Глава 3 Се, стою у двери и стучу…
В зеркале семи церквей Апокалипсиса – наше отражение. Бог уже упрекнул Эфесскую церковь в том, что она «оставила первую любовь свою»… Предупредил церковь Смирны о предстоящей скорби, что надо остаться верным и еще потерпеть. Похвалил Пергам- скую церковь, что она живет и терпит посреди настоящей дьявольщины – там, где «престол сатаны». Но упрекнул, что она мало борется с ересью блудников-николаитов, которую Он, Господь, ненавидит. А скромной церкви городка Фиатиры отправлено самое длинное и обнадеживающее послание, потому что «последние дела ее больше первых». В третьей главе Апокалипсиса Господь продолжит Свое обращение к церквам близких к апостолу Иоанну городов.
Свои церкви Господь в Апокалипсисе называет светильниками, а Эфесской – в случае неисполнения ею призыва «покаяться», – посылает угрозу: «Сдвину светильник твой». Есть ли какое-то правило, почему и в каком случае Господь одни светильники зажигает, а другие гасит? Почему одни церкви, митрополии, епархии появляются – а иные умирают? Почему потухают огромные жертвенники церковной жизни?
Например, исчезла Карфагенская церковь. Там был Блаженный Августин, там был Тертуллиан, там был Киприан. А она исчезла. Просто оскудел елей. Светильник вроде бы гаснет сам собой, а на самом деле Бог позволяет ему погаснуть, зажигая от него другой светильник. Здесь есть вина человеческая, и потом уже – смирение Господа перед свершившимся фактом: да, ты погас. Так случилось с Византией – она оставила великий след в истории, успела зажечь Русь, но сама погасла.
Получается, что Бог, который есть Любовь, может сказать и человеку, и народу: «Ты мне не нужен»? Скорее всего, слова эти звучали бы иначе: скажем, «ты отработал свое». Или: «ты был взвешен и найден легким». Или: «ты не оправдал Моего доверия». А в Апокалипсисе ангел Сардийской церкви слышит от Господа такие слова:
И Ангелу Сардийской церкви напиши: так говорит Имеющий семь духов Божиих и семь звезд: знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты мертв (Откр. 3:1).
Эти слова касаются не только жителей Сардиса. Кто я? Каков я? Вроде бы неплохой человек – муж, отец, христианин. Инженер, учитель, офицер, священник. Неглупый, активный, опытный, что-то знающий. Вроде бы… Но моя совесть, слыша слово к Сардийской церкви, говорит мне, что у меня внутри хуже, чем снаружи. И внутренняя смерть, по необходимости, предшествует внешней.
Впрочем, тому, кто мертв по-настоящему, бесполезно говорить, что он мертв. Он этого не услышит. Если человеку говорят, что он мертв, в надежде, что он услышит, значит, он все-таки жив. Так и сегодня мертвые духом слышат голос Сына Божьего – и, услышав его, оживают. У Бориса Пастернака есть такие строки:
Ты значил все в моей судьбе.
Потом пришла война, разруха,
И долго-долго о Тебе
Ни слуху не было, ни духу.
Это сказано о Боге – Бога как бы не было для него.
И через много-много лет
Твой голос вновь меня встревожил.
Всю ночь читал я Твой Завет
И как от обморока ожил.
Воскрешение мертвых – это явление, которое мы еще не видели, с одной стороны, а с другой стороны, постоянно наблюдаем, когда Слово Божие входит в человека и пробуждает его дух к новой жизни.
Бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти; ибо Я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны пред Богом Моим (Откр. 3:2).
Сардийская церковь еще жива. Но она в очень опасном состоянии. Она еще слышит, как живая, но она так живет, как жить нельзя. Ей нужно бодрствовать, нужно внимать себе и делам своим – иначе будет все плохо. Иначе наступит окончательная смерть. И это сказано в те дни, когда огромный Сардис казался «живее всех живых». Древние Сарды были полностью уничтожены только в 1402 году, во время нашествия Тамерлана. В наши дни от города остались только руины вблизи турецкого райцентра Салихлы. А в свое время он был столицей могущественного Лидийского царства, занимавшего половину нынешней Турции. Здесь чеканились первые в истории золотые и серебряные монеты. Здесь правил легендарный царь Крёз, который прославился на весь античный мир своим богатством. О Сардисе упоминали Геродот и Эсхил. В пору расцвета христианства город был столицей епархии, а одним из сардских митрополитов был священномученик Евфимий, пострадавший в период иконоборчества. Сам город считался неприступным, лишь дважды за всю историю в него проникал враг и оба раза ночью.
Вспомни, что ты принял и слышал, и храни и покайся. Если же не будешь бодрствовать, то Я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час найду на тебя (Откр 3:3).
Здесь еще одна апокалиптическая странность: Бог сравнивает себя с вором. И это смущает – как смущает нас, скажем, притча Христа о неверном домоправителе в шестнадцатой главе Евангелия от Луки. Здесь берутся в пример искусность, тайность и внезапность. Потому что войско наступает – его издалека видно. А вор придет и уйдет так, что не почувствуешь. И Господь сравнивает себя с таким вот искусным ночным посетителем, которого не ждут. Поэтому Он же и говорит, как готовиться к Его приходу: нужно бодрствовать. Как говорит Павел Тимофею: «Поминай». То есть вспоминай Господа Иисуса Христа, воскресшего из мертвых, по благовестию моему. Литургия начинается в воспоминании Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. И литургия, и кладбищенский крест, и колокольный звон, и церковный календарь – все призвано к тому, чтобы мы помнили, не забывали. Чтобы город спал безопасно, нужно, чтобы стражи не спали. Чтобы хотя бы один внимательный страж не спал. И вот, этот один неспящий отвечает за весь город.
Почему Господь скрыл от нас дату конца света? Именно для того, чтобы мы бодрствовали и то время, в котором мы живем, переживали как в некотором смысле последнее. Исторический Апокалипсис – он придет, он наступит, но мне интереснее личный Апокалипсис. Поэтому в моем понимании умрешь – вот и конец света: и солнце пропало, и звезды спали с неба, и ангелы и демоны появились, начались мытарства, начался суд…
И всеобщий тяжкий сон – это общее состояние перед Судом, а бодрствование – это внутренняя память о Господе. Это жизнь. Это готовность на любое событие жизни отвечать молитвой. «Господи, слава Тебе! Господи, помоги! Господи, не оставь!». На литургии звучит возглас: «Вонмем!» – это словно команда: «Внимание!» Такую команду дают солдатам. И христианин – он воин, стоящий на страже. А воин дает еще и присягу, и часто ее нужно напоминать. Мы давали Богу обеты крещения. Очень хорошо прочитать их заново – узнать, а что же ты обещал Богу, когда крестился. Это напоминание о первой любви.
Если говорить о земной любви, то ее получали в дар все, за очень редкими исключениями. Но сохранили ее единицы. И подвиг как раз заключается в сохранении подаренного. Этому всему служит, кстати, чтение и пение Символа веры. Каждый раз, когда его поем, мы, по сути, напоминаем себе о первой любви.
Господь не только предупреждает Сардийскую церковь. Далее Он хвалит ее.
Впрочем у тебя в Сардисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих, и будут ходить со Мною в белых одеждах, ибо они достойны (Откр. 3:4).
Уже который раз мы видим, как Апокалипсис суммирует Библию и, по сути, свободно пользуется всем сокровищем библейских смыслов. Здесь перед нами подобие Откровения о Лоте и о Содоме. Не осквернившийся Лот хранил Содом. Лот вышел – Содом сгорел. Пророк Илия получает от Господа извещение о семи тысячах не осквернившихся перед Ваалом. А у пророка Исаии появляется такой термин: священный остаток. Это некое относительно малое число праведников, ниже которого опуститься миру нельзя. В Сардисе были такие люди, которые не осквернили одежду души – и душу сохранили, и тело не осквернили, уклонились от всех соблазнов, которым поддались прочие. И ради них, очевидно, этот город и хранится. Это одна из важнейших тем бытия мира. Мало кто думал над тем, что государство живет, пока в нем есть святые люди. А именно до тех пор мы и живем, пока в этом зверинце они еще сохраняются. А когда последний человек покидает зверинец (Лот выходит из Содома), Богу незачем хранить это скопище злодеев. Он зажигает их, как промасленную паклю.
Побеждающий облечется в белые одежды… (Откр. 3:5).
Белые одежды – люди с чистой душой. Сейчас, в земной жизни, у нас тело поверх души, и душу не видно. А потом, образно говоря, тело будет покрыто душою. То есть внутреннее содержание будет снаружи. Внутреннее должно быть белым!
Далее Господь говорит еще об одной примете праведника:
…и не изглажу имени его из книги жизни, и исповедаю имя его пред Отцем Моим и пред Ангелами Его. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам (Откр. 3:5–6).
Книга жизни упоминается в Апокалипсисе первый раз. В этой книге, если можно так выразиться, проектная документация Небесного Иерусалима. И из нее могут вычеркнуть – так же, как исключают из школы за неуспеваемость или удаляют из списков части за дезертирство. Вносятся в нее и имена «отличников». Только на земле отличник должен всеми силами стараться, чтобы его заметили, и потом держать эту марку первенства. А здесь, в Небесном Иерусалиме, логика обратная: он не должен искать первых мест. Он должен знать, что последние будут первыми; любить тишину больше, чем шум, одиночество больше, чем многолюдство; разговор с Богом – больше, чем беседы с людьми. У отличника в этом классе сокровенная жизнь.
Речь идет о чрезвычайно важном и в то же время невыразимом явлении: в конечном счете все христиане, а может быть, и все люди в конце концов предназначены – для чего? Бог творил человека для чего? Для жизни, а не для смерти. Для блаженства, а не для страданий. Многие, а возможно, и все, достигшие глубокой духовной жизни – они все уже при жизни получали откровение о том, что они уже в книге жизни. Они уже сподобились ощутить это Царство Божие, это соприкосновение с Богом. Это как будто ты записан уже в книге жизни.
В 80 километрах от Сардиса – турецкий Алашехир. Это бывшая Филадельфия – шестой город, к которой обращает Свое послание Господь.
И Ангелу Филадельфийской церкви напиши: так говорит Святой, Истинный, имеющий ключ Давидов, Который отворяет – и никто не затворит, затворяет – и никто не отворит (Откр. 3:7).
Ключ – это очень сложная вещь. Честертон в «Вечном человеке» обращает на это внимание. Ключ должен подходить к замку. Если он хорош, тверд, крепок, ладно выточен, но к замку не подходит – кому он нужен, этот ключ? А ключ Давидов – это ключ разумения, которым открываются двери во святилище. Христос, сын Давидов – это один из самых торжественных титулов Мессии. Значит, ключи Давидовы должны открывать самые сложные и важные двери, за которыми хранится сокровище.
Маленькая Филадельфия никогда не была большим центром – еще и из-за того, что город часто страдал от землетрясений. В отличие от других городов Апокалипсиса, Филадельфия была еще и очень молода – ей было немногим больше двухсот лет, когда писалось это послание. Может, поэтому Господь говорит о Филадельфии тихие, но такие вдохновляющие слова:
…знаю твои дела; вот, Я отворил перед тобою дверь, и никто не может затворить ее; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего (Откр. 3:8).
Христос, говорящий через Иоанна, видит и достоинства, и недостатки, некий баланс. И вот две церкви, Смирнская и Филадельфийская, здесь может быть то, что «немного силы» – это отсылка к социальному статусу верующих той Церкви. Может быть, с земной точки зрения они были людьми скромными, но у них была вера, огонь духовный горел, и может быть, в какой-то сложной ситуации они выбрали остаться со Христом.
Но при этом в Филадельфии, как и в соседнем Сардисе (где до сих пор можно увидеть одну из древнейших синагог вне Израиля), как и в Смирне – другом городе, куда обращается Господь, – живет немало иудеев. Проповедь христианства среди них всегда была особенно трудной. И здесь Господь скажет о своем народе беспощадные слова. Он назовет иудеев «сатанинским сборищем». Это страшные слова. В эпоху патристики многие отцы могли их повторить: столь очевидной была слава Христа, данная новым людям, бывшим язычникам. Когда вера Авраама, Исаака и Иакова вдруг распространилась среди всех племен; когда дикий скиф вдруг запел псалмы; когда жители самых разных далеких стран вдруг познали Бога живого и появились дары пророчества, исцеления, говорения на языках… И в это время иудеи, продолжавшие сопротивляться, противились очевидности. Они все равно продолжали уперто следовать обрядовой стороне своей веры, и многие, как бы утомляясь от желания их обратить, говорили: это какая-то сатанинская упертость. Но здесь же звучит потрясающее обещание Бога, исполнения которого мы не увидели еще до сих пор:
Вот, Я сделаю, что из сатанинского сборища, из тех, которые говорят о себе, что они Иудеи, но не суть таковы, а лгут, – вот, Я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами твоими, и познают, что Я возлюбил тебя (Откр. 3:9).
Откройте Книгу пророка Малахии, последнюю главу, последние два стиха. Там сказано, что в последние времена перед концом света Бог пошлет Илию, и он обратит сердца детей к отцам. Отцы – это Авраам, Исаак, Иаков, то есть еврейский народ вернется к вере Авраама, Исаака и Иакова. А это была вера в то, что в их семени благословятся все народы земли. И когда говорится о семени, говорится об одном – о Христе. И этот народ станет Божьим народом вновь. И у пророка Захарии сказано, что Бог восстановит эту скинию, поверженную скинию Давидову. Он вернет этот народ к себе.
Евреи – это единственный народ, который имеет твердое обетование не исчезнуть до самого конца мира. Все остальные народы могут исчезать, и ничего критично не изменится. Если исчезнут итальянцы конечно, извиняюсь перед итальянцами, пусть они живут долго и счастливо, – но если они вдруг исчезнут, глобально ничего не изменится. Придут другие люди на эту землю и будут продавать билеты в Колизей. Ну, и так далее, касательно всех остальных. Если исчезнем мы, это будет наша личная катастрофа, но ничего в мире может не измениться. Но евреи не исчезнут. Они точно останутся, и они должны в конце обратиться.
Они должны заплакать о распятом Иисусе как о единственном сыне. И, как пишет Захария и как говорит Иоанн Богослов возле креста, они увидят Его те, кто Его пронзил. Они же не изменились с тех пор совершенно. Если посмотреть на сегодняшнего грека, то это не тот человек, который жил во времена Пифагора или Платона. Жители Рима наших дней – это не те римляне, которые жил во времена, скажем, Домициана, или Калигулы, или Октавиана Августа. Но если спросить себя, а какими были евреи триста, семьсот, тысячу лет назад… то они те же. Когда у Бердяева спрашивали, почему нет чудес, он отвечал: как это нет? Посмотрите на евреев – они и есть это чудо. Многие исчезли, а они – нет. Вавилона нет, Ассирии нет, Карфагена нет, а они есть. Это чудо.
И нужно, чтобы библейские события исполнялись на них, чтобы они видели исполнение событий и сказали, что это правильно. Например, они антихриста увидят, и некоторые скажут: «О, наш машиах пришел», а другие скажут: «Нет, это не машиах!» А кто же машиах тогда? О… мы распяли машиаха! Это обманщик, он не настоящий. А где настоящий? Боже, скажут они, Боже, мы убили своего Господа и прожили богоубийцами две тысячи лет с лишним! Трудно вообразить что-то более грандиозное.
Далее Господь обещает Филадельфии покров и защиту.
И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтобы испытать живущих на земле (Откр. 3:10).
Господь умеет спасать. И человек, сегодня исполняющий заповеди, имеет надежду, что в тяжелое время Господь покроет его. Иначе никакой силы не хватит сопротивляться. Да, нам нужно исполнять заповеди сегодня – в надежде на будущий покров. Эти слова будто исполнились в судьбе Филадельфии. Маленький слабый город, но в котором, видимо, царила большая любовь (даже название Филадельфия – это в переводе с древнегреческого «братская любовь») – хранил себя и православие даже в кольце. И в XIV веке, когда турки стояли уже на всех окрестных землях, Филадельфия сохраняла статус независимого города: здесь продолжали чеканить свою монету. Долгие годы Филадельфия была последней византийской твердыней во внутренней Малой Азии, пока в 1390 году она все же не была взята войсками султана.
Се, гряду скоро; держи, что имеешь, дабы кто не восхитил венца твоего (Откр. 3:11).
Есть прекрасная мысль: в раю тебя спросят сначала, хорошо ли ты делал свою работу. Потому что, если ты был плохим плотником или, например, плохим водителем, машины ломал, людей калечил – как ты мог быть хорошим христианином? Держи, что имеешь это касается самых элементарных вещей. И веру нужно держать, безусловно. Держаться, как по Полярной звезде, по Кресту святому.
Побеждающего сделаю столпом в храме Бога Моего, и он уже не выйдет вон… (Откр. 3:12).
Царствие Небесное – это храм. И еще здесь, на земле, надо проверять: готов ли человек находиться в раю. Если ему литургия сладка и быстро пролетает, как ночь любви, как полчаса, вот уже и петухи запели, то, значит, он готов для Царства Небесного. Потому что в Царствии Небесном будет литургическое празднество. И ты должен полюбить литургию настолько, чтобы с удовольствием быть столпом в храме. Чтобы вообще не уходить никуда. Как Николай Чудотворец и другие святые, про которых говорят, что они раньше всех заходили в храм и позже всех выходили. И стоять на службе нужно как столп – с именем Бога на челе.
…и напишу на нем имя Бога Моего и имя града Бога Моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от Бога Моего, и имя Мое новое. Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам (Откр. 3:12–13).
То, что в вечности у нас будут новые имена, Господь открывал уже и Пергамской церкви, но в случае с Филадельфийской некоторые видят в этом обещании – дать новое имя – намек на историю самой Филадельфии: после разрушительного землетрясения в 17 году I века воссозданный город назвали Неокесарией.
Христиане пребывают гражданами Неба. Посреди испытаний, скорбей, искушений они связаны с Богом, и это через разные образы показывается. Или это колонна в храме, или новое имя Божие, которое на ней запечатлено, или имена, написанные в книге жизни – представьте себе, что на Небесах есть книга и Господь записывает каждое имя верующего человека. И Иисус Христос говорит: вы грешите, и может быть изглажено ваше имя, если вы не покаетесь, но Я не изглажу ваше имя.
И совсем уже буквальными образами, понятиями и даже предметами из окружающей действительности города Лаодикии Господь обращается к Лаодикийской церкви.
И Ангелу Лаодикийской церкви напиши: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих (Откр. 3:14–16).
Это о современной толерантности. Иными словами, о безразличии. Холодными можно было бы назвать, к примеру, коммунистов. И коммунист мог обратиться к Богу и полностью поменяться. «Горячий», истинно верующий, страдал бы и терпел до конца. А толерантный – это никто, просто никто. Кстати, там, где в русском переводе стоит «извергну», в старославянском гораздо более яркое и точное: изблюю.
Достоевский писал, что атеизм проповедует ноль. Он не за минус и не за плюс – это ноль, всепоглощающий ноль. Безвкусно, как яичный белок без соли.
Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»… (Откр. 3:17).
Лаодикия была богатейшим городом провинции Фригия. Город лежал на перекрестке двух важнейших дорог римского мира – из Эфеса к Эгейскому морю и из Пергама к Средиземному морю. Лаодикия процветала, здесь шла бойкая торговля и росло производство. А после страшного землетрясения горожане восстановили разрушенный город за свои деньги. Лаодикия славилась банками (Цицерон рекомендовал именно здесь совершать обмен денег), шерстяной одеждой, школами для подготовки врачей и уровнем медицины. Здесь делали много лекарств и лечебных мазей. Самой известной из этих мазей была глазная. Именно на эти три главных столпа процветания города – финансы, одежда и глазная мазь – указывает Апокалипсис:
…а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть (Откр. 3:17–18).
Человек как бы может находиться в совершенном неведении о себе самом. Может не иметь о себе адекватного знания. Он себя не видит прокаженным, нагим, слепым. И Господь говорит: купи у Меня мазь глазную, чтобы видеть. И купи у Меня одежду, чтобы прикрыть срамоту, и купи у Меня золото, огнем очищенное. Эта мазь глазная – это слезы. В Лаодикии делали настоящие глазные мази, а нужно было поплакать, чтобы прозреть. И нужно было взять Христово смирение и одеться в Христову праведность. Потому что иначе ты никто. Это такое хорошее зеркало, в которое стоит взглянуть всем церквам.
Лаодикия – это церковь периода апостасии. Проблемы христиан периода апостасии – это проблема расцерковления, когда в мире будут сниматься все табу, все запреты, грех будет объявляться нормой. Сейчас это начинается на Западе. Людей подвергают тюремным заключениям, когда они выступают против преподавания детям сексуального просвещения… Или если пастырь выскажется против гомосексуальных отношений, к чему это приводит? На него подают в суд и храм обкладывают штрафом, а священника могут посадить.
Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю (Откр. 3:19).
С точки зрения будущего, конечно, мы благословим все наши болезни и неудачи. Но «здесь и сейчас» нам хочется, чтобы все было по-нашему. Мы находимся в гордом самообольщении. А у гордого с Богом война, потому что гордый не хочет принять волю Божию и слова «да будет воля Твоя» – это распятие гордого сердца. Поэтому Бог и противится гордым, что гордый сам развязывает войну с Богом. И лучше бы нам обернуться назад и благословить весь путь прошедший и Бога, который хранил нас. Если Он что-то нам дает, чтобы мы стали лучше, то это не наказание – это лечение наше, а Бог – врач, но не палач. Какое же лечение Он предлагает церкви Лаодикии – единственной из семи церквей Апокалипсиса, о которой не сказано Богом ни одного хорошего слова?
Итак будь ревностен и покайся (Откр. 3:19).
Вняла ли Лаодикия этому совету Христа? Если судить по участи, которая ее постигла, то вряд ли. Богатейший город беднел и угасал постепенно, а когда Лаодикию в XIII веке заняли турки, остатки греков- христиан ждало жалкое существование: кто не стал рабом у турок, того унижали и душили налогами, обирая до нитки. А нынешняя Лаодикия – это лишь руины невдалеке от турецкого туристического города Денизли.
Уильям Холман Хант. Светоч мира. 1854. Оксфорд, Кейбл-колледж
А дальше звучит, наверное, самая цитируемая фраза Апокалипсиса:
Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною (Откр. 3:20).
Вот, все плохо, плохи дела в этой Церкви, а он стоит у двери и стучит. Но как посреди шума, посреди этого мира услышать этот тихий стук? Шума-то много. Мы привыкли и даже как-то боимся остаться без шума, в полной тишине. Если будет получасовое молчание, мы испугаемся. И мы не слышим Господний стук в дверь. Или так крепко спим, что нас из пушки не разбудишь, или шоу громкое смотрим, или погружены в еще что-либо малозначащее.
«А где Ты был? – спрошу я когда-то. – Я стучал. ответит Он. – А я не слышал. – Сам виноват».
И еще: у Бога есть все ключи от всех дверей, но Ему важно, чтобы мы сами открыли двери. На известной картине Уильяма Ханта изображен Христос, стучащий в дверь, у которой нет ручки. И художнику указывали: «Вы неправильно нарисовали. На дверях нет ручки», а он отвечал: «Я правильно нарисовал. У этих дверей ручка внутри, одна». То есть у дверей сердца ручка внутри.
Вечеря со Христом – это есть сегодня божественная литургия, потому что Господь призывает всех нас на Тайную Вечерю. Это таинство Евхаристии, это святая литургия, в которой участвуют верные.
Митрополит Павел (Лебедь), наместник Киево-Печерской лавры
Но именно Лаодикийской церкви – самой порочной и неживой из всех, Господь открывает самую невероятную награду для Побеждающего – то есть праведника:
Побеждающему дам сесть со Мною на престоле Моем, как и Я победил и сел с Отцем Моим на престоле Его (Откр. 3:21).
Кончается послание Лаодикийской церкви и этой главы фразой, которой Господь завершал каждое послание всем семи церквям:
Имеющий ухо да слышит, что Дух говорит церквам (Откр 3:22).
Семь церквей Апокалипсиса: Эфес, Смирна, Пергам, Фиатира, Сардис, Филадельфия и Лаодикия – это не единственные города, где в ту пору, к концу I века, уже жили христианские общины. Почему именно в эти города – а не в соседние Колоссы, например, или Троаду и Милет, упомянутые в Деяниях апостолов, – пишет Иоанн Богослов?
Конечно, послания не адресуются исключительно той или иной общине, они универсальны, и можно сказать, что через семь посланий Иисус обращается к полноте Церкви, и каждый человек может так или иначе себя узнать – свою Церковь или свою духовную жизнь – в одном из этих посланий.
Итак, будто описав нас всех, тогдашних и нынешних, Господь уже со следующей главы начнет открывать нам Свой замысел о мире и через что Его миру надлежит пройти.
А самый общий призыв ко всем церквям Апокалипсиса – это три слова: покайся, будь верным, не бойся. Это может стать программой христианской жизни. Можно добавить еще и напоминание: «Знаю твои дела». И начать с этого. Бог знает мои дела. А потом Он говорит: покайся. А потом уже: будь верен Мне. А потом говорит: не бойся, Я сберегу тебя. Прекрасная четырехчастная доктрина, как четырехчастное Древо Креста.