Глава 6. Поворот событий

С первых чисел сентября на участке 1-й армии немцы стали прощупывать русскую оборону слабыми, демонстративными ударами. А уже седьмого числа перешли к решительным действиям на ее левом фланге, наступая в направлении Ариса. В районе Бялы выдвинутые вперед части 22-го армейского корпуса были отброшены к Граево. А чуть севернее отступал 2-й корпус, теснимый на северо-восток превосходящими силами германцев.

Позиции, занимаемые этим корпусом, три дня почти непрерывно бомбардировали гаубицы. Под их прикрытием шли в атаку немецкие цепи – настолько густые, что издали казались колоннами. Но русские пушки, а с ними и засевшая в окопах пехота, непременно встречали врага дружным ответным огнем, заставляя того поспешно ретироваться, унося убитых и раненых. Жаль, что до гаубиц было не достать. У них предельный прицел верст на восемь, не меньше, а наша легкая пушка только на шесть и бьет.

Немцы изо всех сил старались подавить артиллерию русских. Пытаясь найти левофланговую батарею, они палили залпами из четырех гаубиц, меняя прицел то вперед по шкале, то назад. И невдомек им, что своими снарядами накрыли командира 2-й бригады, генерал-майора Ларионова. Он вместе с подпоручиком Косолаповым и тремя телефонистами как раз находился там, на НП у домика Эрнстгофкен. Едва успели укрыться в лощине, как близкий разрыв засыпал их землей.

Сквозь противный тягучий звон в ушах пробился чей-то далекий-далекий голос:

– Вы в порядке, Яков Михайлович?

Подняв голову, генерал увидел перед собой расплывчатый силуэт Косолапова. В голове медленно прояснялось. Здорово же долбануло. Еще чуть-чуть, и пришлось бы панихиду справлять…

– Все нормально, подпоручик, – слабо двинув рукой, пресек попытку ординарца стряхнуть землю с генеральских погон. – Все целы?

Телефонисты были живы и даже не ранены. Только заторможенны слегка, словно не верили, что им несказанно повезло – не попасть под разорвавшийся снаряд.

– Чего сидите? – прикрикнул на них Ларионов, чтобы скорее пришли в себя. – Марш проверять, что там со связью!

Выскочили из лощины и опрометью, обгоняя друг друга, бросились к НП – тоже, кстати, уцелевшему. Что ж, не только людям сегодня везет.

Под вечер прискакали полтораста казаков, которых привел командир 5-й сотни дивизионной конницы есаул Лесников.

– Прислан в ваше распоряжение начальником штаба, – доложил он командиру бригады, – для поддержания связи с 57-й пехотной дивизией. Завтра в девять она будет атаковать лес от Норденбурга[35].

– Перед моим правым флангом? Чудесно. Крайне желательное и весьма полезное мероприятие. Этот лес у меня что кость в горле. Скрытый и слишком уж близкий подступ для неожиданной атаки.

На этом, как выяснилось, приятные сюрпризы дня еще не закончились. Вслед за казаками прибыл 1-й батальон 104-го полка с четырьмя орудиями, которые были в резерве при штабе дивизии у Приновена. А с наступлением темноты, когда закончился бой, пришел приказ «продолжать упорную, но пассивную оборону», пока 57-я пехотная дивизия при поддержке 5-й стрелковой бригады и конницы генерала Гурко будет атаковать лес перед правым флангом 2-й бригады. Ларионову предписывалось поддержать эту атаку артиллерией. Оказывается, 4-й корпус генерала Алиева севернее успешно атаковал немцев и отбросил их к этому лесу.

Вражеские гаубицы продолжали постреливать до глубокой ночи. Лишь когда совсем замолкли, прибыл телефонист из штаба 57-й дивизии. С его помощью удалось восстановить связь, соединив оборванные провода телеграфной и телефонной линии на столбах между Норденбургом и Ангербургом[36].

На третий день боя противник, не дав опомниться, с шести утра открыл интенсивную артиллерийскую стрельбу. Сначала бил по центру позиций бригады, потом перенес огонь на правый фланг 103-го полка. Грохот орудий, гром и треск рвущихся снарядов слились в один сплошной неистовый гул.

– Немцы пошли в атаку на 103-й полк, – доложил Косолапов от телефонных аппаратов.

– Подтянуть к нему 1-й батальон 104-го полка, – немедленно распорядился Ларионов.

Ординарец козырнул и пулей вылетел из НП, но быстро вернулся. Движения уже не столь решительны, да и взгляд растерянно бегающий. В чем дело?

– Яков Михайлович… Ваше превосходительство…

– Что? Да говорите же, подпоручик! Чего мямлите, словно кисейная барышня?

– Ушел батальон, ваше превосходительство, – выдохнул, наконец, ординарец. – Начальник штаба дивизии приказал вернуть его вместе с орудиями обратно, к штабу. И есаул Лесников свою сотню туда увел. Оставил нам полусотню казаков и… все.

Да, все. И почему это, интересно, ни есаул, ни батальонный командир 104-го полка не посчитали нужным доложить о своем убытии? Пусть и по приказу вышестоящего командования. Нельзя же игнорировать лицо, в чье распоряжение тебя направили! Выходит, что можно.

Генералу ничего не оставалось, как молча скрипнуть зубами да сосредоточиться на бое, молясь Господу, чтобы 103-й полк выстоял. Резервов-то больше нет…

Эту атаку они отбили. Теперь Ларионов с нетерпением ждал наступления 57-й дивизии на лес. То и дело поднимал бинокль, внимательно разглядывая дальний берег озера Норденбургер. Только, как ни всматривался, признаков движения каких-либо войск не наблюдал. Вот уже девять. Ничего. Три минуты десятого…

– Ваше превосходительство! – Косолапов протянул телефонную трубку, коротко пояснив: – Полковник Рудницкий[37].

«Снова тактические завихрения у командования?» – с опаской предположил генерал, направляясь к аппарату.

– Генерал Ларионов слушает.

В трубке раздался искаженный мембраной голос Рудницкого:

– Начальник дивизии приказал снять с позиции правого фланга полубатарею 1-го дивизиона и немедленно отправить ее к штабу дивизии.

И правда, завихрения. Непонятно, каким это местом думало начальство, принимая решение снять орудия с важнейшего участка. Попробовал оспорить:

– Эта полубатарея имеет огромное значение для обороны правого фланга 103-го полка. Она и сейчас ведет огонь, поддерживая полк, и находится в котле рвущихся снарядов. Снять ее в настоящий момент было бы преступлением, потому что фланг лишится мощной артиллерийской поддержки. Кроме того, при снятии она может быть уничтожена противником.

– Начальник дивизии приказал немедленно исполнить его приказание!

Едва не чертыхнувшись, командир бригады выдержал паузу, после чего твердо произнес:

– Прошу соединить меня со штабом корпуса для личного доклада временно командующему корпусом о невозможности исполнить приказание начальника дивизии, так как, помимо данного мною объяснения, эта полубатарея должна поддерживать атаку леса 57-й дивизией, но атака еще не начиналась.

– Вы скоро получите приказ по дивизии, – неодобрительно бросил Рудницкий и разъединился.

Тут же, не давая Ларионову передышки, влез Косолапов с докладом:

– Командир 103-го полка доносит, что немцы готовят новую атаку.

Снова бой. Снова немцы отбиты. Но схватка была жестокой. У полка большие потери. Погибло много не только солдат, но и офицеров. Да еще каких офицеров! Убит командир одной из рот, геройский капитан Казачков. Ранен командир 3-го батальона подполковник Клейн. Людей все меньше и меньше…

Вдруг с посыльным пришел приказ по дивизии, начав читать который Ларионов не переставал изумляться. Бригаде предписывалось отступить, оставив свои хорошо укрепленные позиции:

«Армия отходит на линию Спангельм-Бубайкен-Иодлаукен-Каваррен-Грос Соброст.

I. Генерал-майору Ларионову начать отход с позиции в 12 часов дня и следовать по дороге на сс. Брозовен-Климкен-Ней-Гуррен-Ольшовен-Фридрихсфельде к Каваррен и войти в связь с 57-й дивизией, которая в 12 часов дня будет в г. Норденбурге.

2. Командиру 102-го Вятского полка полковнику Чевакинскому начать отход в 12 часов дня и следовать по дороге на сс. Приновен-Якуновен-Паулсвальде-Собихен-Лаунингкен к Домбровкен.

3. Штаб дивизии будет следовать по дороге, указанной 102-му Вятскому полку…

4. 101-й Пермский полк продолжает оставаться у Гронден».

Вот, значит, как… Отход всей армии, значит.

Генерал мял в руке листок приказа, сам того не замечая. В груди все клокотало. Оставить столь важный левый фланг у озерного дефиле Норденбург-Ангербург? А как же недавний приказ «защищать упорно, но пассивно» с угрозой расстреливать без суда и следствия тех, кто самовольно покинет окопы? И теперь вдруг все бросайте и уходите. Это могло значить лишь одно – произошло нечто совсем уж плохое, заставившее отступать всю 1-ю армию. И похоже, связано это с крепостью Летцен.

«Немцы нас обошли», – кольнула холодом ужасающая мысль.

– Господин подпоручик! – Ларионов подозвал Косолапова. – Вызовите к телефону начальника штаба дивизии.

Но телефон оказался снятым. Пришлось ординарцу бежать за телефонистом 57-й дивизии. Вернувшись, он доложил, что и этот телефонист еще час назад снял аппарат и без доклада отправился в свой штаб.

Части дивизии уже начали отход. Ушел с позиции 102-й полк, обнажив левый фланг бригады. А немцы не дремали, готовые с минуты на минуту броситься в решительную атаку. В такой обстановке принимать бой, конечно, было нельзя. Требовалось оторваться от противника, предупредив его нападение быстрым уходом с позиций.

Со всех боевых участков личный состав снялся одновременно и по двум дорогам, под прикрытием артиллерии пустился в обратный путь – на восток, к своим пределам.

Немцы не отставали, преследуя по пятам, атакуя и обстреливая из гаубиц отходящие роты. Но командир 2-го артдивизиона пятидесятидвухлетний полковник Шпилев знал свое дело. Сначала накрыл ураганным огнем ближайшие войска противника, а затем вел заградительную стрельбу, поочередно прикрывая отход бригады то с позиций у Вессоловена, то еще дальше, у Брозовена.

Пригодились и казаки. С их помощью Ларионов поддерживал связь с командирами полков, которым передал по одному казачьему взводу, оставив при себе лишь пятерых кавалеристов. Потому всегда знал, где находятся колонны и что 103-й полк, уже подойдя к Илльмену[38], так и не смог нигде обнаружить своего правофлангового соседа, 57-ю дивизию. На ее месте оказались 20-й и 17-й полки 5-й стрелковой бригады, которые были в поддержке конницы генерала Гурко, получившего приказ направляться на восток. Также вовремя поступили сведения о том, что немцы, преследовавшие 103-й полк, открыли по нему артиллерийский огонь. Командир полка, полковник Алексеев, запрашивал, следует ли принять бой, поскольку Каваррен, конечная цель отхода, уже близко. Ларионов приказал ему занять позицию арьергардом, а с главными силами продолжать отступление.

– Полковник Триковский! – подозвал он к себе командира 104-го полка.

Дождался, когда тот подъедет. Совсем еще не старый – нет и пятидесяти. Внешне очень похож лицом на Его Императорское Величество, только борода не столь густая.

– Слушаю, – козырнул полковник.

– Николай Семенович, расположите свой арьергард в боевом порядке у леса в одной версте южнее Илльмена.

Еще раз козырнув, Триковский отправился выполнять приказ, а командир бригады поехал с ординарцами да казаками далее на Каваррен. Ларионову требовалось время. Он ждал указаний из штаба дивизии, куда исправно отправлял донесения о каждом своем шаге, используя все тех же казаков. Но пока что как в прорву – ни единого ответа. Штаб упорно отмалчивался, и Ларионов не знал, что ему делать. Ну, придет бригада в Каваррен, а потом? Еще куда-то двигаться? А куда? Может, занимать новый рубеж обороны? Где, на каком участке? Не ясна ни задача дивизии в целом, ни 2-й бригады в частности. Пока не поступят нужные распоряжения, Ларионов бессилен. А слепая самодеятельность ни к чему хорошему не приведет…


Справа от дороги, у северо-западной опушки леса, казаки увидели телеги, сцепленные вагенбургом[39]. Выяснили, что здесь расположился дивизионный обоз второго разряда с парками. Командир обоза, грузный унтер-офицер, узнав, кто перед ним, подскочил к Ларионову, громко причитая:

– Ваше высокопревосходительство, смилуйтесь. Дайте указание, куда мне обоз вести. Я уж несколько часов дожидаюсь приказания из штаба. А вблизи бой. А приказания все нет, и штаб я найти не могу…

– Я также пока ничего не знаю о дальнейших действиях дивизии, – огорчил его генерал. – Поэтому извини, брат, но дать указания тебе относительно обоза уж никак не в моей власти.

Вот, еще один. Товарищ по несчастью, можно сказать. Даром что простой унтер, а не генерал. И в чем разница? Уже миновав растерянного командира обоза, Ларионов решил вдруг его приободрить. Повернул голову, крикнув:

– Приказание мы, вероятно, скоро получим!

Хорошо бы так оно и было. Но время шло, а от командования ни слуху ни духу. Где 102-й полк? Где, черт побери, штаб дивизии?

Беспокоясь за свой левый фланг, Ларионов решил осмотреться. Остановился у довольно высокого холма, спешился и по крутому косогору взобрался на его вершину. Обзор отсюда был прекрасный. Немного западнее, за Илльменом, где находились позиции арьергарда 103-го полка и стрелковые полки 5-й бригады, шел бой. В перелесках разглядел в бинокль перебегающие вражеские цепи, над которыми то и дело рвались шрапнели. На юге в зелени деревьев виднелись домики. Надо полагать, это Домбровкен, куда согласно приказу должен отойти 102-й Вятский полк. Но там ли он?

К юго-западу от деревни вдруг раздался отдаленный залп двух гаубиц. Немецкие – их ни с чем не спутаешь. В полутора-двух верстах восточнее Домбровкена рванули шрапнели. Минут через пять еще залп. Теперь султаны разрывов распустились чересчур высоко в небе. Непонятно, по какой цели стреляет противник. В недоумении Ларионов сошел с холма и вернулся к своему небольшому эскорту, что поджидал его на дороге.

– Ваше превосходительство! – крикнул Косолапов, показывая куда-то вдоль шоссе. – Там Дьяков к нам скачет.

Капитан Дьяков был старшим адъютантом штаба. Ехал он с тремя казаками – похоже, от Яутекена. Неужели привез приказание?

Но вопрос, торопливо заданный штабистом сразу после того, как он спешился, встревожил:

– Начальник дивизии с начальником штаба не здесь?

– Нет, – слегка растерялся командир бригады. – Здесь их точно нет. А вы с распоряжением на дальнейшие действия? Давайте скорее сюда.

– Никак нет, ваше превосходительство, – теперь и капитан растерялся. – О дальнейших действиях дивизии мне ничего не известно. Днем только я разослал приказ о расположении частей на ночлег, а теперь вот штаб ищу. Он должен быть в Альт Саускойене, но там его нет.

– Как же вы их потеряли?

– Они вперед уехали, в Альт Саускойен, где ночлег назначен. Только по приезде мы никого в нем не застали, – объяснил Дьяков и вдруг выдал: – А 102-й полк оторвался от вас, ваше превосходительство. Пошел сразу в Даркемен[40].

Вот так сюрприз! Линией отхода дивизии в приказе указано Каваррен-Грос Соброст, а 102-й полк с дивизионным резервом и всем штабом дивизии утопал прямиком на восток. Неожиданно. Даже старший адъютант не может найти своих непосредственных начальников. Это выглядело настолько невероятным, что Ларионов сам начал искать объяснение случившемуся, предположив:

– Возможно, во время отхода начальник дивизии получил новое приказание продолжать отход еще дальше, до переправы через Ангерап у Даркемена?

– Не знаю, – пожал плечами Дьяков. – Если такое приказание и было, то уже после того, как начальник дивизии с начальником штаба уехали вперед.

– У вас есть копия приказа о расположении дивизии на ночлег?

– К сожалению, нет, ваше превосходительство. Полевая книжка осталась у начальника штаба. Но вашей бригаде, насколько я помню, ночлегом назначен Каваррен с выставлением арьергарда в Илльмене.

Солнце садилось, наступали сумерки. Скоро совсем стемнеет, а командир бригады по-прежнему не имел ни малейшего понятия о своих дальнейших действиях.

Когда в Каваррен подтянулся полковник Триковский с двумя батальонами и артиллерией, Ларионов собрал совещание в более-менее уцелевшем домике, пригласив туда всех офицеров. Они долго изучали карту, пытаясь уяснить расположение своих и германских частей. Ларионов обратил внимание на подступы к левому флангу, куда с юга и юго-запада ведут отличные дороги. Это может вылиться в быструю, неожиданную атаку довольно крупными силами немцев с охватом левого фланга всей дивизии, а то и с захватом ее тыла. Наверняка они так и сделают. Причем этой же ночью. Или подберутся поближе под прикрытием темноты, а с раннего утра поведут атаку. Опять же лес к западу от Каваррена – чем не отличный подступ? Следовательно, раз уж 102-й полк ушел на восток, обнажив левый фланг, ночевать в Каваррене опасно. Тем более что перед бригадой целый неприятельский корпус, преследующий одну несчастную дивизию. Ему ничего не стоит отсечь бригаду от переправы у Даркемена и отбросить к северу, к тылам соседнего 4-го корпуса. Тогда немцы получат полную свободу действий и смогут смело резать левый фланг с выходом в тыл русской армии. Господи, да это же будет полнейший разгром. Катастрофа похлеще самсоновской!..

На мгновение ужас охватил генерала. Закололо в висках.

«Думай, Яков, думай, – твердил он себе, лихорадочно шаря взглядом по карте. – На один вопрос ты однозначно ответил: в Каваррене оставаться нельзя. Тогда где? И как расположить бригаду на ночлег, чтобы она смогла отразить противника хоть ночью, хоть утром? Его надо задержать, по крайней мере, до получения указаний или боевой задачи дивизии».

Еще поразмыслив над картой, подсчитывая те скудные силы, которыми располагает, Ларионов решительно выпрямился и накрыл своей небольшой ладонью участок сосредоточения бригады.

– Подпоручик Косолапов, – произнес он твердо, без тени сомнения в голосе. – Пишите приказ по бригаде.

Дождавшись, когда подпоручик приготовит полевую книжку и карандаш, стал диктовать:

– Первое: обозу второго разряда отойти к Даркемену. Второе: командиру 103-го полка оттянуть арьергард полковника Веригина от ручья Илльмен на высоту у Каваррена. Третье: командиру 104-го полка выставить левый передний боковой отряд силою в один батальон при четырех орудиях на углу леса у Яутекена. Наблюдать и охранять местность юго-западного сектора. Четвертое: командиру 103-го полка выставить левый тыльный боковой отряд силою в батальон при четырех орудиях к Клейн Бейнунене. Наблюдать и охранять местность к югу от Бейнуненского леса. Пятое: главным силам бригады под начальством полковника Триковского отойти на ночлег квартиробиваком в селение Грос Бейнунен.

Выставляя сильные отряды с артиллерией на важнейших направлениях, Ларионов планировал удержать Бейнуненский лес, если противник атакует ночью либо с утра. Перетаскивать артиллерию с места на место в лесной чащобе, когда вовсю идет наступление, будет проблематично, да и поздно. Лес, даже в случае вынужденного отхода, давал бригаде шанс пробиться с боем к переправе у Даркемена. Обойти ее слева мешала река Ангерап.

Все, приказ отдан, колонны полков потянулись к указанным позициям.

Насколько продуманным и верным было принятое решение, покажет бой.

Капитан Дьяков отправился дальше искать начальника дивизии и начальника штаба, пообещав сообщить Ларионову, как только их найдет. Генерал какое-то время оставался в облюбованном домике в Каваррене, дожидаясь, когда прикрывающие отряды займут свои места. Получив доклады, выехал в Грос Бейнунен к своим главным силам. Это было в десять вечера. Уже стемнело. У селений Илльмен, Ленкелишкен и в полосе отступления 4-го корпуса раздавалась редкая артиллерийская и ружейная стрельба, в трех местах виднелись зарева пожаров.

А уже в час ночи справа и несколько позади часто-часто затрещали ружейные и пулеметные выстрелы, засвистели шальные пули, загрохотали орудия. Бой гремел и у Яутекена, и у Ленкелишкена, и в районе действий 4-го корпуса. Начали стекаться донесения, доставляемые казаками. От подполковника Грунде, командовавшего левым передовым отрядом, пришла тревожная записка:

«Окруженный пехотой, артиллерией и кавалерией противника, спешно отхожу лесом».

Ну, насчет кавалерии это вряд ли. У немцев она, конечно, есть, но что в лесу-то ей делать? Однако положение и без того скверное. Противник мог завладеть лесным массивом. Тогда пиши пропало. Сразу окажутся под угрозой оба стрелковых полка 5-й бригады под Ленкелишкеном и арьергард полковника Веригина у Каваррена. Их попросту обойдут с юга и собьют с позиций, вынудив откатиться на север.

Ларионов быстро пишет полевую записку для Грунде:

«Приказываю не отходить и не терять связи с полковником Веригиным».

Отправив ее с казаком, тут же приступает к составлению другой записки, теперь Веригину. Достоверно не зная, в каком положении находится арьергард, решил не лишать его свободы действий, написав: «Подполковник Грунде донес, что, окруженный противником, он спешно отходит лесом. Я приказал не отходить и не терять связи с вами. Сообразуйте ваши действия, имея в виду, что правее вас стрелки».

Позже узнал, что Грунде, получив приказ не отступать, остановился в лесу, а с высоты у Каваррена к его правому флангу спустился полковник Веригин, заняв позицию на уступе. Немцы здесь не рискнули в темноте продолжать наступление и отошли.

В эту же ночь был атакован и левый тыльный отряд подполковника Козел-Паклевского. Германцы, наступая лесом, наткнулись на сторожевую роту поручика Сойкина, которая первой и вступила в бой. Потом подключились другие сторожевые роты со стороны Клейн Бейнунена, а от Альт Саускойена ударили еще две роты с двумя орудиями дивизионного резерва, направленные туда, как выяснилось, появившимся начальником дивизии. Получив решительный отпор сразу в двух местах, немцы убедились, что русские прочно удерживают лес, и не полезли сломя голову развивать ночную атаку.

Когда бой утих, Ларионов облегченно перевел дух. Бейнуненский лес остался в его руках. А значит, удалось избежать окружения. По крайней мере, на сегодня.

Тут как раз и капитан Дьяков прислал весточку, сообщив, что начальник дивизии со всем штабом прибыл ночью в Альт Саускойен. Похоже, все начинает налаживаться…


Утро выдалось холодным. Сырость пробирала до самых косточек, но до нее решительно никому не было дела. С рассветом получен приказ по корпусу и директива командующего армией генерала Ренненкампфа о развертывании боевого порядка 26-й дивизии на линии отхода Каваррен-Грос Соброс для задержания противника. Ларионов, не теряя времени, распорядился развернуть бригаду, и все пришло в движение.

Его 103-й и 104-й полки, понесшие чувствительные потери в предыдущих боях, заняли боевой участок протяженностью до трех верст и к девяти часам утра оказались в центре позиций. Слева встал в оборону 101-й Пермский полк, а за правым флангом расположился 102-й Вятский, подошедшие из Даркемена. Все бы ничего, да вот резерв был скуднее некуда – лишь одна рота 103-го полка. Благо начальник дивизии согласился усилить его двумя ротами 1-го батальона 104-го полка при двух орудиях, которые ночью помогали отражать атаку на роту поручика Сойкина. Но и этого недостаточно. Ларионов, ни капли не смущаясь, принялся выклянчивать дополнительные резервы. Начальнику дивизии пришлось просить помощи в штабе корпуса. Оттуда ответили, что пришлют на усиление 226-й Землянский полк из 57-й дивизии. Два батальона этого полка дивизионное начальство клятвенно обещало передать в распоряжение Ларионова. С таким резервом уже намного веселее. Только бы его дождаться…

Батареи 2-го дивизиона заняли позиции в заросшей густым кустарником низине с левого фланга. 20-й и 17-й стрелковые полки расположились справа от бригады на рубеже Скирляк-Кундшиккен. Ларионову с его командного пункта был хорошо виден 20-й полк. Там еще выстраивали боевой порядок, отправляя в тыл повозки, группы солдат и роту со знаменем, когда в центре завязался бой.

Через полтора часа интенсивной стрельбы немцы стали сильно теснить в лесу 104-й полк, обходя его слева. Пришлось задействовать резерв, направив Триковскому две роты 1-го батальона его же полка. Вот, опять в запасе осталась одна рота из 103-го.

Подпоручик Косолапов зовет к телефону:

– Полковник Томашевич на проводе.

Слава богу, связь еще работает.

Это 103-й полк, правый батальонный боевой участок. Что у них стряслось?

В трубке сквозь трескотню выстрелов слышится взволнованный голос Томашевича:

– Командир 20-го стрелкового полка просит подкрепить его правый фланг, который охватывают немцы.

– Его правый фланг рядом с 17-м стрелковым полком, который и может его подкрепить.

– Виноват, ошибся, – спохватывается полковник. – Это я на правом фланге своего полка, вот и оговорился. А у 20-го охватывается левый. Даже отсюда видно.

– Хорошо, полковник. Я вас понял.

Чего хорошего-то? Где обещанный резерв?

– Соедините с начальником дивизии, – с раздражением бросил Косолапову, испытав при этом запоздалую досаду, глядя, как подпоручик сконфуженно бросился крутить ручку аппарата.

А что начальник дивизии? Только и можно попросить его ускорить отправку резерва. Пообещал всенепременно исполнить просьбу, на том и распрощались.

Стрельба не ослабевала. Бой шел по всему фронту бригады.

Неожиданно на командном пункте в сопровождении двух офицеров, штаб-горниста и нескольких ординарцев объявился командир 20-го стрелкового полка полковник Тарановский собственной персоной. Немало удивленный Ларионов хотел было его как следует отчитать за оставление вверенной части в разгар сражения, причем далеко не успешного, но тот, пустив слезу, вдруг запричитал в голос:

– Ваше превосходительство! Мой полк разбит. Между нами разрыв. Немцы охватывают левый фланг. Ради бога, помогите!

– Знаю, – ответил тот хмуро, борясь с желанием наорать на нерадивого командира. – У меня пока нет резерва, который я жду. Как только прибудет, сейчас же направлю вам в помощь.

Тарановский, хлопая мокрыми от слез ресницами, пытался судорожно вдохнуть. Наконец, у него это получилось.

– Умоляю, ваше превосходительство… – взволнованно всхлипнул вконец растерянный командир полка.

«Да что с ним? Неужто считает, что я умышленно резерв не даю?» – эта мысль не на шутку взбесила. Довольно-таки нелюбезно Ларионов прикрикнул:

– Полковник! Я отлично понимаю наше положение. Если разобьют вас, потом разобьют и меня. Дело наше общее, но я ничего не могу без резерва. Держитесь во что бы то ни стало до его подхода.

Ни слова больше не говоря, Тарановский, понурив голову, отъехал в сторону. Написав какую-то записку, отправил ее в полк с ординарцем, а сам с остальными сопровождающими поскакал в тыл. Похоже, в Гудваллен[41], где располагался штаб 26-й дивизии. Здесь он больше не появился. Зато после отъезда Тарановского подоспел, наконец, долгожданный батальон 226-го Землянского полка.

– Командир батальона Андреев, – представился Ларионову молодцеватый капитан, грудь которого украшал орден Святого Владимира четвертой степени с бантом за Японскую войну. – Прибыл в ваше распоряжение. За нами следом идет еще один батальон полка.

– Чудесно, капитан. Вы как нельзя кстати…

Генерал быстро ввел батальонного командира в курс дела, поставив задачу выручить от охвата левый фланг 20-го стрелкового полка. Показал на его стык со 103-м полком:

– Двиньте в этом направлении роту, за ней вторую уступом вправо и охватите, в свою очередь, фланг противника.

Косолапов тут же записал этот приказ в полевой книжке, дал подписать генералу и, вырвав листок, вручил его Андрееву. Отдав честь, тот немедленно начал действовать, уводя свой батальон в сторону леса…


Землянцы незаметно для противника вышли ему во фланг и открыли шквальный огонь. Германские стрелковые цепи распались. Часть побежала назад, часть отходила, отстреливаясь, но все больше вражеских солдат оставалось неподвижно лежать на земле. Веселее защелкали хлесткими, сухими выстрелами винтовки 103-го полка. Роты поднялись и пошли в контратаку. Видя, что немцы бегут, продвинулся вперед и 104-й полк. Охват ликвидирован! В придачу ко всему начальник дивизии сообщил, что к месту сражения подходят 18-й и 19-й стрелковые полки.

Вот это воистину радостная весть! Теперь Ларионов больше чем уверен – в этом тяжелом, упорнейшем бою он сможет не только сдержать, но и отбросить немцев. А то, понимаешь ли, какая-то непонятная артиллерийская стрельба слышна слева в тылу, которая опасно смещается все дальше на северо-восток.

Правее 17-го полка вдруг загрохотало. Раздалась мощная канонада, порожденная беглым огнем легких орудий. Продлилась, правда, она недолго, зато вызвала у немцев такую панику, что их боевые порядки смешались и сдали назад. Словно финальный аккорд отзвучал, и публика, до этого чинно слушавшая концерт, дружно встала и потянулась к выходу. Части арьергарда не замедлили этим воспользоваться. Пехота пошла в контратаку. Артиллерия, естественно, ее поддержала, довольно точно накрыв снарядами лесной массив, где в это время толпились отступающие немцы. Вражеские гаубицы несколько раз огрызнулись в отчаянной попытке сдержать русских, но слишком уж разбросали прицел. Не знали, видимо, куда именно стрелять. А потом и вовсе снялись с позиций и укатили в тыл, опасаясь лишиться своих драгоценных орудий.

В пятнадцать минут первого Ларионов по телефону принял поздравление от начальника дивизии за успешно проведенный бой.

– Дивизия выполнила свою задачу, – заключил Порецкий[42]. – В два часа дня получите приказ об отходе.

Когда Ларионов останавливал контратаку бригады, полковник Триковский, чрезмерно увлеченный успехом, ругнулся в трубку, распиная нерадивое командование:

– Это же настоящая измена, раз не позволяют отплатить за вчерашние потери!

Пришлось его успокаивать:

– Вероятно, не желают, чтобы мы с вами, Николай Семенович, оказались в мешке.

Приказ на отступление пришел вовремя, ровно в два часа, как и обещал начальник дивизии. Но помимо необходимости организовать отход своей бригады он возложил на Ларионова прикрытие отступления 20-го и 17-го стрелковых полков. Когда эти полки начали уходить, противник снова подвинул артиллерию вперед, открыв залповый огонь, а свою пехоту направил в охват правого фланга батальона 226-го Землянского полка. Благо капитану Андрееву вовремя передали приказ о снятии с позиций, и тот уже отступал с боем. Сравнительно легко ушел 101-й полк, а за ним, отстреливаясь от наседавшего врага, и 103-й, понесший наиболее тяжелые потери. В прикрытие Ларионов определил 104-й полк с одной батареей. Приказ на это полковнику Триковскому писали уже под непрерывный свист пуль. Казак, ожидавший пакет, готовый в любую секунду сорваться с места в галоп, вдруг дернулся и упал с гарцующей лошади, хрипя и заливаясь кровью. Пришлось отправлять другого.

Когда и как отошли 18-й и 19-й стрелковые полки, Ларионов не видел. Похоже, они направились к другим переправам, произведя лишь короткую контратаку севернее 17-го стрелкового полка.

Подъехав к Даркемену – маленькому городку на реке Ангерап, – генерал почувствовал себя совершенно разбитым. Его буквально шатало из стороны в сторону от усталости, голода и жажды. Пробираясь прямыми, мощеными улочками города, набрел на ручеек, бивший тонкой струйкой из круглого отверстия в каменной стене. Припал к нему, жадно хватая иссушенными, потрескавшимися губами студеную воду. Вкуса совсем не чувствовал. Зато напился и сел отдохнуть прямо на мостовую.

Мимо проходили колонны. Один солдат, такой же изможденный, остановился хлебнуть водицы. Вытираясь рукавом, глянул на устало привалившегося к стене Ларионова, вздохнул, пошарил в кармане и молча протянул генералу сухарь, весь черный и затвердевший, словно уголь. Ни раскусить, ни разломить его не получилось. Ларионов сунул заскорузлый хлебец под струю воды, подержал, но и это не помогло. Жевать сухарь оказалось абсолютно невозможно. Досадуя, что так и не смог утолить голод, генерал влез в седло и продолжил путь.

На небольшой площади в северной части города ему повстречались походные колонны 17-го и 20-го стрелковых полков с артиллерией, благополучно покинувшие свои позиции. Вслед за ними Ларионов перешел через мост на правый берег Ангерапа. Мост был добротный, каменный, строившийся, как видно, на века. За ним, справа от шоссе, сгрудились остатки рот 103-го полка. Жалкая горстка по сравнению с тем, что было раньше. Там же стояли пулеметные двуколки, битком забитые ранеными. В двуколках кто лежал, кто сидел. Одни стонали еле слышно, другие исходили на крик, прося о помощи, третьи умоляли добить их, чтобы не мучиться. Синюшные или с багровыми пятнами голые тела в окровавленных бинтах, а то и в грязных, изорванных тряпках. Тяжко было думать, что еще пару часов назад эти люди, вполне себе здоровые, сильные телом и духом, смело вставали грудью на врага во имя своей Отчизны. А теперь нет никакой возможности облегчить им страдания…

Среди офицеров генерал заметил подполковника Козел-Паклевского, командира 1-го батальона. Подъехал к нему, спешился.

Поприветствовали друг друга. Ларионов спросил:

– Сколько с вами людей?

– Триста пятьдесят или четыреста, около того. Все, что осталось от девяти рот.

– Соберите из них сводный батальон… Это что за орудия? – Ларионов показал на окраину ближайшего леса, где в запряжке стояли две легкие батареи. Только вот лошадки у них больно куцые. На деревенских похожи.

– Из 57-й артиллерийской бригады, – пояснил подполковник. – Задержаны здесь инспектором артиллерии корпуса. Не знаю почему. Наверно, на случай боя у Даркемена.

– Что ж, как раз тот случай. Скоро подойдет наш 104-й полк. Немцы наверняка будут его преследовать. Поэтому займите вашим сводным батальоном позицию на этом берегу и обеспечьте переправу для 104-го. У вас в распоряжении будет 5-я батарея и эти две, что у леса.

Они обошли берег, внимательно изучая будущую позицию. Удобная, ничего не скажешь. Высокий, крутой косогор. Вполне можно малым числом держать оборону. Не помешает, конечно, усилиться хоть немного. Было бы кем…

А там что за часть на подходе?

Ларионов заметил довольно крупную войсковую колонну, которая переправлялась по мосткам через Ангерап где-то в одной версте южнее Даркемена. Похоже, целый батальон. Часом не 101-й ли полк объявился? Два всадника впереди уже ступили на берег и взбирались по косогору. Решив использовать эту колонну для усиления отряда Козел-Паклевского, генерал направил к ней Косолапова с приказом прибыть сюда.

Как выяснилось, это шел батальон 226-го Землянского полка, возглавлял который сам командир, полковник Тутолмин, оказавшийся одним из тех двух всадников – плотный мужчина в годах, с окладистой бородой-лопатой.

– 101-й полк уж с полчаса как переправился, – сообщил генералу Тутолмин. – Если нужно, у меня здесь два батальона моего полка. Мы стояли в резерве вашей дивизии. Можете всецело нами располагать.

– Буду весьма признателен. – Ларионов удовлетворенно кивнул. – Разрешите, кстати, выразить вам благодарность за отличные действия батальона капитана Андреева. Очень выручил. Андреев обязательно будет представлен к Георгиевской награде. Что касается нынешнего момента, то начальник 26-й дивизии уехал на ночлег в Буйлиен, поручив мне организацию и управление отходом. Поэтому ваши два батальона и вон те батареи у леса я назначаю в арьергард, командовать которым будете вы. Встанете здесь, у Даркемена, вдоль берега.

– Слушаю, ваше превосходительство, – спокойно воспринял полковник свое назначение и приступил к отдаче приказаний, организуя рубеж обороны.

Солнце садилось, низко нависнув над горизонтом. Огненный шар нижним краем касался Бейнуненского леса, только что оставленного русскими частями. Последним из них по железнодорожному мосту через Ангерап уходил 104-й Устюгский полк. На счастье, противник его не преследовал. Когда с моста на берег сошли замыкающие колонну солдаты, Ларионов попрощался с полковником Тутолминым, сказав напоследок:

– Оставайтесь на позиции до тех пор, пока арьергарду не будет угрожать опасность быть отрезанным. А вообще поскорее соберите здесь весь полк и найдите штаб своей 57-й дивизии. От него и получите дальнейшие указания.

Отдав друг другу честь, они расстались. Перед самым закатом Ларионов увел сводный батальон из остатков рот 103-го полка вместе с 5-й батареей в Буйлиен. А на следующий день узнал, что полковник Тутолмин простоял с арьергардом всю ночь до утра двенадцатого сентября. За это время к Даркемену подошли части 20-го немецкого корпуса, которые неотступно преследовали все эти дни 26-ю русскую дивизию. Увидев перед собой заслон, враг не решился переправляться на правый берег Ангерапа. И это сыграло далеко не последнюю роль в благополучном отходе из Восточной Пруссии всей 1-й армии генерала Ренненкампфа.

Загрузка...