Чтобы он ещё раз провёл ночь на северном берегу? Ни в жизнь! Птичий базар был пуст на стоящие новости, а вот шума и гама столько, словно его обитатели ткут саму историю. Не говоря уж о сырости, принесённой на крыльях ветра: все перья теперь как после дождя, влага добралась до самых костей, сделав их тяжёлыми.
Так думал старый ворон Эб, ворчливо каркая и вырываясь из тени скал. Ухватившись за первый луч Орта, он стряхнул с себя ночь и нырнул навстречу рассвету. С каждым взмахом угольных крыльев тепло растеклось по перьям, наполняя их силой и багряными бликами. Он летел навстречу щупальцам Орта, которые вытягивались все дальше, бледнели и наполнялись золотом. Скоро небо из многослойности красного и оранжевого превратится в чистый азур.
Эб рассекал безоблачную высь, чёрным росчерком мелькая среди чаек и громовых птиц. Поток нёс его на южную оконечность острова. Ворон летел на восток.
Острые скалы и шумные гнездовья сменились торговыми площадями, пристанями, наползающими друг на друга домами, вереницами обозов и пёстрым одеялом прилавков. По улицам, что вились как угри, сновали тхару, и чем выше поднимался Орт, тем больше двуногих вливалось в поток жизни. Тут были южные бисты, пропахшие песком и специями, суровые северяне, словно несущие за собой свежесть снежных долин и запах еловых веток, звероликие аллати со всех уголков мира, чешуйчатые имперцы с земли Дракона… Все они топтали камень дорог и не ведали свободы полёта. Эти двуногие называли остров Лантру – твердь, омытая большой водой в разноцветной оправе кораблей.
За много проведённых тут лун ворон изучил каждый клочок острова. Знал, где раздобыть еду, где укрыться на ночь, а где найти хорошую историю. Вот только с каждым днём стоящих историй оставалось всё меньше, а перья на крыльях так и зудели, желая пуститься в новое путешествие. Туда, где в шёпоте мира он отыщет отголоски потерянных песен, подхватит обрывки, сорванные ветром с крыльев громовых птиц.
Пусть на птичьем базаре легко можно было ухватить оставленное без присмотра яйцо, а шумная часть Лантру соблазнительно пахла рыбой и кровью, Эб знал, что настоящие легенды лучше искать в тихих руинах. Вот только в каменном кольце, опоясывающем остров, гулял лишь ветер. Прошлое молчало, под взглядом ворона неприветливо щерилось, обнажая кладку некогда величественной, а ныне изрядно поблёкшей под натиском времени Искрящейся Стены. Словно оброненное драгоценное ожерелье, она то показывалась, то ныряла в природные выходы белых скал, не желая раскрывать своих тайн.
Но вот в одной из ниш сверкнул знакомый лиловый огонёк. В предвкушении встречи перья на загривке Эба радостно затрепетали, и ворон устремился вниз: иногда судьба приносила отличную историю вместе с едой, и такие дни были бесценны.
Стена искрилась под чёрными крыльями, являя великолепный образчик искусства Древних: высеченная из растущего камня, украшенная слюдой и хрусталём, пустынным стеклом и пластинами металла, она сверкала в лучах Орта, змеясь хребтом спящего дракона, ныряла в океан и показывалась из воды вновь сияющим маяком. Рассвет возвращал молодость Стене, стирал безжалостные следы времени.
Но стоило Орту подняться выше, и волшебство развеивалось: некогда ажурные башенки давно были заброшены, филигранный узор их барельефов стёрся, а часть кладки была пущена на строительство зданий и укрепление набережной. Но и того, что осталось, с лихвой хватало. Прибывающие на Лантру поражались красоте и величию Стены с моря, покидающие остров уносили этот образ в сердце, а влюблённые поколение за поколением устраивали в руинах свидания и встречали рассветы.
Но башенка, куда направлялся Эб, была из тех, тропа к которой была сложна для двуногих – камни подвижны и ненадёжны, а обвалившаяся с моря стена опасна. Потому ворон и приметил это место, чтобы, укрывшись от всех, перебирать и сортировать собранные истории. Но однажды, вернувшись с охоты, он заметил гостью. Это было несколько лун назад, и с первой встречи ничего не изменилось.
Тень обволакивала хрупкий силуэт – из-под накинутого на голову шарфа выбивались лиловые пряди да тонкая косичка с блестящей заколкой. Эб давно приметил на бусине руну «тирха», и то, что гостья, задумавшись, часто прикасается к ней. В такие моменты фиолетовые глаза девушки смотрели куда-то за пределы окружающего мира, а камень на её браслете горел изнутри. Иногда этот огонь срывался с кончиков её пальцев и крохотными звёздами рассыпался вокруг ладоней. Эбу нравилось думать, что гостья тоже приходит к Стене, чтобы в тишине прошлого перебрать истории. И потому ворон был не против предоставить ей своё укромное место. Кроме того, глубоко внутри он надеялся, что однажды гостья поделится своими историями с ним.
Эб приземлился и деликатно каркнул, сообщая о своём присутствии. Гостья улыбнулась:
– Как прошло утро, Эб? – спросила она.
Ворон вывернул голову, внимательно посмотрел чёрными бусинами глаз и каркнул в ответ: ему нравилось, как звучит его имя в её устах.
– Согласна, море сегодня прекрасно и рассвет великолепен.
Девушка поправила шарф, опустив его на плечи, и на длинных заострённых ушах блеснули колечки и кафф. Эб прищурился, вглядываясь в вязь украшений. Элвинги были одной из трёх рас, что населяли Большой Мир. Ворон видел их парящие острова и дворцы средь облаков. Но эта элвинг была иной. Кожа цвета фиолетовой глины, рассечение крестовины зрачков и детали… Эб подмечал их раз за разом и всё пристальнее вглядывался, надеясь однажды ухватить скрытые за ними истории. Вот вновь на кожаных наручах слегка блеснули лепестки метательных ножей, качнулся шнурок с глиняной окариной на шее, а когда элвинг развернулась, чтобы достать из сумки свёрток, то за спиной мелькнул кинжал, чья рукоять – морда дракона – горела рубиновыми глазами. Эб помнил эти алые самоцветы, видел, как за них платили кровью.
Но в руках у девушки была дешёвая лепёшка урмаша и то, с каким наслаждения она поглощала пищу бедняков, удивляло не меньше, особенно если знать, что эта была уже пятая порция, а даже самый крепкий грузчик в порту вряд ли мог осилить больше трёх.
Желудок Эба сжался, напомнив о пропущенном завтраке, и ворон смущённо отвёл взгляд от аппетитного свёртка в руках гостьи. Он собрался было отступить подальше, но элвинг подцепила кусочек мяса и протянула птице. Тот принял угощение, проглотил и подставил голову. Тонкие пальцы скользнули по смоляным перьям, почёсывая птицу, и ворон зажмурился от удовольствия.
Гостья перевела взгляд на пристань и дальше. Вид открывался восхитительный: лазурное море, белые точки чаек и крупнее – громовых птиц. Воздух звенел их криками, шептал мерным рокотом прибоя. А ещё сюда доносился гул толпы внизу под Стеной, словно шум раковины, которую подносишь к уху и с трепетом ждёшь эхо голосов морвингов.
Эб впервые встречал тхару, способную слышать его. Пусть со стороны, заметь их кто, могло казаться, что элвинг говорит сама с собой, а птица лишь каркает, выпрашивая подачки, – Эб знал, что гостья понимает его. И похоже, эта редкая для тхару способность совсем не удивляла элвинг, и потому они могли говорить часами, или также подолгу сидеть в тишине, вслушиваясь в шёпот камня и моря.
Они ждали историй, что несли за собой взлохмаченные волны и дальние ветра.
– Вот бы так же просто можно было общаться с тхару, – вздохнула элвинг, на что птица тут же ответила. – Что правда, то правда: куда нам до мудрости Древних.
Эб довольно зажмурился, а гостья глянула вдаль: Орт прошёл половину пути к трону.
– Пора. – Элвинг положила остаток лепёшки перед птицей. – Клыкарь раздобыл новое дело. Так что придётся покинуть Лантру.
Эб прерывисто каркнул.
– Конечно, вернусь, как же я без тебя, – улыбнулась элвинг и подмигнула. – А если нет, у тебя есть крылья, чтобы найти меня.
Ловко перескакивая с камня на камень, она остановилась, задрала голову и, жмурясь в ярких лучах, помахала ворону, который провожал её, паря в небе.
Накинув на голову шарф, прикрыв длинные уши, элвинг вынырнула из руин и смешалась с толпой, вливаясь в поток бистов и аллати, зверолюдей, населяющих большую часть мира и словно магнитом ведомых сюда – на самый край света, в поисках свободы, богатства, славы и приключений. Несколько оборотов колеса Орта и для неё край мира начался с Лантру, и вот она всё ещё мерила шагами белый камень его портов.
Перевалочный пункт, центр мира, где встречаются торговые дороги, пядь земли Тхару, где ежедневно топталось столько чужаков, что лица смазывались, а голоса сливались в единый гул. Остров-порт, город-базар, осколок материка Мэйтару, взявший на себя право сортировать убывающих и прибывающих в самый большой, влиятельный и скрытный город мира – Аббарр.
Скалистый кусок Каменного Порта, отколовшийся во время Великого Катаклизма, подхваченный Большой Волной, он стал единственным, что смог вырвать брат-океан Овару у сестры-пустыни Мэй. Малая жертва, но и её было достаточно, чтобы Мэй сильнее прежнего ощерилась клыками белых гор Энхар. По крайней мере, так говорили легенды, а как было на самом деле, никто не помнил. Одно было наверняка – Лантру лишь выиграл: омытый любовью Овару, обласканный ветрами, согретый лучами Орта, окружённый вниманием громовых птиц и кораблей, он притягивал к себе удачу и богатство.
При желании этот белокаменный осколок Мэйтару мог претендовать на звание восьмого Великого Оплота. Здесь был сосредоточен весь флот Аббарра, а главное – никто не мог попасть в Каменный порт, минуя Лантру: острые скалы отлично защищали материк от вторжения. Казна полнилась, принимая плату от всех изгоев и смельчаков, желавших начать новую жизнь в золотых песках, а также от тех, кто решил их покинуть – навсегда или на время, дабы сбыть товар, купить заморские чудеса или посетить дальние земли. Но ни разу за всю историю остров не пошёл против своего старшего брата, оставаясь верным Орму и Совету.
Тут, в изменчивой и разношёрстной толпе, элвинг чувствовала больше свободы: в любое время она могла сесть на один из кораблей и отправиться в любую точку мира. По крайней мере, она хотела в это верить.
– А вот и ты! – тяжёлая рука хлопнула по плечу. – Привет, Птичка. Не режь меня, я с миром.
Элвинг осклабилась, убирая нож, блеснувший меж пальцев:
– Грав, однажды я тебя убью, и ты сам будешь виноват, – она дружески ударила биста кулаком в плечо.
– О нет, – расплылся в улыбке Грав, северный бист, получивший прозвище Клыкарь за выдающуюся улыбку. – Я слишком толстокож для твоих уколов. Напомни, почему тебя зовут Ашри?
Элвинг лишь фыркнула, зная, что ответа приятель от неё и не ждёт:
– Потому что ашри-ашвинги маленькие, миленькие, ушастенькие птички…
Ашри закатила глаза, всем видом показывая, что шутка изжила себя не одно колесо Орта назад.
– Ушастенькие, а не ужасненькие, – уточнил Клыкарь и подмигнул.
– Ты невыносим, Гравмол Прави, – покачала головой элвинг.
– Невыносимо прекрасен, – ввернул Грав. – А ещё умён, силён, с отличным чутьём на тропы, пути и дела, что приносят прибыль…
– И проблем на пятую точку, – не осталась в долгу Ашри.
Бист пожал плечами:
– Это называется – приключения!
Ашри не смогла сдержать улыбку. С Клыкарём она была знакома с первого шага на Лантру, и благодарила судьбу, что бист появился в её жизни в самый тёмный час. Их дружба была крепка и практична, а большего и не требовалось… Разве что найти артефакт Древних или в одной из вылазок натолкнуться на рубиновую жилу. Потому-то время от времени элвинг и бист объединяли усилия, дабы нажить состояние или хотя бы оплатить харчи и постой.
– Как насчёт перекусить и обсудить дельце? – предложил Грав.
– Опять в «Синей пяди»? – Элвинг всплеснула руками.
– Отличное же место. – Грав обогнул торговца ракушками и нацепил на руку Ашри браслет. – Выбор блюд невелик, но и лишних ушей в этот час нет.
Ашри кивнула, сняла украденный браслет и ловко запустила в торговца, попав точно на одну из палочек с товаром. Перезвон раковин утонул в шуме улицы, за спиной фыркнул гвар, и элвинг увернулась от телеги. Кому-то повезло меньше, и толпа разразилась криками и бранью. Клыкарь ухватил за руку тощего паренька и рыкнул, ощерившись ему в лицо, забирая кошель. Незадачливый воришка вывернулся угрём и дал дёру, а Грав, взвесив на ладони почти невесомый мешочек, ловко опустил его в сумку молодой аллати, что пыталась уследить за двумя ребятишками и чуть не осталась без последних монет.
– Вэлла[1], ваша сумка расстегнулась, – указал он.
Аллати обернулась, прижала треугольнички кошачьих ушей к макушке. Ашри подумалось, что эта бедная вэлла с тёмными кругами усталости под глазами и затравленным взглядом была ненамного старше неё самой. Элвинг тут же смерила взглядом двух детёнышей, совершенно не слушавших увещевания своей матери.
Пока аллати суетилась, проверяя содержимое сумки и поглубже пряча тощий кошель, бормоча благодарности, Грав опустился на корточки перед малышами:
– Слушайтесь Вэллу, иначе громовые птицы унесут вас и скормят своим птенцам, – напустив на себя устрашающий вид, сказал Клыкарь и добавил чуть тише, так чтоб слышали его лишь они: – А если птицы замешкаются, я вас сам продам на жаркое демонам.
Малыши оторопели, прижались друг к другу, послушно взялись за ручки и засеменили следом за матерью.
Ашри ухмылялась, наблюдая за происходящим:
– Какой честный вор, – элвинг махнула в сторону семейства. – Но зря старался, ставлю «ланьку»[2], она не успеет до следующего корабля дойти, как её обчистят.
– Я этого уже не увижу, – пожал плечами Клыкарь.
– Держи, – в руках Ашри блеснул серебряный тигролк на остром лезвии булавки-ножа. – Помогая другим, о себе не забывай.
Грав хлопнул по кожаному жилету, где был приколот амулет, и нащупал пустоту:
– Когда успела только, – поворчал он, забирая и пристёгивая к жилету, напротив сердца, клыкастую морду с изумрудными глазами.
Несколько поворотов, и они вынырнули из бурного потока тхару к небольшому дворику, где журчал фонтан морвингов. Грав давно заметил, как дорога словно сама приводит Ашри сюда, будто лишь для того, чтобы элвинг украдкой бросила монетку в хрусталь воды, и на миг задержала взгляд на застывших в камне морских существ. Наполовину рыбы, наполовину тхару – они были столь искусно выточены, что, казалось, моргнёшь, и старая сказка оживёт.
Ни разу Ашри не остановилась, но всякий раз Грав замечал мимолётную тень, скользящую по лицу элвинг. Каждый раз и именно тут. Лишь миг и затем всё возвращалось на круги своя. Тьма отступала, уползая в бездну рассечённых зрачков.
Монеты бросали в фонтан те, кто потерял в море кого-то дорогого: плата морвингам, чтоб присмотрели на дне океана за душами, сгинувшими в пучинах Овару. И стоило ли удивляться, что у Ашри было за кого просить, ведь она провела целый оборот Орта на вольном корабле, а за такой срок могло случиться всё что угодно. Клыкарь уважал простое правило: не лезь в душу другого, если не готов вывернуть в ответ свою. Но в этот раз слова сами собой сорвались с языка:
– За кого просишь?
Ашри вздрогнула и будто очнулась ото сна. Большими фиолетовыми глазами она посмотрела на Грава и неожиданно ответила:
– За друга. За наставника. За предателя.
Она не усмехнулась, как обычно бывало, стоило ей коснуться прошлого. Не спряталась за улыбкой как за щитом. Слова эти были тяжелы, как камни, расстаться с которыми она не была готова, но и сил нести их тоже больше не было.
Не успел Клыкарь ответить, как Ашри развернулась и пошла дальше, и уже через несколько шагов всё стало как прежде, будто и не было тени и слов-камней. Но Клыкарь не мог отделаться от странного чувства: будто на краткий миг тоска элвинг коснулась его сердца, а кроме холода утраты, было в ней ещё что-то…
Искра ярости вспыхнула в янтарных глазах биста, злость от бессилия, что он не мог вытравить этот холод из глаз Ашри, снять тяжесть груза с её плеч, стереть того, кто в посмертии причинял ей боль…
– Ну, ты идёшь? – оглянулась Ашри. – Или решил обчистить морвингов?
– Было бы ради чего портки мочить, – фыркнул Клыкарь.
Солёный бриз нёс прохладу. Чем дальше от порта, тем меньше была его сила, но присутствие Овару чувствовалось везде: от карнизов домов, чьи водостоки украшали затейливые морские гады, до разноцветной гальки, утопленной в стенах зданий. На каждом шагу попадались лавки, торгующие дарами лазурных пучин, а названия на вывесках трактиров и постоялых домов неизменно отражали то, что издревле кормило Лантру – море. «Синяя пядь» не была исключением.
Скромный кабак: восемь столов по числу лучей Южной путеводной звезды, да стойка, за которой протирал кружки рослый бист. Хозяин Пяди был гротескно велик: квадратные плечи, бугры мышц и обломанные рога – словно лишь для того, чтобы не царапать низкий потолок.
– Доброй ловли, Урл. – Грав приложил руку к сердцу и окинул взглядом заведение. – Чем сегодня богат?
Зал был пуст. «Синяя пядь» надёжно пряталась в лабиринте улочек, чтобы случайный путник не нашёл её. Зато для своих здесь всегда были стол и обед.
– Вчерашний сог и сегодняшний тун, – пробасил Урл, разливая вино по кружкам и разбавляя его водой. – Досидите до полудня, будут кольца морского червя.
Клыкарь вопросительно глянул на Ашри, которая разглядывала фигурки крохотных синих кракенов, выставленных на тоненькой полочке за головой Урла, почти под самым потолком.
– Давай две порции туна и кусок рыбины, что висит за спиной хозяина, – пожала плечами элвинг. Она помнила, что Клыкарь терпеть не мог сога, а для неё любая рыба – пахла рыбой.
Грав лишь развёл руками. Урл хмыкнул и отступил на шаг. За его спиной, в тени у колченогой лестницы, что вела на второй этаж, висела кварта[3] свежих нетронутых рыбин.
– Ночью завялил улов Варугу. – Урл снял одну с крюка.
Варугу был его брат, рыбак, поражающая противоположность: невысокий, жилистый, юркий и ступающий на землю так редко, словно боялся подобно морскому гонцу из детской сказки обжечь подошвы ног. Урла же невозможно было затащить на лодку. «Ни на пядь!» – протестовал он, стоило лишь заговорить о большой воде. Потому его кабак и прозвали «Пядь Урла», а посетители шутки ради стали приносить разные морские побрякушки: если Урл не шёл в море, то море само шло к Урлу. И так вышло, что, не сговариваясь, все старались добыть сувениры под цвет моря – синие. И в один момент это стало традицией, а название так плотно вросло в балки стен, что, скрипя зубами, Урл снял старую вывеску «Сытый кот» и повесил «Синяя Пядь».
Лезвие тесака блеснуло и отсекло кусок, капельки жира легли на вощёный лист. Пара молниеносных движений – и бронзовое мясо превратилось в ровные ломтики. Рыба испускала тончайший запах дыма, сладости и уюта. Стоило вдохнуть аромат, и рот Клыкаря наполнился слюной. Пришлось сглотнуть и сделать усилие, чтобы не стянуть кусочек.
Урл бережно вернул рыбу на крюк, достал из-под прилавка веточки зелени и, украсив блюдо, пододвинул:
– Отличный улов, – хозяин кабака, чуть улыбнувшись, кивнул Ашри. – И отличный нюх.
Клыкарь положил монеты и, подхватив кружки с тарелкой, двинулся к Ашри. Она, как всегда, выбрала угловой стол у окна, и сейчас рассматривала вещицы, коими был заставлен подоконник: подзорная труба, астролябия, компас, чучело шипастой рыбы и ракушки. В очередной раз Грав удивлялся многообразию синего:
– Урл словно притягивает море.
– Или море затягивает Урла, – повела плечами Ашри.
Она приставила к уху рогатую раковину, бледно-розовую, как мякоть туна, и покрытую насыщенно-синими полосами: такие привозили торговцы с Архипелага. Клыкарь скользнул взглядом по задумчивому лицу элвинг и подумал, что кому-кому, а его напарнице не составит труда узнать историю любой из побрякушек Урла, лишь прикоснувшись к ним и выпустив немного своего дара.
– Скучаешь по плеску волн? – усмехнулся Грав, ставя перед ней кружку и тарелку.
Ашри вернула рогатый панцирь на место и сделала глоток. Прежде чем взять ломтик, она подвинула тарелку на центр стола. Негласное правило – делить трапезу перед общим делом. Согласие, не требующее слов.
– Уверена? – спросил Грав.
Ашри посмотрела на стойку. Урл скрылся на кухне – слышно было, как шкворчит масло, и лепестки пара ползут из-за прикрытой двери, наполняя пустой зал ароматом.
– Не попробуем – не узнаем, – элвинг вздёрнула бровь. – Да и других заказов всё равно нет, а монеты тают, как снег в пустыне.
– Но что-то тебя всё же тревожит?
– Чтобы добраться до Мэй, придётся пройти через ворота Цветка. А мне там не все рады с недавних пор.
– Не преувеличивай! Капюшон надвинешь поглубже, и пройдём с одним из торговцев. Тем более ты же там живёшь!
– Иногда, – Ашри отправила в рот ещё один кусочек.
Это было правдой. У Ашри была небольшая комната, которую она бессрочно арендовала в тихом районе между ремесленным и торговым секторами, откуда было удобно сбывать находки из их с Гравом «экспедиций».
– Тем более, ты же любишь библиотеки, – почесал щеку Клыкарь.
– Любила, – нахмурилась Ашри. – Я выросла среди книг. Но с тех пор многое изменилось…
– Тан с пылу с жару! – Урл бахнул тарелками, обдав жаром клиентов. – Ещё влаги в кружки?
Клыкарь и Ашри кивнули, и тут же в руках биста образовался кувшин. Рубиновая струйка сверкнула, наполняя кружки.
Когда Урл вновь скрылся на кухне, Ашри спросила чуть слышно:
– Ну, тогда рассказывай детали. На что заказ? Только не говори, что надо обчистить библиотеку Орму, – элвинг прищурилась. – Если только она не на последнем этаже башни Хронографа.
Клыкарь отодвинул аппетитного тана, наклонился через весь стол к Ашри так близко, что их носы практически соприкоснулись:
– Ты не поверишь, – прошептал он. – На легенду.
Ашри округлила глаза, но тут же нахмурила брови, резко откинулась на спинку стула и скрестила на груди руки.
– Не заливай, – прошипела она, всё ещё не решаясь повысить голос.
Клыкарь, довольный собой, расплылся в улыбке:
– Я не шучу, когда дело касается «драконов».
Ашри прищурилась и подалась вперёд.
Клыкарь извлёк из кармана карту Мэйтару и провёл пальцем от Каменного порта до точки на северо-востоке Энхар:
– Нам надо добраться до лабиринта Тирха и отыскать место, куда тысячу лет не ступала нога живого.
– Эти тоннели завалены, – фыркнула Ашри. – А если нет, то что в них осталось такого, что не вынесли за эту тысячу лет?
– То, чего боятся. – Клыкарь поднял бровь.
– И чего же? – Как Ашри ни пыталась, но скрыть объявшее её любопытство не выходило. Огонёк, проснувшийся в глубине глаз, сиял в предвкушении. Крестообразный зрачок практически сжался в точку.
Грав расстегнул сумку, вынул потрёпанную книгу и подвинул к элвинг. На лице Ашри отразилось разочарование.
– Ты же любишь книги, – оскалился бист.
Кожаный переплёт, некогда белый, а теперь хранивший следы многих рук. Еле различимый узор на обложке: то ли очертания гор и круг Орта, то ли треугольные лучи.
– Откуда она у тебя? – спросила Ашри, рассматривая страницы, сопровождаемые рисунками.
– От заказчика.
– Выходит, ты уже взял заказ, – элвинг изогнула бровь.
– Да, но с тобой его будет проще выполнить, – честно признался Клыкарь.
Ашри перевела взгляд с Грава на книгу, поддела пальцами листы и открыла на том месте, где была закладка.
– Падение Кулуфины, – прочла она заголовок.
На странице рядом была нарисована изящная элвинг с острыми ушками и длинными чёрными волосами, вот только вместо ног у неё было отвратительное туловище куфа, паукообразного монстра, чей яд прожигал плоть.
Быстро пробежав глазами по тексту, Ашри хмыкнула:
– Это же детская сказка, одна из тех, что за костром рассказывают караванщики, снабдив парой тройкой недетских деталей.
– Может, и так, но любая сказка родилась из были. – Грав не сводил с неё взгляда.
Ашри перевернула страницу и нахмурилась, обнаружив рукописные пометки: некоторые слова подчёркнуты, другие обведены. Элвинг облизнула палец и потёрла – чернила размазались. Тогда она вопросительно глянула на напарника, но тот лишь качнул головой, давая понять, что он тут ни при чём.
– Кого-то явно не устроила авторская версия, – усмехнулась Ашри, пролистывая книгу до конца и подмечая редкие коррективы, внесённые неведомой рукой.
Вернувшись к закладке, элвинг прокашлялась и начала читать с выражением:
– «Золотые Стражи Цветка падали на камни Тирха, сражённые ядом, но Воинство Оплота не отступало. Они не могли вернуться, пока был жив монстр. И как ни сильно было чудовище, смелость и доблесть Оплотов теснили его в самые глубокие катакомбы…»
Пробежав взглядом дальше, Ашри зевнула и захлопнула книгу.
– Мы отправимся на место побоища? Тут, – элвинг ткнула в обложку так, словно хотела раздавить, – это выражение обведено трижды – «там, где тысячи лет в лабиринте времени будет безмолвно тлеть голос монстра». Нам нужно найти это «там»?
– Верно, – кивнул Клыкарь.
– И на кой ляд? – скривилась элвинг, цепляя вилкой кусок тана и отправляя в рот.
– Чтобы найти её коготь.
Ашри чуть не подавилась. Прокашлявшись и сделав глоток из кружки, она закатила глаза:
– Ну и когда мы завербовались в трупорезы? Прошагать треть пустыни ради сказки? Кроме того, все знают, что коготь королевы куфов хранится в Павильоне Чудес в Аббарре.
– Нам нужен другой, – терпеливо пояснил Грав.
– Бред полный, – осушая кружку, постановила Ашри. – Это хуже, чем гоняться за призраком!
– Зато «драконы» самые что ни на есть настоящие.
– Сколько? – Тарелка Ашри опустела, и девушка глянула на нетронутую порцию Грава.
– Пять невозвратных и десять сверху, если добудем.
– Ого, – присвистнула Ашри. – Не шутишь?
Клыкарь качнул головой:
– И всё, что найдём, кроме когтя, наше!
Ашри подтянула книгу и вновь открыла на закладке.
– А кто заказчик?
– Не назвался, но его кошель говорил сам за себя.
– Явно будет подвох, – Ашри прищёлкнула языком и остановила жестом попытавшегося возразить Грава. – Но я провоняю рыбой, если проведу в Лантру ещё пару дней. Кроме того, говорят, в Тирха готовят отличные отбивные из чани. Не знаю, кто это, но явно не рыба. А раз не рыба, то мясо. Так что – я в деле!
И Ашри протянула маленькую ладошку, не снимая перчатки.
– Значит – решено, – Клыкарь скрепил рукопожатие, а затем поднял свою кружку и тихонько стукнул ею по кружке Ашри. – Выдвигаемся с ближайшим кораблём!
Ашри кивнула.
– А теперь можно и поесть! – воодушевившись, сказал Грав и обнаружил, что весь его тан загадочным образом испарился.
– Закажем ещё? – Ашри состроила невинное личико и процитировала расхожее выражением, коим каждый уважающий себя герой легенд не гнушался пользоваться: – Сначала накорми, напои, а потом на подвиги отправляй.
Клыкарь рассмеялся и крикнул Урлу нести ещё туна, надеясь, что скоро поспеют и ароматные кольца морского червя. Всё что угодно, лишь бы не сог.