3
Мой замечательный дедушка названивал в звонок срочного вызова, висевший у его кровати. Он не отпускал кнопку, пока не пришла медсестра.
– Что на этот раз? – спросила она раздраженно.
Неудивительно, что она сердилась: дедушка непрерывно жал на кнопку вызова. Просто – чтобы подразнить. Потому что ему было скучно. Ведь больше ему нечем было заняться. Он не мог рыть ямы. Не мог ворочать огромные валуны. Ему не надо было лезть на крышу, чтобы чистить трубу.
– Принесите-ка стакан сока и булочку этому мальчугану, – распорядился он.
– Нет, – сказала медсестра. – У нас не кафе. И, будьте добры, не звоните в звонок без повода. Иначе я его отсоединю.
– Ах, чтоб вас…
И он ругнулся.
Медсестра вскинула голову и посмотрела на меня.
– Ты собираешься когда-нибудь жениться?
– Не знаю пока, – промямлил я. – Возможно.
– Тогда не бери с него пример. Научись разговаривать вежливо.
И она ушла. Мне показалось, что ей хотелось хлопнуть дверью, но не получилось. На двери стоит доводчик, который закрывает ее медленно и плавно.
Как только дверь закрылась, дедушка снова нажал на кнопку. Когда медсестра просунула в дверь голову, он сказал:
– Ты совершенно права. А теперь можешь идти!
Прежде чем она закрыла дверь, я заметил улыбку на ее тонких губах. Я рассмеялся. Все-таки хорошо, что у дедушки хватает силы ругаться.
– Извини, что остался без сока и булочек, – пробормотал дедушка.
– Не беда. У меня кое-что припасено.
Я открыл сумку. Там лежал пакет с бутербродами. С сыром для меня и с селедкой для дедушки.
– А ты парень башковитый, – похвалил дедушка.
Тогда я достал бутылку молока и пиво, которые взял из холодильника, сунул в гетры и спрятал в сумку.
– Пиво – тебе. Ты же его любишь, дедушка.
– Точно!
Я вылил воду из стакана на тумбочке и налил туда пиво. Дедушка слегка пригубил, а потом надел очки для чтения – чтобы лучше видеть, как всплывают со дна пузырьки. Потом он сделал маленький-премаленький глоток и откусил кусочек бутерброда с селедкой.
Раньше дедушка ел и пил не так. Обычно он запихивал в себя еду, словно ковшом экскаватора. Но только не в больнице. Здесь он вообще есть отказывался.
– Эх! Вот это вещь! – похвалил он.
В глазах его блеснули слезы, так ему было хорошо.
– Ненавижу здешнюю еду, – признался он. – Из нее словно весь вкус и радость отжали. Даже вода невкусная.
– Может, тебе отсюда сбежать? – предложил я.
– Я частенько сбегал, пока был молод, – вздохнул дедушка. – Но теперь я уже не тот, что прежде. А мама с папой знают, что ты здесь?
– Нет. Я сбежал. Сказал, что иду на футбольную тренировку.
Дедушка расплылся в довольной улыбке, так что стала видна его вставная челюсть.
– Да ты отменный враль, малыш Готфрид! Весь в меня! А твою идею с побегом стоит обмозговать. У меня еще остались кое-какие недоделанные дела. Но далеко мне не убежать. С моими-то ногами.
Готфрид! Никто больше так меня не называл. Так звали дедушку. Мне это имя казалось странным. Я знал, что оно означает «Божий мир», хотя, судя по тем картинкам, что я видел в бабушкиной Библии, Бог не был таким уж миротворцем. Но, когда дедушка назвал меня так, мне понравилось.
Словно мы с ним заодно.
Мы весело пировали, наслаждаясь вкусными бутербродами, и радовались, какие мы оба башковитые и непослушные – нас даже зовут одинаково!
К тому времени, когда пора было собираться домой, у нас уже был готов план. Дедушка попросил меня достать кошелек – он прятал его в ботинке, засунув тот подальше в шкаф.
– Увидимся в следующую субботу, – сказал он. – Ужо тогда повеселимся…
И он ругнулся.
Уходя, я услышал, как он пробормотал: «Брусничное варенье».
Но ничего не понял.