Тихим ясным вечером, на закате, в том месте, где просека, известная под названием Березовой Дорожки, подходит к большой дороге, стояли возле изгороди Джейн Эндрюс, Гилберт Блайт и Аня Ширли. Аня провожала Джейн, заходившую к ней в гости, а у изгороди они встретили Гилберта и теперь беседовали о судьбоносном завтрашнем дне, когда в школах начинались занятия. Джейн предстояло отправиться в Ньюбридж, а Гилберту – в Уайт Сендс.
– Вам обоим будет легче, чем мне, – вздохнула Аня. – Ваши ученики вас не знают, а мне придется иметь дело с теми, кто прежде ходил в школу вместе со мной. Миссис Линд опасается, что они не станут относиться ко мне с должным уважением, если только я не буду очень суровой с самого начала. Но я не верю, что учитель должен быть суровым.
– Все мы отлично справимся, – постаралась успокоить ее Джейн, которую не тревожили никакие мысли о «благотворном влиянии». Она была намерена честно зарабатывать свое жалованье и в конце года получить похвальный отзыв школьного инспектора. – Главное – поддерживать дисциплину, а этого не добиться без некоторой суровости. Если мои ученики не будут меня слушаться, я буду их бить.
– Я постараюсь завоевать любовь моих учеников, и тогда они будут охотно меня слушаться, – решительно сказала Аня. – А ты, Гилберт, что скажешь?
– Конечно, – сказал Гилберт, разрываясь между собственными убеждениями и желанием соответствовать Аниному идеалу, – телесные наказания должны быть последним средством. Но бывают дети, на которых нельзя воздействовать иначе как розгой.
Гилберт, попытавшись угодить обеим сторонам, не сумел – как это обычно бывает – удовлетворить ни одну из них.
– Время покажет, чей метод лучше, – заметила Джейн философски, когда они расставались.
В Зеленые Мезонины Аня возвращалась по тенистой, пахнущей папоротниками Березовой Дорожке, через Долину Фиалок, мимо Плача Ив, а потом по Тропинке Влюбленных… по тем местам, которым еще в детстве они с Дианой дали эти названия. Она шла медленно, наслаждаясь очарованием лесов, полей и звездных сумерек. Войдя во двор Зеленых Мезонинов, она услышала из открытого окна кухни голос миссис Линд, рассуждавшей о чем-то самым решительным тоном.
«Миссис Линд пришла, чтобы помочь мне добрыми советами насчет завтрашнего дня, – подумала Аня, поморщившись, – но ее советы совсем как перец: хороши в малых дозах и обжигают в тех, которые она предлагает. Сбегаю-ка я лучше поболтать с мистером Харрисоном».
Уже не первый раз со времени памятной истории с джерсейской коровой Аня бежала «поболтать» с мистером Харрисоном. Они стали добрыми друзьями, но Джинджер всегда приветствовал ее язвительным: «Рыжая свиристелка!» Мистер Харрисон пытался отучить его от этой привычки тем, что возбужденно вскакивал, когда видел приближающуюся Аню, и с жаром восклицал: «Разрази меня гром! Вот опять идет эта милая девочка!» – или что-нибудь столь же лестное. Но Джинджер видел все его хитрости насквозь, так что Аня никогда не узнала, сколько похвал расточал ей мистер Харрисон в ее отсутствие.
– Ты, должно быть, из леса? Запасла розог на завтра? – приветствовал он Аню, когда она поднялась на крыльцо.
– Конечно нет! – сказала Аня раздраженно. Она была отличной мишенью для поддразниваний, потому что всегда и все принимала всерьез. – В моей школе никогда не будет розги. И указку я буду использовать только по прямому назначению.
– Ничего не выйдет, – заявил мистер Харрисон. – Помяни мое слово: ты никогда не справишься с этой мелюзгой, если не будешь держать розгу наготове.
– Я собираюсь действовать любовью! – заявила Аня, которая всегда упорно держалась своих теорий.
– Очень уж ты упряма, как я погляжу, – так выразил это мистер Харрисон. – Ладно, посмотрим. Когда-нибудь тебя разозлят – а люди с такими волосами, как у тебя, легко впадают в ярость, – и ты забудешь все свои прекраснодушные убеждения и задашь кое-кому изрядную трепку…