Лиссабон жил своей обычной ноябрьской жизнью: люди обедали на террасах ресторанов, поднимался в небо дым от жаровен с каштанами, звенели трамваи и хлопали дверцы такси. Электронное табло над аптекой показывало двадцать два градуса – лето Святого Мартина в этом году выдалось теплым.
Анна расстегнула кожаную куртку и покосилась в сторону улицы Фанкейруш, где, между зоомагазином и массажным салоном, который выглядел как не слишком-то и тайный бордель, снимала помещение веселая комиссионка. В кучах пахнущего дезинфекцией барахла Анна откопала эту куртку и еще несколько отличных вещей. Ну ладно, несколько охапок отличных вещей. Большую часть из них у нее никогда не хватит смелости надеть. Ну как, как можно не купить вечернее платье с перьями за три евро? Или разноцветное перуанское пончо с кистями, связанное, судя по всему, на гиганта, потому что даже высокой Анне оно доходило почти до щиколоток.
Привыкшая одеваться «сдержанно» и «достойно» – в институте это называли «как подобает педагогу» – Анна больше не пыталась подобрать оттенок серого, который подчеркнул бы глаза. К черту серый, в Лиссабоне хотелось цвета, яркого, вызывающего и, вместе с тем, чуть приглушенного временем. Под стать городу.
Сейчас она носила все оттенки кофейного, но придет день, и шикарная пунцовая юбка, что висит в шкафу, тоже увидит Авениду да Либердаде.
– Если бы не маски, я бы и не заметила, что пандемия, – усмехнулась Анна, надевая темные очки и разматывая расписанный вручную шелковый шарф, подарок Джона.
– В выходные заметишь, – мрачно ответила Дина. – С часу дня до пяти утра будем сидеть по домам. Советую запастись едой. Вряд ли Жирный Жо организует доставку.
Настроение у Дины было паршивое – и от предстоящего карантина, и оттого, что они шли на встречу с Джоном.
– Обещай, что не будешь на него гавкать, – попросила Анна. – Понимаю, он тебе не нравится, но…
– Он мне НЕ не нравится, – Дина выглядела мрачнее тучи. – Я его почти ненавижу. И не доверяю ни капли. Ни половины капли.
«Будь у меня мозги, – подумала Анна, – я бы не доверяла тоже. Но ведь благодаря ему изменилась вся моя жизнь»…
– И даже дважды, – буркнула Дина, безошибочно угадав ее мысли. Этот аргумент про жизнь она слышала от Анны не раз и не два.
Про первый раз Анна старалась не думать.
«Того, что когда-то случилось между Джоном и моим отцом, не изменить, – рассуждала она. – Как не изменить смерть матери, разрыв с сестрой, предательство Леандру…»
При мысли о нем опять защемило в груди.
Некоторым достается такое прошлое… Мудрее просто забыть его, смириться с оставленными им душевными шрамами и жить дальше. Ведь если ноет старая рана, что толку вспоминать обстоятельства, при которых она получена.
У знакомого подъезда уже стоял молодой мужчина чрезвычайно спортивного вида.
«А лицо-то детское, – отметила про себя Анна. – Ему, похоже, и двадцати нет».
– Патрон ждет, – он распахнул дверь и учтиво пропустил их вперед.
Джон действительно ждал – за накрытым столом, с бокалом вина в руке, и, вопреки рекомендациям Всемирной Организации Здравоохранения, без маски. Как полагается хорошо воспитанному человеку, встал, когда вошли дамы. Но, приблизившись к Анне, отбросил хорошие манеры и схватил ее в объятия.
– Здравствуй, моя ласточка.
– Давно не виделись, – мрачно пробормотала Дина, оглядывая стол. – А горячего не будет? Одни закуски?
Джон ласково погладил Анну по голове и недовольно посмотрел на Дину.
– Рад, что вы не изменились, дорогая сеньора.
– Неужели?
– Простите, мне казалось, в нашем возрасте это уже комплимент.
– В вашем, – уточнила Дина. – Вам сколько – восемьдесят пять? Восемьдесят три?
– Да, вы все та же, – усмехнулся Джон. – И все так же вечно голодны. Прошу к столу. Сегодня у нас mariscada.
В ресторанах, где довелось побывать Анне, это значилось в меню как «тарелка рыбака»: краб, называемый здесь sapateira, креветки, несколько устриц и прочие морские деликатесы… В общем, ассорти из всего, что можно выловить, поймать или собрать на берегу Атлантического океана. Стоила такая тарелка недешево, а выбиваться из бюджета Анне не хотелось.
– Круто живете, – фыркнула Дина.
Анна слушала их пикировку и удивлялась себе: «Отчего это я чуть не заплакала при виде пожилого африканца, который за несколько месяцев не нашел для меня ни одного теплого слова? Письма его были деловиты и коротки, а при встрече, смотри-ка, расчувствовался»…
– А вы изменились, – усаживаясь за стол, заметила Дина. – Выглядите хорошо. Лето в Штатах пошло вам на пользу. Да и русский ваш заметно… крепчал.
Это была чистой воды провокация, потому что по-русски Джон говорил хоть и очень хорошо, но все-таки хуже Дины.
– Я прочел «Войну и мир», – невозмутимо парировал он. – В самолете. Пока летел в Лиссабон. Все-таки я учил русский тридцать лет назад, с тех пор многое забылось. Хотел освежить перед нашей встречей.
Дина хмыкнула, но Анна видела, что она с трудом сдержала улыбку. Все-таки он чертовски обаятелен, этот бывший ангольский военный, сделавший состояние на торговле драгоценными камнями. И это, кажется, бесит Дину еще больше.
– Только не собачьтесь, – взмолилась Анна. – Давайте пообедаем и поговорим о делах. Или просто пообедаем. Как нормальные люди.
Джон улыбнулся, Дина неохотно кивнула, и выглядело это так, словно члены одной семьи, привыкшие ругаться и скандалить по любому поводу, решили взять короткую передышку.
Официант в белом пиджаке внес в комнату огромное блюдо с лобстером и его морскими собратьями, водрузил в центр стола и принялся наполнять бокалы. Двигался он бесшумно, как и полагается хорошо обученному профессионалу, посвятившему своему делу не один год.
– Здоровенный какой, – Анна покосилась на блюдо и на всякий случай взяла себе пару кусков хлеба.
Обращаться с крабами, омарами и прочими членистоногими она не умела и не хотела опозориться.
– Это омар уже разделанный, – на тарелке Джона лежало несколько листиков латука без соли и без масла. – Приятного аппетита.
– Я думала, у меня на обед будет свиная отбивная, – с невольным уважением выдала Дина. – Или жареная курица. Ладно, немного роскоши не вредит. Не навредит. Повредит. Короче, спасибо.
Джон пожал плечами, но не сумел скрыть, что ему приятно.
– Хорошо, Анна, расскажи, какие у тебя новости, – попросил он. – Мы летом общались мало, мне хочется узнать.
– Да мы вообще не общались. Но, правда, и новостей у меня нет. Про квартиру вам известно, вы же ее оплатили.
– Честно говоря, меня удивил твой выбор. В Лиссабоне много хороших мест. Ты могла бы жить здесь, в Байше, или на Принсип Реал, или в одном из современных районов – Ориенте, Телейраш…
Анна вздрогнула.
«Только не Телейраш, только не эти огромные дома, куда полгода назад привез меня проклятый Леандру».
– Ты все еще переживаешь из-за него? – участливо спросил Джон.
– Нет, – солгала Анна. – Он не первый и не последний мужчина, который меня обманул. И вообще, я была бы признательна, если бы мы все забыли эту историю.
За столом повисло неловкое молчание.
«История… Какое громкое слово для неудачного интернет-знакомства, – размышляла Анна. – Парень хотел решить свои проблемы за счет легковерной дурочки. У парня не получилось. Все».
– Мне хорошо в Морарии, – Анна подцепила щипцами здоровенную клешню, величиной с две ее руки, и перетащила на свою тарелку. – Спокойно и уютно. Я там всех знаю. И вашим ассистентам проще за мной присматривать.
Джон оторвался от своего латука и непонимающе уставился на нее.
– Давайте не будем играть в дурацкие игры, – разозлилась Анна. – Вы вложили в меня деньги, и я не в претензии. Пока ваши парни не подсматривают за мной в ванной.
– И что же делают мои парни? – Джон старался показать непроницаемость.
– Да боже мой! Вы думали, я не замечу, что стоит мне одной выйти на улицу, за мной тут же пристраивается «хвост»?
– Ты серьезно? – Дина отложила вилку. – Почему мне ничего не говорила?
– А зачем? Когда я с тобой, за мной никто не ходит. Только когда одна. Не особенно, конечно, приятно, но я понимаю, почему вы это делаете.
– Слушайте, вы, – в голосе Дины зазвучала ярость. – Вы что, следили за ней все это время? Она что, ваша собственность? Раба?
– Рабыня, Дина. Раба – это архаизм, – машинально поправила Анна. – Успокойся. У нас общий бизнес. Он просто присматривает за своими инвестициями. Я не сержусь.
– А ты должна сердиться! – Дина грохнула ножом по столу. – Ты должна быть очень зла! Потому что это ненормально! Я бы сошла с ума, если бы за мной постоянно следили!
– Да ладно, я к этим ребятам даже привыкла… – Конечно, это была неправда, но Анна хотела погасить конфликт. – Ну, ходят и ходят. С ними даже безопаснее.
– Ты кого сейчас обманываешь – меня или себя? То, что этот тип платит за твою квартиру, не дает ему никаких прав! Тем более, это не доброта и не бесплатно, а в счет того дня, когда ты получишь свою собственность!
– Да знаю я!
Их крики прервал деликатный стук – Джон барабанил по столу кончиками пальцев, и этот раздражающе монотонный звук окончательно взбесил Дину.
– Перестаньте стучать! – рявкнула она. – Анна, почему мы орем друг на друга, когда надо орать на него?
– Послушайте меня, – негромко произнес Джон. – То, что я сейчас скажу, очень важно, – он замолчал.
Анна уже знала его манеру делать паузу перед тем, как сказать неприятное. И чем дольше пауза, тем страшнее то, что следует за ней. На этот раз Джон молчал невыносимо долго.
– Ну? – не выдержала Анна.
– Я никому не велел за тобой следить.
Теперь паузу пришлось взять ей.
«Как это? А кто же, не особо скрываясь, ходил за мной все лето? На блошиный рынок, по лавкам на Руа ду Бенформозу. Кто заходил в соседний вагон электрички каждый раз, когда я ехала в Синтру? Кто доводил меня чуть не до виллы и растворялся в лесу, чтобы снова возникнуть на станции?»
– В любом случае, дорогая, это не мои люди.
– А чьи? – у Анны сел голос.
– Я тоже очень хочу это знать.
Он выглядел озабоченным, но не испуганным, и это придало Анне немного уверенности.
– А я хочу знать – зачем, – Дина говорила сдержанно и спокойно, как всегда верно оценив серьезность ситуации. – Зачем кому-то следить за тобой? Разве все не закончилось весной?
«Вообще-то весной все только началось, – мысленно возразила Анна. – Я приехала в Португалию по документам, которые, пожалуй, можно назвать поддельными – срочный рабочий контракт и бизнес-виза, непонятно как полученные в закрытой на жесткий карантин Москве. Путешествие из Москвы в Лиссабон было организовано человеком, за которого я собиралась выйти замуж. Серьезно ведь собиралась, дурища! А человек оказался редкой скотиной, которого интересовали только мои деньги».
Деньги. Как раз весной Анна узнала, что у нее есть деньги. Вернее, нечто, стоящее больших денег – дом в Синтре, двухсотлетний особняк «Ласточка», семейное гнездо рода Оливейра, который перешел ей по праву прямого наследования. То есть, перейдет, как только будут должным образом оформлены документы.
– На этот счет у меня не очень хорошие новости, – вздохнул Джон. – Адвокаты работают, но вступить в права наследства ты сможешь в лучшем случае через год.
– Через год? – Анну словно ударили по голове.
– И это еще очень быстро, – неохотно признала Дина. – У нас и в обычное время бюрократия работает… э-э-э… по скрипу. А сейчас… сама видишь.
– И еще новость: дальние родственники старика не будут претендовать на наследство.
– Чего это? – удивилась Анна.
Она хорошо помнила, как заходился в криках тот тип, как называл ее мошенницей и грозился вывести всех на чистую воду. Он ведь уже мысленно продал «Ласточку», а на вырученные деньги мысленно уехал жить в Майами. А ведь сам-то он старику Оливейре даже кровным родственником не был – всего лишь муж внучатой племянницы.
– Их совершенно добровольное решение, – Джон произнес это таким тоном, что сразу стало ясно: добровольное, как же.
Методы Джона решать проблемы вызывали у Анны моральный дискомфорт. Этот эвфемизм она использовала для замены слова «страх». Ведь это нормально – бояться человека, способного на холодную просчитанную жестокость. А Джон совершенно точно на такое способен.
Страх, невольное восхищение, желание заслужить его одобрение и чувство безопасности, когда он рядом. Обида. Короткие вспышки ненависти. Весь этот тугой клубок взаимоисключающих эмоций мучил Анну до тех пор, пока Дина не сказала: «Да ты относишься к нему как к отцу». И еще сказала: «Но он тебе не отец. И он тебе никогда не причинит вред, по крайней мере, пока у него будет выбор».
Дина говорила сквозь зубы, словно признавала за врагом что-то хорошее. И ко всем Анниным чувствам добавилось еще одно – доверие. Она доверяла Джону, несмотря ни на что. Даже на то, что не знала его настоящего имени.
– Значит, это не родственнички, – заметила Дина. – И значит, дело не в доме.
– А может, они согласились не претендовать для отвода глаз. А сами хотят накопать на меня компромат, пойти в суд, забрать «Ласточку», а меня – в тюрягу!
Джон вскинул руки в примирительном жесте.
– Анна, я абсолютно уверен, это никак не связано с наследованием дома. «Ласточка» – твоя, и это факт, который лишь осталось закрепить юридически. Кстати, ты можешь ездить туда на совершенно законных основаниях.
– Я могу там жить?
– Можешь, если хочешь, никто тебя не выгонит. Но это же развалины.
– Зе живет, – возразила Анна, уже много десятилетий. – У него там теплая и сухая комната, нормально все.
Она и сама не знала, зачем упрямилась. Очевидно же, что жить в полуразрушенном особняке без электричества и воды, с прохудившейся крышей, выбитыми окнами и ветром, гуляющим по коридорам, невозможно. Чтобы чувствовать себя нормально в таких условиях, нужно быть сумасшедшим.
Собственно, Зе, старый мажордом, такой и есть – граница между прошлым и настоящим в его голове стерлась то ли от старости, то ли от потрясений. Он носил воду из колодца, грелся у дымящего камина и экономил свечные огарки в заплывших воском тяжелых шандалах. Он жил в своем личном Средневековье, а когда Анна попыталась вытащить его в городскую квартиру, сопротивлялся, словно дикий кот.
Она навещала их каждую неделю – старика и дом. И всякий раз, шагая по заросшей подъездной аллее, вспоминала слова Леандру: «Сохрани его, не продавай».
Но пять миллионов евро, которые предлагали за «Ласточку», огромные деньги. О продаже Анна думала с тоской и обреченностью, понимая, что отремонтировать и содержать поместье не сможет.
«Да и зачем такой домина мне? Кто в нем будет жить? Мне за тридцать, семьи нет, детей тоже, нет даже собаки»…
Эти печальные мысли, удивительное дело, уступали место другим, стоило Анне оказаться в запущенном саду «Ласточки». Например, что будет трудно добиться именно того земляничного оттенка, который выбрал для своего дома первый Оливейра. Или что несколько мраморных балясин парадной лестницы нуждаются в замене – всего несколько, потому что мрамор для них везли с каменоломни в Вила Висоза, а кто не знает, что там лучший мрамор в Португалии.
– …они в любом случае ничего бы не добились. Анна наследница, оспорить это невозможно. И, Дина…
Джон говорил негромко и, кажется, впервые назвал Дину по имени, а та не огрызнулась.
– Плохо дело, да? – голос у Анны дрогнул. – «Ласточка» тут действительно ни при чем. Все дело в алмазах?
Это была вторая часть ее португальского наследства: ангольские камни на десятки миллионов евро. «Кровавые алмазы», пропавшие тридцать лет назад. Кровавые и в прямом, и в переносном смысле.
– Анна, твой отец заплатил за них жизнью. Ты имеешь право на эти камни, ты их заслужила. К тому же мы не знаем, кто владел ими до тебя.
– Так может, владелец и объявился, а, Джон? Может такое быть?
Джон кивнул неохотно.
– И когда он придет забрать свое, что я ему скажу? – Анна почти кричала. – Ведь камней-то у меня нет! И я понятия не имею, где их искать! За целое лето мы не продвинулись ни на шаг. Мы вообще об этом не думали!
– Да это все звучало как бред, – неуверенно возразила Дина. – Увлекательный, даже веселый, но бред. Вы серьезно думали, что мы возьмем и найдем алмазы, пропавшие столько лет назад?
Джон сидел с непроницаемым лицом.
– Ну, что бы мы там ни думали, – Анна встала из-за стола и подчеркнуто аккуратно свернула салфетку, – придется их найти. Я не хочу, чтобы меня грохнули из-за алмазов, которые я в руках не держала, ясно?
Она взглянула на Дину, на Джона, в надежде, что они поднимут ее на смех: мол, да кто тебя будет убивать, что ты несешь, это же не голливудский блокбастер…
Но они молчали. И Анне стало по-настоящему страшно.
Он ждал следующего звонка, потому что решил: пришло время ответить. И сильно удивился женскому голосу в трубке.
– Теперь вы работаете напрямую с нами, – сообщила женщина. – Мы решили обойтись без посредников.
«Мы – это, стало быть, Организация, – мелькнула мысль. – Что ж, о судьбе посредника спрашивать не буду».
– Вы долго молчали, – заметил он. – Я решил, операцию отменили.
– Только отложили. Теперь продолжаем.
– Вы что, ждали второй волны?
Он услышал, как женщина усмехнулась в трубку.
– Мы не ждем. Мы создаем. Возвращайтесь к работе.
– Хорошая новость.
– Вот еще одна: у вас десять дней.