Близко ли, далеко ли, а в одном селении жили мужик с бабой. Мирком да ладком жили, но кручинились частенько. Дочка Аленка, как могла, веселила их: сказки родительские слушала да им пересказывала.
Одного Аленка понять не могла: почему соседи не Аленкой зовут ее, а Крапивницей. Крапивница да Крапивница! Прибежала однажды Аленка к матушке, плачет и спрашивает:
– Матушка, почему все меня Крапивницей кличут? Ведь меня Аленкой звать!
– Не сердись, доченька, – отвечает мать, – растешь, как крапива у ворот: ни братьев, ни сестер у тебя нет!
– А почему у меня нет ни сестер, ни братьев?
– Есть братья. Жили с нами три твоих брата до поры до времени. Налетела однажды страшная буря. Только не буря это была: стая черных драконов! Налетели, все дома пожгли огнем. Людей тогда много полегло, чай, все! Вот мы с батюшкой остались… А братья твои в бой с драконами вступили, многим из них головы порубили, а потом братья пропали. Горестно думать, что погибли они. Может, живут где-то, о нас думают…
– Матушка, не хочу Крапивницей жить, пойду братьев искать!
– Аленушка, милая, коли б знать, где искать, так давно б уже я пошел да нашел, – батюшка ласково погладил Аленку по русой головенке.
– Пустите меня, я найду, – стала умолять Аленка родителей. А им страшно было и дочку потерять, долго не соглашались. Потом видят: не пустят – сама уйдет!
– Ладно, – как-то однажды матушка сказала. – Иди! Только Сивку бери, пешком долго не походишь. Вдруг в дальние края придется идти.
– Спасибо, матушка! Благослови, батюшка! – бросилась на шею родителям Аленка.
Собрали Аленку в дорогу, хлебушка дали, молочка, а водицу сама найдет по дороге.
Вот отправилась Аленка в путь. Сивка рядом, а тут еще и собака домашняя, Лыска, следом увязалась. Радуется Аленка: все же веселее, не так страшно!
Долго ли коротко ли шла Аленка, только притомилась, на спину Сивки взобралась. Лыска рядом бежит, зорко в степь поглядывает: вдруг волки!
Вдруг видит Аленка, впереди перекресток. Куда же направиться?
Спросить решила Аленка у Сивки:
Сивушка-голубушка,
Мне дорожку укажи,
Братьев где искать-
Скажи!
Сивка умницей была, мордой влево повела. Заржала – путь указала!
Обрадовалась Аленка, повернула влево. Долго ехала Аленка полями заливными, лесами густыми, мимо озер глубоких, вдоль ручьев прозрачных. В сумерках уже увидела избушку, обрадовалась несказанно: будет, где переночевать, матушкиного хлебца поесть да друзей верных – Сивку и Лыску – покормить.
Слезла, еле живая от усталости, с Сивки, в избушку вошла. А там – старая, костлявая, с длинным носом, что к узкому да беззубому рту свесился, бабка сидит.
– Чего тебе, девонька? – спрашивает, а сама злыми глазами смотрит.
– Да вот, братьев своих пропавших ищу. Не знаете, где они?
– Не знаю. Оставайся ночевать, завтра с утра вместе пойдем искать.
– Спасибо, бабушка, только матушка не велела нигде ночевать. Надо бы идти дальше! – и заплакала.
– Куда ты, на ночь глядя, пойдешь? Волкам на поживу, что ль?
Осталась Аленка. Вышла только Сивку в луга выпустить, чтоб свежей травки пощипала да в ручье воды напилась. А еще хлебушка, что матушка с собой в дорогу дала, Лыске дала. А та щерится, рычит и на избушку косится. Не нравится ей, видимо, хозяйка избушки. Тявкает как-то складно да понятно:
Не ложись в избушке спать,
Не велела ночевать
Матушка родимая.
Тяв, тяв!
Погладила Аленка Лыску, но не послушалась, ушла в избушку ночевать. Пока не уснула, все рассказывала старухе про матушку да батюшку, про братьев, что пропали так давно. Не заметила, как в сон провалилась, а бабка, оказывается, настоящей ведьмой была. Обрадовалась, услыхав о братьях.
– Это они со свету всю мою родню сжили! Вот теперь поквитаюсь! – и от радости руки потирает.
Утром вскочила ведьма ни свет ни заря, одежду нарядную, в которой Аленка к ней пришла, спрятала, а ей обноски старые да рваные кинула.
Проснулась Аленка – хвать, а одежды ее любимой, что матушка сшила, нет!
– Где мое платьице? – спрашивает у бабки.
– Надевай, что есть! Чай, не на праздник собралась – по чащобам рыскать придется! – и расхохоталась ведьма, довольная, что отобрала красивое платьице. Сама-то нарядилась, что на ярмарку.
Делать нечего: надела рванье на себя Аленка да пошла запрягать Сивку. Старуха, тем временем, под юбку нож да толкач спрятала – пригодится, небось!
Уселась ведьма в повозку, как барыня, а Аленке приказала с лошадью управляться.
Ох, не нравится Лыске ведьма старая: рычит на нее, чует злобную душу и мысли подлые. Бежит сбоку и лает:
Барабаха темной ночью
Ножик и топор заточит.
Уходи, Аленка, прочь,
Или утром или в ночь!
Тяв, тяв!
Ведьма Барабаха и впрямь в мыслях такое держала, потому схватила толкач да как швырнет в Лыску!
От боли завизжала собачка – лапку перебила ей злая старуха. Хотела Аленка соскочить, перевязать да в повозку Лыску взять, а Барабаха как закричит на нее:
– Ну-ка, на место! И сиди тихо, пока жива!
Заплакала Аленка – никто никогда с ней так грубо не обращался! И Лыску жалко. Смотрит Аленка, а собачка верная следом, на трех лапках, но все равно бежит.
Далеко ли, близко ли проехали – снова развилка.
– Куда дальше? – растерялась Аленка, Сивку верную спрашивает:
Сивушка-голубушка,
Снова путь мне укажи!
Братьев где искать,
Скажи!
Сивка аж затанцевала и направо показала. А дорога была в рытвинах да ухабах, через темную дубраву вела, потом мимо болота на луг.
Видит Аленка, а на лугу три коня пасутся, на пригорочке шатер стоит. Обрадовалась:
– Братики миленькие!
А ведьма как дернет Аленку за косу тяжелую:
– Сиди молча! Здесь мои братья живут – не твои!
Слезла ведьма с повозки, сама пошла к шатру, а Аленке приказала сидеть на облучке.
Вышли три добрых молодца из шатра. Да такие крепкие, красивые – кровь с молоком!
– Чего тебе, бабушка?
– Аль не признали? Да сестрица я ваша, любезные вы мои! Полсвета прошла, вас разыскивая, состарилась совсем в дороге, умаялась, а вы вон как встречаете!
– Ты жива после той бури осталась?
– Да что ж с тобой такое сталось – старая совсем?
– Не может быть… – это третий, самый старший, засомневался.
– Да я это, братцы, я! – старуха кинулась молодцев обнимать, чтоб совсем не засомневались, на нее, сморщенную, глядя.
Завели старуху в шатер, а та давай пересказывать, что от Аленки слышала. Совсем сомнения пропали у братьев.
Старший спрашивает:
– А кто та девица, что лошадью правит?
– А так, наняла одну попрошайку, – и сверкнула злобно очами.
– Уж мы так по матушке с батюшкой соскучились! Вот еще ведьму старую, Барабаху, изведем, и домой поедем, – и старший допытливо так, внимательно, глянул в очи ведьмы. Та быстро взгляд отвела.
– Ну, и ладно, – средний брат говорит. – Пускай твоя наймичка и наших коней попасет.
Ведьма вернулась к Аленке и пригрозила:
– Мои братья строгие! Чуть лишнее что скажешь – вмиг язык тебе отрежут! И не суйся к шатру, коли жить хочешь!
А сама уже размечталась, как изничтожит и братьев, и девчонку эту настырную.
– Зарежу ночью – и все!
Плачет на лугу Аленка, про матушку, батюшку да братьев думу думает. А Лыске травками лапку больную лечит.
Солнышко ясное,
Сырая землица,
Мелкая росица,
Что матушка делает?
Ответили и земля, и солнце:
Матушка,
Холсты ткет,
Золотом-узором
Вышивает,
Аленку
С братьями ожидает…
Услышал разговор Аленки с солнышком, землицей и росицей старший брат. Вышел и прислушался: голос-то знакомый! Да приговорки матушкины помнит хорошо.
Вернулся в шатер и говорит:
– Что-то до боли знакомый голосок у девицы этой! Да и слова знакомые – матушка говаривала…
Запылало злобой ведьмино лицо, изрытое морщинами, выкрикнула:
– Девка эта хитрая да ленивая! Меньше слушайте ее!
Средний брат не выдержал, вышел послушать голос Аленки. Старуха за руки братьев хватает, выходить не дает. И младший вышел, отвел крючковатую руку старухи – и вышел.
Слушают братья Аленкин плач, а тут и Лыска заскулила:
Ведьма Барабаха
С братьями сидит.
Ночь придет – зарежет.
Братьям отомстит.
Тяв, тяв!
Повернулся средний брат и говорит старшему:
– Что-то тут не так!
Переглянулись братья – и все поняли! Да это сама ведьма Барабаха их за нос водит, хочет отомстить за своих родичей – нетопырей!
Кинулся младший брат к Аленке, обнял ее, защищая, а старший и средний братья схватили ведьму и в костер бросили. Пепел потом в чистом поле развеяли, чтобы мерзким духом ее и не несло по округе.
Сестрицу свою настоящую обняли и поцеловали.
– Ну, что ж, – говорит старший брат. – Теперь можно и к матушке с батюшкой возвращаться.
Сели они на своих коней, Аленка с Лыской на руках в повозку села. Сивка – мудрая лошадка – следом за братьями пошла.
Вернулись все к матушке и батюшке. Теперь никто Аленку больше Крапивницей не называет: есть у нее братья!