась я. – Матерь божья, где я? Что со мной?
Проведя ладонью по лбу, я ощутила холодный пот. В тот же момент раздались чьи-то шаги, и я обезумела от страха.
«Меня нашли!» – подумала я. Все пропало! Единственное, что могло бы меня спасти, – это найти выход и выбраться из ловушки!
Ничего не видя вокруг, я продолжала двигаться на ощупь. Шум рядом усиливался, а голоса наводили ужас! Они принадлежали тем, кто подкрадывается с преступными намерениями, стараясь казаться незаметными.
– Это воры! Или убийцы! – Теперь меня била крупная дрожь. Не отдавая себе отчета в происходящем, я наделала в штаны. Ком неимоверной тоски подкатил к горлу, когда я почувствовала горячие струи мочи, стекающие по ногам. Стыд и безысходность тяжело давили на сердце.
Скрип открывающейся двери вывел меня из оцепенения. Шаги, шорохи в темноте и дыхание кого-то запыхавшегося. Дыхание было явно не моим! Неожиданно чей-то голос совсем рядом со мной прокричал в темноте:
– Кто здесь?
Я чуть было не умерла от инфаркта! Обезумев от страха, почти потеряла сознание.
Тело ходило ходуном от дрожи, и я не знала, что делать дальше. Заметив краем глаза тень, приближающуюся в темноте, я дико закричала. Не помню, что выкрикивала, но помню свой визг, способный разнести вдребезги стекла:
– Помогите!
Я вдруг почувствовала, что на меня собираются напасть. Схватив первое, что подвернулось под руку, я с силой бросила предмет в сторону ненавистной тени.
– Что ты делаешь? – раздался чей-то хриплый голос.
– Это же бабушка! – прозвенел тонкий голосок, похожий на детский.
Я покрутила головой во все стороны, никого не видя рядом.
– Мама, что ты вытворяешь? Ты что, сошла с ума? – произнес хриплый голос в замешательстве. Казалось, он принадлежал раздраженному мужчине, которого только что разбудили, сорвав с кровати.
Одновременно с голосом вдруг зажглись все до одной лампочки огромной люстры. Неистово яркий свет ударил меня, как пощечина. Свет оглушил гораздо сильнее темноты, и на какое-то время я просто ослепла.
– Паразиты! – прорычала я. – Что вам от меня надо, бандиты?
Я лихорадочно пыталась ударить кого-нибудь из присутствующих.
Преступники разговаривали между собой или мне только казалось? Возможно, это было всего лишь эхо в ушах. Не могу вспомнить, поскольку в голове у меня начался ураган. Мысли летали и путались, как вихри ветра в безумном танце, чувства обрушивались, словно штормовые волны на берег, то переполняя, то опустошая голову.
Я поняла, что выхода не найти, и страх превратился в ярость. Свирепую животную ярость! Я стала сама не своя: нутро горело, и этот жар просачивался сквозь поры, заставляя сдирать всю одежду.
– Мама… – пробормотала тень.
Слово эхом отозвалось в моей голове… пять, шесть, десять раз. Тошнота подкатила к горлу. За спиной тени в этот момент раздался женский шепот:
– Иди сюда, малыш, пойдем спать. – Две тени, маленькая и большая, стали быстро удаляться по коридору.
– А почему бабушка голая? – спрашивал тонкий голосок в конце коридора. Другой голос не ответил, оставив меня один на один с сомнениями.
Тем временем самая крупная тень медленно приближалась ко мне.
Схватив серебряный чайник со столика, стоявшего рядом, я изо всех сил ударила тень по лицу. Раздался отчаянный крик боли, похожий на звук, издаваемый ослом. Голос кричавшего неожиданно показался мне знакомым, а тень вдруг превратилась в ребенка.
– Что ты вытворяешь, черт возьми?! – плаксиво заныл голос, а я попыталась еще раз ударить его. Кровь струилась по лицу из разбитой брови, а бандит был похож на раненного на ринге боксера. Решив, что теперь он точно меня убьет, я стала медленно передвигаться в сторону окна.
– Останови ее, она же может выброситься! – выкрикнул другой голос. В тот же момент кто-то вероломно набросился на меня сзади.
Не сдаваясь, я изо всех сил пыталась освободиться: одному я плюнула в лицо, другого, если это был кто-то другой, сильно укусила за руку и поцарапала. Я чувствовала, как мои ногти погружались в кожу и вырывали клочья мяса. Голос кричал, я тоже кричала! Поток ругательств, которые я извергала, перекрывал голоса.
Бандиты были гораздо сильнее меня и в конце концов одержали верх. Я вдруг поддалась, перестав сопротивляться. Резкая боль от укола в плечо была последним, что я запомнила перед тем, как лишиться чувств…
Вокруг меня раздавались сразу несколько голосов.
– Надо бы ее помыть, она вся перепачкалась… – сказал кто-то.
У меня кружилась голова; устремив взгляд прямо перед собой, я увидела… потолок. В каком же положении я находилась?
Меня уже успели перенести в другую комнату, где свет был не таким ярким и невыносимым. Приятное тепло накрывало все тело, ноги и руки удобно отдыхали на чем-то мягком. Дыхание еще не восстановилось, но я постепенно успокаивалась. Единственное, что продолжало усиливаться, была пустота в голове: полное неведение ни где, ни кем я была.
Попыталась заговорить, но у меня ничего не получилось. Из горла вырывались только слабые стоны, которые я была не в состоянии контролировать. Временами стоны превращались в икания новорожденного ребенка. Кто-то предложил мне стакан воды, но я не смогла проглотить ни капли, едва не задохнувшись.
В конце концов сон свалил меня, и глаза закрылись сами собой. В тот момент, когда я проваливалась в сон, произошла странная вещь: я проснулась. Никакого логического объяснения, но, потеряв сознание, я как будто пришла в себя и поняла, кем была. Я словно переходила из одного измерения в другое, выключая одну часть себя и включая другую. Прости, Господи, за слова мои: я умирала и воскресала одновременно.
Я перестала задыхаться, сердцебиение выровнялось. Все происходило наоборот: я спала с открытыми глазами, и невероятное чувство радости наполняло все тело. Беспричинная, бессмысленная радость сумасшедшей женщины.
На противоположной стене висела большая картина с изображением Божьей Матери и ребенка. Я улыбнулась картине напротив, и Матерь Божья улыбнулась мне в ответ. Я была уверена: улыбка играла на ее губах. Это был знак! Я улыбнулась всем, кто был вокруг. В голове звучал гимн о сотворенном чуде, от переизбытка эмоций глаза наполнились слезами. Слезы заменили кровь в венах, я плакала всем телом. Соленая влага лилась из глаз, из рук, изо рта… Я походила на ту иву из песни, что от пролитых слез склоняется так низко над рекой, что ветки и листья касаются водной глади.
Чем больше я плакала, тем больше хотелось.
Противоречивые чувства переполняли душу: боль от нелегко прожитой жизни и облегчение от отпущения грехов.
Значит, неспроста я обращала все молитвы именно к Божьей Матери. В каждой безвыходной ситуации она приходила на помощь, стоило только попросить. Даже в день, когда после одной из самых жестоких бомбежек Неаполя в августе тысяча девятьсот сорок третьего года нам на головы рухнул дом. Никогда не смогла бы забыть тот день. Бомба упала прямо на здание рядом с пожарным депо, на площади имени Карла III. Обломки и камни моментально похоронили всю нашу семью. Никто из соседей не верил, что кто-то из нас остался в живых. Всем на удивление, как черви из-под земли, мы начали выползать из-под обломков. Счастливые черви, грязные, покрытые пылью, вылезшие из огромной мясорубки, которая перемолола камни и тела, кровь и плоть вместе со щебнем и мусором.
Черви, но живые! Мы смотрели друг на друга без слов, пытаясь унять дрожь от пережитых потрясений и от счастья, что дышим. Как прекрасна была жизнь в тот момент! Тот, кто никогда не смотрел смерти прямо в глаза, вряд ли смог бы понять то состояние!
В тот день под падающими бомбами моим единственным оборонительным щитом была молитва, а оружием – четки. Я обращалась к Помпейской Божьей Матери, шепча молитву о спасении в платок, плотно зажатый в кулаке, – тот самый, которым потом перевязали Лине рану на плече.
Бомбежка застала нас врасплох, не дав возможности укрыться в бомбоубежище. Не помню точно, сколько длилась атака, но мне она казалась бесконечной. Все это время я повторяла молитву, выстреливая слова, как пулеметную очередь. С неба летели бомбы, а из-под обломков выстреливала моя молитва.
«Матерь Божья, спаси меня, мне всего семнадцать лет, не дай умереть, как мыши, придавленной мусором (откровенно говоря, слово было не „мышь“, а „дешевка“!). Если уж умирать, Матерь Божья, дай мне умереть на солнце, на воздухе, на воле!»
Она меня услышала, я уверена! Бомба за бомбой падали, не попадая в нас, взрыв за взрывом оглушали. Но даже в момент, когда казалось, что все потеряно, она не покинула нас. Бомба, попавшая в дом, в каком-то смысле спасла. Врагу не пожелаешь такого страшного зрелища: стены падали и рассыпáлись, будто здания вокруг были карточными домиками; земля под ногами тряслась от оглушительных взрывов, как ковер, который хозяйка усердно выбивает от пыли.
От нашего дома осталась только одна… как это называлось по-итальянски… На языке вертелось только неаполитанское слово spruoccolo – деревянная свая; надеюсь, понятно, о чем речь. Короче говоря, та свая спасла нам жизнь! Благодаря ей стена не рухнула, и мы остались живы. Провидение Божьей Матери, не иначе!
С того самого дня каждый раз, когда земля уходила у меня из-под ног, я обращала к ней свои молитвы. И на этот раз она тоже меня не оставила.
Хотелось бы рассказать об этом тем добрым людям, которые заботились обо мне и ухаживали изо дня в день, окружая вниманием. К сожалению, я забыла, как говорить. Не знаю почему, но у меня ничего не получалось, несмотря на усилия. Мысли застревали в голове. Я утерла слезы платком и, открыв глаза, увидела, что заразила всех стоящих вокруг меня: все были растроганы и тоже вытирали слезы!
«Значит, они меня знают», – мелькнуло у меня в голове. Раз они знали меня, стало быть, знали и историю моей жизни. «Господи! – подумала я. – Неужели это я стала причиной их грусти?»
Мне вдруг стало стыдно, потому что старики не должны причинять страдания окружающим, иначе их станут ненавидеть. Что я наделала?! Испортила всем день или ночь или то время суток, которое было.
Может быть, они плакали вовсе не от расстройства, а потому, что тоже уверовали в чудо? Может быть, они любили меня и плакали от сожаления, увидев мои слезы?
– Спасибо, – наконец-то смогла выговорить хоть слово, – спасибо всем! – выдавила я из себя, помахав рукой с кровати.
Позднее в мою комнату вошел ребенок. Неясное ощущение, что он мне знаком и где-то уже его видела, посетило меня, но я не знала, кем он был.
– Ты кто, малыш? – спросила я. Глаза ребенка наполнились слезами и заблестели, как начищенные пятаки. У ребенка может быть температура, объяснила я себе блестящие глаза мальчика. Мне захотелось погладить его по голове – таким он был хорошеньким.
– Это же я, Танкрéди! – звонко прокричал ребенок.
– Мама, это мой сын, твой внук, – объяснил мне кто-то другой. Этот кто-то был рядом со мной, у моей кровати, бóльшую часть времени, насколько я помнила. Он наклонился надо мной. Огромный пластырь закрывал всю левую бровь. Наверное, бедолага наткнулся на что-то в темноте и, врезавшись, рассек ее.
Кто-то ждал от меня ответа, но, не зная, что сказать, я только продолжала улыбаться. По крайней мере, мне так казалось, поскольку не было уверенности в том, что лицо принимало выражение, которое я пыталась ему придать.
Все выглядело странно, размыто, далеко от того места, где я находилась.
– Простите, а сколько еще осталось ждать до Рождества? – спросила я.
Ребенок засмеялся:
– Рождество? Какое Рождество? Оно только что прошло…
Человек, стоявший рядом, подтвердил его слова. Потом новый голос добавил:
– Пойдемте, пусть она отдохнет.
Голос прозвучал в моих ушах длинным многократным эхом. Потом один за другим все потихонечку вышли из комнаты.
Я была жутко расстроена, не зная, что думать.
Где я? Возможно, это чистилище. На ад было не похоже, а рая я и не заслуживала. Может быть, я действительно умерла? Извините, я не в состоянии выразить мысли словами…
Потом у меня возник вопрос: если я умерла, почему же так хочется есть? Желудок сводило от голода, но у меня не хватило смелости сказать об этом присутствующим. Было бы очень некрасиво с моей стороны сразу заявить о том, что я ужасно голодна. Ведь я только что приехала… Что бы обо мне подумали хозяева дома?!