Агнец – это центральная жертва ветхозаветной Пасхи. Апостол Павел пишет: «Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор. 5:7). Он – Агнец Божий, который искупает грехи всего мира, начиная от первого человека до людей, живущих сейчас.
Протоиерей Олег Стеняев
Здесь, в пятой главе, Бог откроется одновременно и грозным львом, и кротким ягненком, а когда возникает новый тревожный предмет – книга за семью печатями и снятие каждой печати начинает обрушивать на мир страшные потрясения, на небе почему-то ликуют. Некоторые библеисты называют пятую главу одной из самых драматичных во всем Апокалипсисе. Здесь в руках Бога появляется свиток, в котором пока еще никому неизвестный сценарий будущей переплавки всего мира.
И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями (Откр. 5:1).
Печать – это восприимчивый мягкий материал, который принимает на себя царский оттиск. Это воск или сургуч, который потом показывает, взломали ее или нет, и показывает достоинства того, кто запечатлел ее. Книга Божия закрыта печатями, которые указывают на царское достоинство и на великое содержание, недоступное праздному уму.
Интересно, что печатей семь. Семь – это, конечно, усиливает идею, смысл, что это тайна… Мы говорим: «Тайна за семью печатями». И также эти печати позволяют Иоанну, может быть, структурировать свое повествование, потому что снимается с книги семь печатей, и после каждой печати следует некое видение.
Странные слова о книге, что она была исписана очень обильно изнутри и снаружи, указывают на то, что это не книга в нынешнем понимании, а скорее свиток. Книжный свиток был частью многих восточных церемоний воцарения. Он понимался как символ власти правителя. И важно, что Иоанн видит этот свиток в деснице Бога – то есть именно в Его правой руке.
Бог как владыка мира имеет этот символ и передает его Агнцу как символ владычества. Еще это можно сопоставить… с изображением императоров, имевших свитки – если император стоял в окружении фигур, то свиток помогал отличить императора от других подчиненных, потому что это символ власти, законотворчества и суда.
Нечто похожее – исписанный внутри и снаружи пророческий свиток – видел и пророк Иезекииль: «И Он развернул его передо мною, и вот, свиток исписан был внутри и снаружи, и написано на нем: “плач, и стон, и горе”» (Иез. 2:10).
Печатей на книге семь – это число священной полноты. Вот и теперь семь печатей – символ особой сохранности и полноты тайны.
Апокалипсис пронизан числами. Сто сорок четыре тысячи, тысяча, двенадцать, три, четыре, 666, три с половиной года, тысяча двести шестьдесят… Чисел очень много. И через числа, через цифры и даты с нами говорит Бог. Раньше единицу ребенку показывали и говорили: «Един есть Бог, другого нет». Про двойку – два естества во Христе, Бог и человек. Когда тройку показывали, говорили, что есть Троица: Отец, Сын и Дух Святой. Четверка – имена четырех евангелистов: Матфей, Марк, Лука, Иоанн. Пять шрамов у Христа на теле, шесть крыльев у серафимов. А семерка – она вездесущая: семь таинств у Церкви, семь дней творения, семь светильников, семь чаш гнева, семь труб Апокалипсиса…
Цифры – они отражают замысел Божий в общих чертах. Можно цифры соотносить между собой, но они не отражают точного количества, и мы не можем позволить цифрам увести нас в какую-то сектантскую психологию… Я вижу в числах богословское значение, которое коррелирует в первую очередь с другими образами, с другими богословскими смыслами.
Восьмерка – это воскресение, тайна восьмого дня; девятка – девять чинов ангельских; а десятка – десять заповедей Божиих. Так и проходили арифметику через закон Божий. А буква и цифра – это, по сути, одно и то же. Ведь не было раньше отдельных чисел, были буквы. Один – это альфа, значит, два – это вита. Раз книга написана буквами, то ее можно переписать и цифрами. Поэтому считать – это все равно что читать. Семь дней в неделю, двадцать четыре часа в сутках, двенадцать месяцев в году – это наши буквы, которые мы читаем, времена и сроки.
Так же, как гадал об этой книге в руках Бога апостол Иоанн, так и многие библеисты до сих пор упражняются в точном определении этого свитка: то «тайный Божий замысел о пришествии на землю Его Царствия», то «эсхатологический план Божий», то «Божий замысел о спасении искуплении человечества», то «спасительное обетование Бога». А святой Андрей Кесарийский писал, что «под книгой разумеем также и глубину Божественных судеб». Все эти формулировки схожи в главном: в этой книге некий план Бога, и этот план – тайный. И хорошо, что нас не пускают всюду, куда мы захотели бы пойти: если грешник пытается проникнуть в тайны, то он делает это на беду себе и окружающим. Как много мы узнали о человеке за последние столетия, пробрались уже до генома – но как это опасно! Люди, пробравшись в тайну, начинают клонировать овец, задумываются над клонированием человека, дерзают на самые гордые предприятия. Поэтому Бог правильно делает, что закрывает семью печатями важнейшую информацию и открывает ее только достойным.
Тогда становятся понятны следующие трагические слова Апокалипсиса:
И видел я Ангела сильного, провозглашающего громким голосом: кто достоин раскрыть сию книгу и снять печати ее? И никто не мог, ни на небе, ни на земле, ни под землею, раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее. И я много плакал о том, что никого не нашлось достойного раскрыть и читать сию книгу, и даже посмотреть в нее (Откр. 5:2–4).
Книгу, о которой идет речь, конечно, никто не мог открыть, как и спасти себя мы не можем. Человек не может спастись сам, как бы хорош он ни был. Не может ни создать, ни воссоздать себя сам. Как творение он находится полностью в воле Божией и руках Его, и как спасенное существо, и как житель Иерусалима он тоже полностью находится в руках Божиих.
И один из старцев сказал мне: не плачь; вот, лев от колена Иудина, корень Давидов, победил, и может раскрыть сию книгу и снять семь печатей ее (Откр. 5:5).
Лев – это Христос. Это исполнение пророчества. Еще когда патриарх Иаков умирал, он пророчески уделил благословение всем своим двенадцати сыновьям, и Иуде досталось благословение, в котором он сравнивается со львом. Там еще виноградная лоза, и он моет в вине одежды свои; потом появится еще образ апокалиптический – омовение риз святых в крови Агнца. Благословение Иуды – оно целиком пророческое. И именно от колена Иуды воссиял Господь. Христос пришел к нам не от колена Симеона, не от Рувима, не от Левия – Он Лев от колена Иудина.
Мы только в самом начале книги, на пятой главе, а нам уже говорится: Он победил. Да, мы увидим страшное – но нам уже заранее говорится, что он победит. Он уже победил, Он на кресте еще сказал: «Совершилось!» – и Он потом повторит эти слова, они послужат еще Апокалипсису, но уже сделано все. А после этого откровения следует одно из самых потрясающих мест всей Библии.
И я взглянул, и вот, посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных во всю землю. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле (Откр. 5:6–7).
Вместо обещанного грозного льва мы видим… Агнца. Это один из парадоксов Евангелия. То есть мы говорим о Троице – и говорим об одном Боге. Мы говорим о Деве – и говорим одновременно о Матери. И здесь мы говорим о Льве, а потом видим Ягненка, Который растоптал драконов.
Если мы посмотрим на гербы стран, даже современных, мы там увидим орлов, медведей, барсов, львов, волков – хищных животных, с которыми древний человек всегда себя ассоциировал. Ягненка никогда никто не ставил ни на герб, ни на алтарь, ни на знамя, никуда. Потому что он слабый, беспомощный. Нежный, вызывающий жалость, но не более. С жалостью в мире не проживешь. Так считали. И вдруг ягненок топчет медведей. Ягненок избодает львов. Ягненок разрывает барсов. Это очередной парадокс, да, но он такой, Иисус, Господь.
Если бы Христос был обычным человеком, Он сам нуждался бы в искупительной жертве. Если бы Он был только человеком, но не был бы при этом и Богом, его жертва могла бы иметь значение только для современников. Но так как Он – Бог, а Бог не ограничен ни временем, ни пространством, то жертва, которая принесена на голгофском кресте, имеет вселенское значение.
Агнцем Господь назван в Апокалипсисе целых 28 раз! Здесь, похоже, опять тайна библейских цифр. 28 – это семь, умноженное на четыре: число полноты умножается на число всей земли.
Исаия в мессианском видении говорит: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому» (Ис. 65:25). Тоже парадокс. «И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи» (Ис. 11:8). Бессильный, беспомощный вдруг приобретает храбрость, силу, и зло теряет ядовитость в Его присутствии. Такой Господь.
Он многократно у нас называется Агнцем. Это главное Его имя. С этим именем Его узнал Предтеча. Он же показал на Него, и говорит: «Вот Агнец Божий». В сложнейшей ветхозаветной символике Агнец – это тот, кто берет на себя грехи мира. И непорочный – не хромой, без бельма, без какой-то там плеши. Чистый, единолетный, совершенный, непорочный. Он должен быть заклан за грехи мира добровольно, потому что ягнят как раз режут без их согласия. А Христос приходит добровольно заклаться. Это высший из агнцев. И Он говорит: «Дана Мне всякая власть на небе и на земле» (Мф. 28:18). Вся власть у Него. Он, Ягненок, купил себе кровью своей такое право.
Кровь Агнца – очень понятный образ не только для христиан, но и для иудеев. Кровью пасхального Агнца израильтяне когда-то помазали косяки дверей своих домов, и десятая египетская казнь не коснулась их. Этот эпизод библейской Книги Исход превратил кровь ягненка в символ спасения.
Закон Божий устанавливает, что за грех – смерть, и не бывает прощения грехов без пролития крови. Поэтому Христос истекает кровью, Он умирает на кресте, и, повиснув на древе – а сказано: «Проклят висящий на древе», – Он берет на себя проклятье всех наших грехов. А так как Он не только человек, но и Бог, Божество сообщает этой жертве непреходящее значение.
В этих строчках Иоанн Богослов и описывает Агнца, Которого увидел: во-первых, Он как бы закланный…
Здесь речь идет, конечно, о Христе. Но Он действительно был заклан. «Как бы» – потому что… одно дело, когда это характеризовалось земной жизнью, когда Он был распят – другое дело теперь, когда видит Иоанн Богослов чуть ли не через сто лет… «как бы закланный». Это слово свидетельствует, во- первых, о прошедшем, о том, что было; во-вторых, о том, что и доныне мы закалаем – как бы, и тут сказано «как бы» закалаем Его – своими грехами.
Во-вторых, у Агнца семь рогов…
По истолкованию христианских экзегетов, это раны Христа, это те страдания, которые он претерпел, то есть Агнец понес на себе как бы полноту наказания, потому что число семь указывает на некую полноту, возможно, в этой жизни. Например, в человеческом измерении мир делится на седмицы – одна неделя, другая… То есть Он вкусил всю полноту, и число «семь» на это может указать.
А в-третьих, у него семь очей. Про семь глаз Бога писал и пророк Захария – почти за шестьсот лет до Иоанна Богослова он видел что-то похожее.
У пророка Захарии много таинственных образов, действительно апокалиптических картин, видений, которые не до конца раскрыты, не до конца понятны… Иоанн использует образ очей и наделяет Агнца этим атрибутом… И сказано, что эти очи – не просто глаза, а семь духов Божиих, посланных во всю землю. Представьте себе, что это некое всевидение, которым наделен Агнец…
Семь очей – это око недремлющее, символ везде- присутствия Божьего. У пророков написано: «Светлейшие глаза Твои тысячекратно яснейшие Солнца». То есть так говорят: глазам Твоим, тысячекратно светлейшим Солнца, не свойственно смотреть на преступления. Бог не хочет смотреть на зло. Однако Он вынужден делать это, потому что зла, к сожалению, хватает.
И потому Агнец делает то, чего никто из нас, людей – живущих теперь, живших прежде, и тех, кто будет жить после нас – сделать не мог: он берет книгу, чтобы открыть ее.
И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле. И когда Он взял книгу, тогда четыре животных и двадцать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых (Откр. 5:7–8).
И в Апокалипсисе, и вообще в Церкви фимиам, ладан – это символ молитвы. И в Библии мы читаем, что та или иная жертва – благоухание для Господа. Господь обонял первую жертву Каина и Авеля. И жертва Авеля ему была приятна, по состоянию сердца Авеля. А жертва Каина была неприятна. Он или принимает ту или иную жертву, или не принимает. И если принимает, она приятна Ему, как человеку приятен ароматный запах. Демонская сила приносит с собой смрад. Вонь, грязь – это по сути такое дьявольское явление. А чистота и благоухание – это Божие. Эта символика очень прозрачна.
Поднятие кадильного дыма вверх – это, в общем- то, и есть образ поднятия души к Небу. И в Откровении в кадильницу, данную ангелом, возлагается фимиам с молитвами всех святых. Это именно молитвы святых – людей, которые доверили себя Богу, и Он обитает в них, и это действительно жертва благоприятная.
Образ престола Божия действительно можно назвать ключевым образом Апокалипсиса. Он красной нитью проходит через все повествование. Бог на престоле – это образ владыки мира, и, конечно, образ престола связан с идеей суда над миром, то есть, опять же, именно Господь определяет, что есть истина, что есть ложь, что есть свет, что есть тьма – и к Нему восходят эти нравственные критерии добра и зла…
…и поют новую песнь, говоря: достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени (Откр. 5:9).
Это песнь спасенных. Церковь – она поет. Влюбленным свойственно петь, как говорил блаженный Августин. И в Царстве Небесном поют. Пение – это единственное искусство, которое можно забрать с собой с Земли. И святые поют новую песнь. Они еще не знают, что будет дальше. Книга, которую держит в руках Сидящий на престоле, запечатана изнутри и снаружи, семью печатями, и никто не может не только прочитать ее, но даже взять ее и посмотреть в нее. Они не знают ничего. И когда уже появляется ягненок – лев от колена Иуды, который победил, умер и ожил, и Он берет ее – для них это тоже откровение. И Царство Божие, как следует из этих слов – это не погружение в законченную реальность, а некое движение, анфилады таинственных комнат, с постоянным увеличением откровения.
И как литургичен этот текст: «Достоин ты взять книгу и снять с нее печати» (Откр. 5:9). Все мы помним молитву Богородице: «Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу». Или: «Достойно и праведно есть поклоняться Отцу, и Сыну, и Святому Духу». И здесь мы слышим литургический гимн: «Достоин ты взять книгу и снять с нее печати, ибо ты был заклан, и кровью своей искупил нас Богу из всякого колена», – это новая литургическая песнь. Так Апокалипсис понимается через божественную службу.
Новая песнь, в понимании отцов Церкви – это новозаветный гимн, прославляющий Бога. В отличие от ветхозаветных времен, он воспевает благодать, потому что если взять песнопения Ветхого Завета, они воспевали даже закон… Например, Давид говорил: слово Твое, заповеди Твои слаще меда и капель сота. А в Евангелии сказано: закон произошел через Моисея, благодать и истина – через Иисуса Христа. Новая песнь – это упование не на дела закона, а на дела благодати и божественной милости.
А само понятие «новая песнь» будто напоминает о той песне, которую пели израильтяне, славя Бога, который спас их от фараона после перехода через Чермное море.
Выражение «новая песнь» ориентирует нас на другую библейскую Книгу – это Книга Исход, пятнадцатая глава. Только что осуществилось чудесное избавление израильтян, они перешли Чермное море, войска фараона были потоплены, воды сомкнулись, и Мариам воспевает новую песнь, где прославляет Бога как спасителя и искупителя, который явил свою славу, восторжествовал над врагами, и все языческие идолы повержены. Это песнь очень торжественная, и в этом духе и гимн Апокалипсиса: только искупленные Христом, только верные Ему знают слова этой песни… она еще как бы не всем доступна, это как новое имя, нечто сокровенное, что Бог в отношениях с человеком дает ему узнать…
…и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле (Откр. 5:10).
Это продолжение той же песни. Есть три служения священных: царь, пророк и священник. Но пророки уже не нужны. Не нужно никого возвращать к Богу, уже все с Богом. Не нужно рушить идолов – их нет, и не нужно говорить о будущем, ибо будущее никого не пугает. Оно прозрачно. Оно таинственно, но оно прозрачно. Остались цари и священники. Царь – это владыка. Царь-христианин – это владыка себя самого. Если человек победил гнев, усмирил похоть, задавил в себе нелюбовь к кому-то, ненависть какую-то, простил обидчика, заставил себя выполнить заповедь – он царь.
Христианская вера аскетична и через победный аскетизм – царственна. В ней целый ряд занятий, упражнений, ограничений. И иногда ограничиваются самые простые, не греховные вещи – просто для того, чтобы человек бодрствовал, был на страже. Учитесь властвовать собою! Эта пушкинская строчка в христианском прочтении – приказ Бога всем людям. Это самый главный жизненный навык. А когда мы воспитываем детей, то дал бы Бог это всем понимать, и дал бы Бог это всем исполнить. Чтобы мы научили их именно воздерживать руку от прикосновения к чужому, язык от разговоров о ненужном, глаза от жадного взирания на запретное. Это и есть царствование.
Все крещеные миропомазанные люди принадлежат ко всеобщему царственному священству. По благодати они цари и священники одновременно. Но в Церкви нашей кроме всеобщего царственного священства есть сугубые цари и сугубые священники. Сугубые цари – это те, которые помазуются на царство, а сугубое священство – это трехчинное священство: деканат, пресвитериат и епископат.
А дело священников – жертва. Бескровная жертва приносится на литургии. Но есть ли иные жертвы Богу, и что они представляют собой? В псалме покаянном мы читаем: «Жертва Богу дух сокрушен; сердца сокрушенного и смиренного Бог не уничижит». И в тех же псалмах: «Приносите жертвы правды и уповайте на Господа» (Пс. 4:6). Любое праведное дело, посвященное Иисусу Христу – это жертва Богу. Хвала Богу это тоже жертва. В псалме 49 мы слышим: «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня, и кто наблюдает за путем своим, тому явлю Я спасение Божие» (Пс. 49:23). Уста, сердце, разум, дела, деньги, вещи – все это может превратиться в жертву: обещано, что стакан воды не забудется, если подан во имя ученика. А если дается большее, то и награда будет больше.
Так что все мы – священники, приносящие Богу время своей жизни, помыслы своего сердца, начатки своих трудов и сил. Когда человек молится – он священник. Если мать молится за дитя, она в это время – священник. Если кто-то возделывает с молитвой свой кусок земли и при каждом ударе кайла или лопаты говорит: «Иисусе, слава Тебе! Господи, помогай нам!» – он совершает священный труд.
Что такое священство? Это свободный доступ к Богу, обращение к Нему, когда Господь тебя слышит, когда ты можешь Его замыслы осуществлять и через тебя Господь может действовать. И это теперь распространяется на всех благодаря воскресению Христа и Его победе над смертью и злом.
Царь и священник – это, в принципе, призвание всех христиан. И власть, которую нам Бог дал над миром, уже проявлена с большой силой. Мы уже в изрядной степени царствуем. Мы летим по небу, опускаемся под воду, преодолеваем расстояния разговором, не сдвигаясь с места. По сути, это проявление великой власти, которая возникла в христианском мире. Христианский мир являет человечеству вот эту особенную власть над Вселенной. Когда соль станет несоленой и христианство ослабеет до края, то эта власть человека над миром станет злодейской. Она будет во вред человеку и всякой твари. Собственно, что мы и наблюдаем.
Царствование со Христом – оно уже начинается здесь, на земле, потому что Христос сказал: «Царство внутри вас». Я думаю, что и там тоже какие-то есть дела – это мы видим из Апокалипсиса, как старцы славословят Бога, как они поклоняются, и в житиях святых сказано: «Стоим на земле, мним стоять в Царстве Небесном», то есть здесь, на земле, мы присутствуем на молитве и в то же время предстоим перед Богом.
Познакомившись с четвертой и пятой главами, мы будто всмотрелись в весь Апокалипсис, в эту книгу не о бедах и катастрофах, но больше – о Царствии Небесном, пережить прикосновение к которому можно уже здесь, на земле, и острее всего в храме, на литургии. Храм и сам похож на постепенность Откровения: притвор, внутреннее пространство, некая стена, преграда, иконостас – и оттуда, из Святого святых, выносится к тебе самое дорогое.
И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков. И четыре животных говорили: аминь. И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков (Откр. 5:13–14).
«Аминь» – это печать. Царская печать после молитвы или после слова. И самое поразительное, что это «аминь» будет звучать и дальше, когда Господь начнет снимать печати со Своей книги и каждая снятая печать будет нести на землю катастрофы, войны и потрясения. За каждой из семи печатей окажется гибель и смерть. Но и на это Небо будет говорить Богу: «Аминь». Поэтому старцы кланяются до земли и говорят: «Точно, правильно, истинно все, что сделал Ты, Господи, то, что Ты делаешь. Аминь». И мы должны научиться этому слову и имени.