День рождения монарха на самом деле не имел ничего общего с конкретным правителем: этот официальный праздник в течение как минимум четырёх веков всегда отмечали в третье воскресенье мая. Начало ему положил один амбициозный князь – хотя легенды возводили традицию чуть ли не ко временам мифического короля Коля. Затем эстафету подхватили потомки того князя, после – уже всамделишные, вполне летописные, короли.
Перешёл праздник по наследству и к императорам, а после развала империи снова стал королевским. Последние лет сто – с тех пор, как бунтарский дух в горожанах поугас – торжества традиционно завершались парадом гарнизонных частей и принесением присяги городскими советниками. «Отцы города», под одобрительные вопли собравшейся толпы, на пороге Ратуши передавали правителю символические ключи от столицы.
Начинались же гуляния неделей раньше, во вторую пятницу мая, когда вечерний фейерверк давал старт карнавалу. Три дня «дозволенного непокорства» стирали границы между мирами, которые весь остальной год практически не соприкасались друг с другом. Социальные рамки исчезали: надевший маску тем самым заявлял, что принимает правила карнавала – а первое из них гласило, что под масками все равны.
Когда-то карнавал был своеобразным клапаном, позволявшим выпустить пар и снизить градус недовольства. Ещё раньше, задолго до того, как пришли фратеры, и в здешних землях утвердилась новая вера, майские гуляния составляли часть древних культов. Давным-давно исчезла земляная насыпь с деревянным частоколом, давшая начало городу. Рассыпались в прах глинобитные хижины, стоявшие у её подножия. Сгинули вместе со сведёнными лесами забытые божества. А карнавал остался.
С самого утра в городе закипела работа. Над улицами протягивали гирлянды разноцветных флажков, к подоконникам второго и третьего этажа крепили государственные флаги. На дверях позвякивали вырезанные из жести и раскрашенные красками силуэты аистов – гербовой птицы правящей династии. Тут и там на перекрёстках появились торговки с корзинами тюльпанов и коробками, в которых были горками свалены сине-красные тряпичные розетки – пять геллеров штука – или те же уменьшенные жестяные птички – десять геллеров каждая.
Надрывая горло, лоточники предлагали маски из папье-маше: попроще, окрашенные в белый или чёрный цвет; посложнее, с разноцветными шахматными узорами или полосами; подороже – с перьями или фальшивыми стеклянными «бриллиантами». Желающие могли обзавестись к тому же гротескным накладным носом, пышными усами из пакли, косматой бородой либо огромными ушами. Это были самые простые способы влиться в общую праздничную толпу, но те, кто мог себе позволить отложить лишнюю монету, готовились к майским праздникам загодя, и собирались вечером выйти на улицу в соответствующем костюме.
Лайош, свернув в тупичок, не удивился, увидев на перилах лестницы трепыхающиеся флажки. Наверху, у двери конторы, стояли его компаньоны: Абекуа аккуратно привязывал к латунной табличке жестяного аиста, Равири давал ему советы.
– Как прошло? – поинтересовался Вути, оглянувшись на загудевшие под шагами сыщика ступеньки.
– Не особенно успешно, – вздохнул Шандор, добравшись до площадки. – Там определённо был кто-то третий, но случайный свидетель, или сообщник – я не знаю. Никаких заметных ощущений эта персона после себя не оставила.
– Что хозяйские ключи? – спросил Те Каеа.
– Пропали.
– Это может означать, что наша парочка намеревалась вернуться и как следует обчистить дом, – заметил Абекуа. Он закончил завязывать последний узелок, и фигурка повисла на бечёвке, позвякивая о пластинку с названием агентства. Муримур склонил голову набок, оценивая работу. – Или, как вариант, ключи забрал сообщник, имевший некий собственный интерес. Если произошедшее результат каких-то шпионских игр, такое вполне возможно.
– Вот именно. Одни «если», – поморщился Лайош.
– Трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате, – оскалился Вути.
– К слову, – вмешался Равири. – СКС официально наняла нас?
– Да.
– То есть мы получим доступ к информации о ходе расследования?
– В том же объёме, что Канцелярия. Через Гарольда.
– Ну и прекрасно, – потёр ладони драконид. – Констебли Ла-Киша, да ещё при такой поддержке, рано или поздно найдут этих двоих.
– Пока не нашли, – хмуро отозвался сыщик. – И скажу честно, я не слишком верю в поддержку СКС. Не при графе Ардаши.
– Чего это ты так на него взъелся? – удивлённо посмотрел на Шандора Абекуа.
– Он – как я слышал – точная копия своего батюшки.
– И?
– Так ведь это его батюшка угробил в песках Сабы третий экспедиционный корпус, – Лайош машинально тронул шрамы на переносице. Драконид и муримур переглянулись.
– А, вон оно что… – протянул Вути.
– И если сынок действительно в родителя, хотя бы вполовину – он в короткое время развалит вверенное ему ведомство. Глупость не лечится.
– Кстати, о Сабе, – сменил тему Равири, рассеянно рассматривая небо с редкими белыми облачками. – Мне тут не даёт покоя одна мысль. Насчёт того металла, который достался мастеру Томасу. Ты помнишь его пружинки?
– Какие пружинки? – удивлённо посмотрел на компаньона Лайош.
– Он сказал, что пустил сплав с железом на пружины, шестерни, стрелки и прочие детали для часов. Что тот получился очень твёрдым и прочным.
– Да, было такое, – подтвердил Вути.
– У меня есть некоторые подозрения относительно того, с чем столкнулся наш клиент. Но прежде, чем озвучить эту версию, я хотел бы кое-что проверить.
– Хочешь выяснить, на каком судне служил тот моряк, что продал «самородок»? – понимающе усмехнулся Абекуа.
– Нет, – покачал головой драконид. – Может, позже, но сейчас это не главное.
– Городской архив и библиотека будут закрыты два дня, – напомнил Лайош. – Да и сегодня они заканчивают работу на два часа раньше. Ты успеешь?
– А мне туда и не нужно, – улыбнулся Равири. – Мне нужно в Пти-Пре. Ну и поскольку я всё равно собираюсь к сородичам, то оставшиеся выходные проведу там же, у кузена. Всё-таки день рождения короля. Если понадоблюсь – позвоните в паб «Серебряная ракушка». Меня сразу отыщут.
– Хорошо, – согласился Шандор. – А ты, Абекуа?
– Поскольку наш друг взял выходной, а дело мужа-изменника уже закрыто, я, пожалуй, тоже навещу родных. Съезжу к родителям. Папаше будет приятно узнать, что о нём до сих пор помнят в городе, – усмехнулся муримур. – Если ты не против, конечно. Раз уж Канцелярия не смогла ничего отыскать по горячим следам, вряд ли они что-то откопают до конца карнавала. Не завидую я констеблям, – сочувственно закончил Вути.
– Конечно, не против, – заверил его Лайош.
– А ты сам что будешь делать? – поинтересовался у человека Те Каеа.
– Пока ещё не знаю, – пожал плечами Шандор. – Присмотрю за конторой, разумеется. Может, вечером прогуляюсь по городу.
Компаньоны скептически переглянулись.
– Иногда кажется, что ты нарочно притворяешься глупым, – заметил Абекуа. – Карнавал, Лайош! Всего-то и нужно – появиться на Лестницах с двумя масками. Кто смеет отказать в веселье в такое время?
– Не ты ли ворчал всю дорогу от господина Авенса?
– Именно, я. Потому что против того, чтобы смешивать личное и профессиональное. Но ведь весна, – развёл руками Вути.
* * *
Шандор распрощался с компаньонами около четырёх и, заперев контору, трамваем добрался до ближайшей к Лестницам остановки. Здесь он, как и советовал Абекуа, купил у уличной торговки две маски – в чёрно-белую и красно-синюю клетки – и решительно направился вниз, к дому господина Авенса.
На стук латунного молоточка дверь открыла сама Николь. В синих глазах девушки промелькнуло удивление, смешанное с любопытством:
– Господин Шандор! Какой приятный сюрприз. Есть новости?
– Откровенно говоря, не очень много, мадемуазель. Но неплохие.
– Входите же, – она отступила на шаг и сделала приглашающий жест рукой. Лайош снял цилиндр, чуть поклонился и шагнул в комнату.
Из мастерской появился мастер Томас.
– О, господин Шандор! Добрый день. Неужели вы меня обрадуете?
– Пока, к сожалению, мы не нашли вашу пропажу, – осторожно начал сыщик, и старый часовщик печально вздохнул, разом став похожим на поникший одуванчик. – Но дело обернулось так, что в розыски включилась Канцелярия.
– Канцелярия? Не понимаю.
– Ваши взломщики оказались замешаны в ещё одном преступлении, поэтому сейчас их по всему городу ищут констебли. Уже известны некоторые приметы подозреваемых, и я надеюсь, что в течение ближайших дней будет результат.
– Но они же, наверное, изымут всё как улики? – брови мастера Томаса печально сошлись над переносицей.
– Мне удалось договориться, чтобы украденное вернули вам сразу же. Происшествие, в связи с которым разыскивают этих людей, по степени тяжести гораздо серьёзнее кражи.
– Неужели убийство? – глаза Николь раскрылись чуть шире, и Лайош на мгновение замешкался, заворожённый этой бездонной синевой.
– Да, мадемуазель, – не стал отрицать сыщик.
– Господь всемогущий! – господин Авенс теперь выглядел испуганным. – Выходит, нам страшно повезло, что нас не было дома!
– Не стоит волноваться, – поспешил успокоить его Шандор. – Думаю, они следили за мастерской, и убедились, что вы ушли, прежде чем вломиться.
– Но если они кого-то убили…
– В том случае всё обстояло совсем по-другому. Однако прошу меня извинить, мы с компаньонами были привлечены Канцелярией в качестве независимых консультантов, и не можем разглашать детали расследования.
– Конечно-конечно, – торопливо закивал мастер Томас.
– Разумеется, мы продолжаем искать и своими силами, – заверил его Лайош. – Не все готовы беседовать с представителями официальной власти, – он позволил себе лёгкую улыбку.
– Благодарю, – господин Авенс всё ещё казался немного растерянным, но спокойствие Шандора благотворно подействовало на часовщика. Он оглянулся на стол, где стояли большой заварочный чайник в вязаном чехле, молочник и две плетёных из соломки корзиночки. В одной лежали куски колотого сахара, в другой – печенье. – Мы как раз собирались пить чай. Присоединитесь?
– Благодарю. Если это вас не стеснит.
– Ну что вы! Николь?
– Уже, – девушка улыбнулась, доставая из буфета и ставя на стол три чашки. Сыщик мельком взглянул на них, присаживаясь к столу: чашки были фарфоровые, изящной, тонкой работы. Рядом с непритязательным заварочным чайником они выглядели как три принцессы, повстречавшие где-то на дороге добродушного увальня-великана.
– Мамино приданое, – заметив его интерес, пояснила Николь, разливая чай.
– Благодарю, – Лайош бережно взял хрупкую чашку.
– Молока?
– Нет-нет, не беспокойтесь.
– Сахар?
– Спасибо, нет, – он сделал небольшой глоток. Чай был ароматным, но не очень крепким.
– Но хотя бы печенье! – девушка изобразила возмущение. – Что же это за угощение – только чай!
Шандор улыбнулся, беря из корзиночки печенье.
– Вы пойдёте смотреть фейерверк, господин Авенс? – поинтересовался он у часовщика.
– Честно говоря, не знаю, – мастер Томас добавил в чай молоко, положил два кусочка сахара и теперь задумчиво помешивал в чашке ложечкой. – Карнавал, сами понимаете.
Сыщику показалось, что спрятанные в карман пальто две маски жгут его бок сквозь ткань.
– Но ведь правила есть правила? Никто не втягивает в гулянья тех, кто не надел маску.
– Это так, однако в наших краях некоторые буйные головы иногда чересчур увлекаются, – часовщик с извиняющейся улыбкой посмотрел на гостя. – Нет, ничего такого уж серьёзного. Просто могут быть неприятные инциденты. А мне бы не хотелось подвергать риску Николь.
Лайош посмотрел на девушку и успел заметить лёгкую тень то ли недовольства, то ли смущения, промелькнувшую на её лице.
– А что вы скажете, если я провожу вас?
– Куда? – оторопело посмотрел на Шандора мастер Томас.
– Мне кажется, ближе всего маяк Королевы Анны. И вид оттуда превосходный. Разве нет?
Часовщик растерянно переводил взгляд с сыщика на дочь.
– В сопровождении двоих мужчин мадемуазель может ничего не опасаться, – добавил Лайош, и снова мельком взглянул на Николь. Щёки девушки зарумянились.
«Она в самом деле хочет пойти!»
– Даже не знаю… Это как-то неожиданно… – господин Авенс смущённо заёрзал на стуле. – И потом, праздничный вечер, у вас ведь наверняка были свои планы.
– Никаких. Я живу один, в городе у меня нет родных.
– А ваши компаньоны?
– Мои друзья, – уточнил Шандор. – Они навещают родственников. В этот раз мой черёд приглядывать за конторой.
– Вас никто не пригласил провести вместе праздник?
Сыщик с удивлением посмотрел на Николь. Голос девушки звучал всё так же ровно, но где-то глубоко в нём проскользнули нотки, настроение которых мужчина не смог с точностью определить.
– Нет, – смутившись не меньше, чем перед тем хозяин дома, Лайош торопливо поднёс чашку к губам и сделал большой глоток. Закашлялся, прикрывая рот ладонью и, осторожно поставив чашку на стол, хрипло повторил:
– Нет. Простите…
Шандор достал из внутреннего кармана платок, вытер губы, пригладил усы – и только тогда решился взглянуть на мадемуазель Авенс. Синие глаза спокойно глядели через стол на гостя. Спокойно – и чуть печально.
– Мы очень признательны за ваше великодушное предложение, господин Шандор… – начал часовщик.
– …и с удовольствием принимаем его, – закончила Николь.
Мастер Томас изумлённо уставился на дочь. Лайош почувствовал, как сердце пропустило удар, а кончики ушей запылали от прилившей крови.
– Только нам нужно будет выйти пораньше, – продолжала девушка. – Мне понадобится время, чтобы дойти до маяка. Врач запретил торопиться, так что мы прогуляемся не спеша. Вы не против?
– Вовсе нет, – всё ещё хрипловатым голосом отозвался сыщик.
– Прекрасно. Тогда я иду собираться, – улыбнулась Николь.
* * *
Маяк Королевы Анны располагался на скальном выступе над рекой, чуть выше и немного в стороне от Лестниц, у границы Дубового Холма и Сен-Бери. Когда-то на этом месте стояла одна из командорий ордена Морского Дракона, рыцари которого в течение нескольких веков были активными участниками завоевательных походов на Валькабару. Однако со временем орден утратил былую власть, а затем постепенно расстался и со своими землями.
С гербового щита исчезла отрубленная голова драконида; остались только три звезды – Крыло, созвездие, по которому мореплаватели всегда отыскивали дорогу домой, на север. В конце концов орден переехал в комфортабельный особняк рядом площадью Короля Рене и превратился в мирную благотворительную организацию. По иронии судьбы, преемники тех, кто прежде шёл на драконидов с мечом, теперь помогали не только людям и муримурам, но и самым бедным обитателям квартала Пти-Пре.
Укрепления прежней командории снесли, оставив только въездные ворота с двумя мощными приземистыми башнями, да старый маяк. Правда, сейчас он указывал дорогу уже не морским, а воздушным кораблям: на верхушке башни помещалась радиорубка, откуда шли регулярные сигналы для трансконтинентальных дирижаблей. Сады и огороды орденской командории после перепланировки стали частью нового городского парка, а у маяка устроили смотровую площадку с великолепным видом на океан и береговую линию.
Господин Авенс, Николь и Лайош появились в парке около половины восьмого вечера. К этому времени здесь уже было людно, по аллеям прогуливались горожане в своих лучших выходных костюмах, или же в карнавальных одеждах. Мелькали всевозможные короли, принцессы, рыцари, звездочёты, феи и гоблины; Шандор заметил с десяток традиционных полосатых накидок муримуров – правда, из-под капюшонов неизменно выглядывали вовсе не кошачьи, а вполне человеческие лица.
Гордо проплыла дама с густо подведёнными чёрным глазами, костюм которой довольно реалистично воспроизводил шкуру драконида. Спустя несколько минут навстречу маленькой компании попался ещё один драконид. Этот был целиком сшит из мелких лоскутков ткани, а внутри, похоже, сидели двое детей, потому что из живота то и дело доносилось:
– Да не маши ты так руками, Берти! Меня заносит!
Николь, услышав эти жалобы, тихонько хихикнула. Потом огляделась по сторонам и мечтательно заметила:
– Как здорово! Жаль только, что на смотровую площадку нам теперь не пробиться.
– Почему же? – вскинул брови Лайош.
– Но ведь там уже наверняка полно зрителей.
– Ну, мы всё-таки дойдём до маяка, а там уж будет видно, – заметил сыщик.
На площадке действительно успела собраться толпа, однако Шандор, к удивлению девушки и её отца, повёл их не к плавной дуге парапета, устроенного на самом краю скалы, а в противоположную сторону, ко входу в старый маяк. Здесь он без церемоний забарабанил кулаком в дверь, и не останавливался до тех пор, пока за решёткой в открывшемся оконце не появилось рассерженное лицо какого-то мужчины. Однако, увидев источник шума, лицо тут же исчезло, а за дверью громыхнул отодвигаемый засов.
– Лайош! – на пороге стоял широкоплечий здоровяк на полголовы выше сыщика.
– Михай! – Шандор улыбнулся и протянул руку, но здоровяк вместо рукопожатия сгрёб его в охапку.
– Ты мне рёбра переломаешь! – охнул Лайош.
– Стоило бы. Где тебя носило?
– Работа, – извиняющимся тоном отозвался сыщик.
– А я уж думал, жаркое Марты тебя навсегда отвадило от нашего дома, – хитро посмотрел на него смотритель маяка.
– Жаркое было отличным, – попытался возразить Шандор, но Михай только хмыкнул, показывая, что останется при своём мнении.
– Моё почтение, мадемуазель, – здоровяк заметил Николь и на военный манер приложил два пальца ко лбу. – Сударь, – чуть поклонился он мастеру Томасу.
– Господин и мадемуазель Авенс, – представил их Лайош. – Скажи, мы можем посмотреть фейерверк из твоей рубки?
– Да ты что! – картинно изумился Михай. – А если ты шпион? Меня же с потрохами сожрут! – тут он заметил ошарашенные лица Николь и её отца, и от души расхохотался:
– Шучу! Мадемуазель, не пугайтесь так. Прошу, по лесенке наверх.
– Господин Шандор… – замялся было часовщик.
– Всё в порядке, – Николь тронула отца за руку и стала аккуратно подниматься по винтовой лестнице, проложенной в стене башни. Мастер Томас проводил её встревоженным взглядом, и едва дочь скрылась из виду, вновь обернулся к сыщику:
– Господин Шандор!
– Не волнуйтесь, господин Авенс. У Михая не будет никаких проблем из-за такого гостеприимства.
– Это очень любезно с вашей стороны, – торопливо заговорил часовщик, кивая смотрителю. – Но – вы меня простите – я беспокоюсь не из-за возможных проблем, а из-за Николь.
– Не понимаю? – растерянно посмотрел на него Лайош.
– Мы и так прогулялись далеко, а теперь ещё подъём. Ей… Это может быть вредно для неё, господин Шандор. Не стоило.
– Но ведь мадемуазель Авенс сказала, что всё в порядке? – сыщик поднял голову вверх, словно надеялся сквозь камень рассмотреть поднимающуюся на маяк девушку.
– Она всегда так, – расстроенно всплеснул руками мастер Томас.
– Господин Авенс, – теперь тёмные глаза напряжённо всматривались в добродушное лицо старика. – Что не так с вашей дочерью?
Тот поморгал, вздохнул и тихо произнёс:
– Это сердце, господин Шандор. У её матушки было то же самое, а теперь – у Николь, – голос часовщика дрогнул. – Однажды… В любой момент… – он не договорил, как-то неловко дёрнул рукой и, ещё раз тяжело вздохнув, принялся подниматься вслед за дочерью.